Но Джилл пришла в восторг от духов и расцеловала его. Отвечая на поцелуй, Майк грокнул, что ей хотелось именно такого подарка — и теперь они стали ближе.
Вечером она надушилась, Майк принюхался и обнаружил, что каким-то непонятным образом аромат помог Джилл пахнуть еще восхитительней, чем прежде. Еще чуднее: Доркас поцеловала его, шепнув:
— Майк, пеньюар просто прелесть, но, может, ты и мне как-нибудь подаришь духи?
Майк не грокнул, для чего Доркас духи. Доркас не пахла так, как Джилл, те же духи ей не подойдут… да ему и не хотелось, чтобы Доркас имела тот же запах, что Джилл. Ему хотелось, чтобы Доркас пахла собой.
— Перестаньте облизывать парня, дайте ему поесть! — вмешался Джубал. — Доркас, ты и так благоухаешь, как марсельский бордель, нечего вытягивать из Майка эту вонь!.. Кошка!
— Босс, не суйте нос не в свои дела.
Майка все это сбило с толку. Почему Джилл пахнет еще лучше с «духами»? Почему Доркас хочет пахнуть, как Джилл, — у нее уже есть собственный запах? Почему Джубал назвал ее «кошкой»? В окрестностях обитал кот — не домашнее животное, а совладелец территории. Иногда он появлялся дома и снисходил до принятия пищи. Кот с Майком грокали друг друга. Плотоядные мысли кота казались Майку приятными — и вполне марсианскими. Еще он обнаружил, что имя кота (Фридрих Вильгельм Ницше) не является подлинным именем кота, но никому об этом не говорил, потому что не мог произнести подлинное имя, но слышал его в голове.
И запах этого кота вовсе не походил на запах Доркас.
Подарки — благо, и к тому же Майк начал понимать истинную ценность денег. Но не забывал он и о вещах другого рода, которые стремился грокнуть. Джубал дважды отделывался от сенатора Буна, Майку не сообщали, и он ничего не заметил. Его понимание времени позволяло считать «следующее воскресенье» любым воскресеньем в неопределенном будущем. Но очередное приглашение было адресовано лично Майку — на Буна давил Верховный Дигби, к тому же Бун догадался, что Хэршо тянет время.
Майк отнес письмо Джубалу.
— Ну что? — проворчал Джубал. — Ты хочешь туда пойти? Это вовсе не обязательно, можем послать их к черту.
В следующее воскресное утро к дому прибыло такси с человеком за рулем (Хэршо не доверял роботошоферам). Майк, Джилл, Джубал направились к храму «Церкви Нового Откровения», где хранились мощи архангела Фостера.
По дороге Джубал пытался предостеречь Майка, а Майк не понимал, в чем дело. Он слушал, но пейзаж за окном требовал его внимания. Он пошел на компромисс, отложив все сказанное Джубалом про запас.
— Послушай, сынок, — настаивал Джубал, — эти фостериты рвутся к твоим деньгам. Кроме того, если Человек с Марса присоединится к Церкви, их престиж резко подскочит. Тебя будут обрабатывать, но ты должен держаться твердо.
— Не понял?
— Проклятие, да ты не слушаешь.
— Извини, Джубал.
— Ну… попробуем так. Религия — утешение для многих; можно даже представить себе, что где-то когда-то найдется религия, которая и станет Конечной Истиной. Но религиозность — зачастую лишь форма самомнения. Меня воспитывали в вере, утверждающей, что мы лучше других людей. Я буду «спасен», а они «осуждены», мы живем «милостью Божией», а остальные «язычники». «Язычники»» — это вроде нашего брата Махмуда. Невежественные типы, немытые и сеявшие пшеницу в полнолуние — мои воспитатели — утверждали, что знают конечную цель Вселенной. Это позволяло им смотреть на тех, кто не принадлежал к их вере, сверху вниз. Наши гимны перенасыщены высокомерием и самовосхвалением: ах, как мы ловко устроились под Всемогущим, какого он высокого мнения о нас, как все прочие сгинут в аду, когда придет Судный День. Мы промышляли «единственной подлинной Лидией Пинкхем»…
— Джубал! — запротестовала Джилл. — Этого ему не грокнуть.
— Что? Извини. Из меня пытались сделать проповедника, временами это заметно.
— Если бы временами… — вздохнула Джилл.
— Не ворчи, красотка. Я стал бы неплохим проповедником, если бы не пристрастился к смертному греху — чтению. Чуть-чуть больше уверенности в себе, побольше невежественности — и я прослыл бы знаменитым странствующим обличителем. Черт, тогда бы и местечко, куда мы направляемся, называлось «Храм Архангела Джубала».
— Джубал, не надо! — содрогнулась Джилл. — Мы же плотно завтракали!
— Нет, я серьезно. Уверенный в себе человек всегда знает, когда он лжет, и это ограничивает его возможности. Но удачливый шаман верит в то, что говорит, а вера заразительна, и потому его влиянию нет предела. Но мне не хватало уверенности в собственной непогрешимости. Я никогда не стал бы полноценным пророком… разве что критиканом — чем-то вроде пророка четвертого сорта с половыми претензиями… — Джубал нахмурился. — Именно это и беспокоит меня в фостеритах, Джилл. Боюсь, они искренни. А Майк на это падок.
— Как, вы думаете, что они попытаются сделать?
— Обратить его в свою веру. А потом заграбастать его состояние.
— А разве вы не устроили все так, чтобы никто не мог его обмануть?
— Нет — только так, чтобы никто не мог сцапать его денежки против его воли. В обычном случае он не может отдать свое состояние сам — правительство тут же вмешается. Но если передать все политически мощной церкви — тут дело другое.
— Не понимаю, почему?
Джубал скривился:
— Милая, религия — это нуль в юридическом смысле. Церкви позволено делать то же самое, что и любой организации, но безо всяких ограничений. Налогов не платят, деклараций не публикуют, защищены от обысков, инспекций и контроля. Кроме того, церковь — это любая организация, называющая себя церковью. Делались попытки провести различие между «подлинными религиями», имеющими право неприкосновенности, и «культами». Их невозможно провести, разве что провозгласить государственную религию… но в таком случае лекарство вреднее самой болезни. Как по остаткам Конституции Соединенных Штатов, так и по Договору Федерации, все церкви в равной степени неприкосновенны — особенно когда к ним принадлежит множество избирателей… Если Майка обратят в фостеризм… да если он оставит завещание в пользу их церкви… тогда фраза «отправиться на небо с восходом солнца» станет абсолютно тавтологичной, столь же легальной, как и «пойти в церковь в воскресенье».
— О Господи! А я-то думала, он теперь в полной безопасности.
— По эту сторону могилы безопасности нет.
— Что же вы собираетесь делать, Джубал?
— Ничего. Буду маяться.
Майк отложил их разговор в памяти, даже не пытаясь грокнуть. Тему он признал невероятно простой, если обсуждать ее по-марсиански, но потрясающе скользкой, если говорить по-английски. С тех пор, как он потерпел фиаско в попытке достичь взаимного гроканья даже со своим братом Махмудом, из-за несовершенного перевода всеобъемлющей марсианской концепции словами «Ты есть Бог», он ждал. Ожидание принесет плоды в свое время; его брат Джилл учит язык, он объяснит все ей. Они грокнут понятие вместе.
