сеансы связи, командиру необходимо быть в курсе.
Двадцать пять часов до пролета.
И мне кажется, что «Ника» пролетит мимо Энигмы, ничего не обнаружив, кроме того, что было известно и до старта. Единственным результатом нашей экспедиции будет уточнение орбиты черной дыры – если раньше положение вычисляли с ошибкой в пятьсот километров, то теперь будут знать с точностью до двух-трех метров. Маленький шаг для человека, огромный – для науки.
И кому это надо, на самом-то деле?
Хочется спать. Рановато, я бодрствовал всего три часа. Но кто-то рвется в сознание, кому-то очень нужно. Алексу? Скорее всего. Не терпится проверить свои предположения, я его понимаю. А может, Джек? Амартия?
Глаза слипаются, и, еще не уйдя, я уже вижу сон. Или воспоминание? Мы с Эйлис в Йеллоустонском парке. Никогда мы там вдвоем не были, но я узнаю: вот вулкан, а вот гейзеры, которые можно увидеть на рекламых постерах. Я обнимаю Эйлис за плечи, а она приподнимается на цыпочки и шепчет мне в ухо: «Чарли, я должна тебе сказать: я люблю…» Окончания фразу я не слышу: вулкан взрывается, гейзеры захлебываются ревом, по небу пролетает ослепительно яркий болид.
«Кого она любит?»
***
Я не один. Просыпаюсь и отчетливо чувствую. Понимаю, что это – остаток сна, неожиданность пробуждения. Не часто, но со мной такое бывало: просыпаешься в своей постели, рядом любимая женщина, но я ее не знаю, и окна, сквозь которые ярко светит поднявшееся над соседними домами солнце, – я впервые их вижу. Поразительно. Где я? И сразу узнаю: как это хорошо, Эйлис спит, значит, и я могу поваляться, солнце слепит, значит, вечером я забыл задернуть шторы, пусть слепит, вставать неохота…
Как сейчас. В первое мгновение не узнаю ни экрана с бегущими строками, ни звезд в иллюминаторе… Где я? То есть – мы? Отчетливо ощущаю, что нас здесь двое, и понимаю, что такого быть не может.
«Да ладно, – говорю себе, – ты не можешь меня не узнать, я тебя уже семь минут дожидаюсь».
«Семь минут назад я спал, – говорю себе. – Кто-то здесь был, конечно. Не я».
Панягин – вижу на экране. Говорил с ЦУПом, стандартная передача данных и обмен новостями. Поел. Дальше. Проверка наблюдательного материала. В этом я не очень разбираюсь, хотя основное, конечно, понятно и мне. Все как обычно. В смысле: ничего. Излучение Хокинга: ноль. Излучение диска: ноль. Микролинзирование: ноль. То есть не актуальный ноль, конечно. Измерены верхние пределы. Если Энигма излучает и влияет на движение пролетающих мимо фотонов, то все это так мало, что пока приборами не фиксируется. Подлетим ближе…
«Ничего не изменится, – говорю себе. – Эти верхние пределы ниже расчетных значений для черной дыры массы Энигмы. Если бы там что-то было, приборы уже сейчас должны были фиксировать. Хотя бы на уровне двух сигма».
«Через несколько часов, – говорю себе. – После коррекции орбиты…»
«Коррекцию провели семь часов назад, – напоминаю себе. – Хьюстон пересчитал орбитальные параметры – наши и Энигмы, – Амартия согласился, что коррекцию нужно сместить во времени, все прошло штатно, можешь проверить».
«Сейчас», – говорю себе и просматриваю журнал: верно, коррекция была в семнадцать двадцать три мирового времени, три коротких импульса по две секунды, расход горючего… так… углы… закручивание… Нормально. И должно было быть нормально – Амартия свое дело знает. Значит, мы уже семь часов летим по орбите, которая должна пройти на расстоянии трех километров от Энигмы. Штатно. Я рад. Надо будет написать Амартии, что он молодец.
«Теперь ты понимаешь, – говорю себе, – что приборы или врут, или свойства черных дыр принципиально отличаются от всего, что нам о них было известно? Или…»
«Что или? – говорю себе. – Или мы вляпались?»
«Понял, наконец, – говорю себе. – И хватит делать вид, будто разговариваешь сам с собой».
Так.
«Так, – говорю себе. – Господи, это…»
«Это я, Господи, – говорю себе, и голос звучит насмешливо, как я умею. – И если сократить слово “Господи” в обеих частях уравнения, то останется… Врубился?»
«Алекс?»
«Уфф», – с облегчением произносит голос Панягина в моем сознании. Я отделяю голос, звучащий от голоса мысленного и вхожу, наконец, в реальность. Реальность, где нас двое, хотя я здесь один. Ну, началось.
«Как тебе удалось остаться в сознании, когда я проснулся?» – говорю на этот раз не себе, а Алексу, и сейчас, когда наконец действительно врубился, ощущаю краем сознания не свои воспоминания, очень размыто, не очень понятно: я (Алекс?) сижу на заднем сиденье машины, мимо проносятся (не скажу, что очень быстро) деревья, деревья, поле, кажется, подсолнухи, опять деревья…
«Ты все время об этом вспоминаешь?»
«Стараюсь не вспоминать. Но пробивается все равно… Постарайся не обращать внимания. Я давно не обращаю».
«Обращаешь. Иначе я не почувствовал бы».
«Да, – соглашается Алекс. – Но давай не отвлекаться. Постарайся не разглядывать мои мысли, я же не разглядываю твои».
Может, и так. Откуда мне знать, какие мои ощущения и мысли доступны сейчас моей второй субличности? А что будет, когда проснутся остальные трое?
«Теряем время», – говорю се… говорит Алекс.
«Да, – соглашаюсь я. – Ты не ответил: как тебе удалось остаться, когда я проснулся?»
«Нужно посоветоваться. Ты видел показания. И массив данных чувствуешь лучше меня. Есть вероятность сбоев, ошибок?»
«Нет, – говорю я уверенно и знаю, что говорю. – Вся аппаратура работает штатно».
«Энигма уже должна быть видна. Хокинг, диск, линза. На уровне двух сигма минимум. Ничего нет».
«То есть масса Энигмы значительно меньше расчетной?»
Сразу понимаю, какую сморозил глупость. Единственное, что давно и точно известно об Энигме – это ее масса. Ни при каких обстоятельствах она не может оказаться меньше – ведь мы летим по расчетной орбите и только что провели расчетную коррекцию. С каждым новым измерением – в частности, во время коррекции орбиты – масса Энигмы, единственный надежно известный параметр, становится известна все с большей точностью.
«Понял?» – говорю я… то есть Алекс, и мне кажется, что я слышу в его голосе тревогу, которая на самом деле может быть моей.
«Чушь! – говорю я. Мне кажется, даже кричу, но понимаю, что Алекс воспринимает мою мысль как крик. – Показания аппаратуры…»
«Невозможно, – перебивает мою мысль Алекс. – По трем важнейшим параметрам? Три основных прибора одновременно? Я провел тестирование. Хьюстон подтвердил, что аппаратура работает штатно. Передо мной просыпался Джек, никаких
