Как всегда, попытка всерьез поразмыслить о своей эмоциональной жизни – вернее, об ее отсутствии – вызвала раздражение и усталость. Гаррод открыл портфель, чтобы подготовиться к утренней встрече, и замер в нерешительности, увидев на папках яркие красные пометки:
«СЕКРЕТНО! ОТКРЫВАТЬ ТОЛЬКО В РАЗРЕШЕННЫХ УСЛОВИЯХ – ПРИ НУЛЕВОЙ ОСВЕЩЕННОСТИ ИЛИ ОСВИДЕТЕЛЬСТВОВАННОЙ НАКИДКЕ БЕЗОПАСНОСТИ ТИПА 183».
Гаррод заколебался. Его накидка, аккуратно сложенная, покоилась в надлежащем отделении портфеля, но сама мысль о необходимости закреплять на голове поддерживающий каркас с крохотной ампочкой была ему неприятна. Он оглядел салон самолета. Прикидывая. Можно ли работать открыто, и тут же спохватился – разве найти крошку-соглядатая? Медленное стекло – теперь официально именуемое «ретардит» – полностью вытеснило камеры из всех видов шпионской деятельности. Агенту внедряли в кожу микростерженек, а потом выдавленная словно угорь стеклянная пылинка показывала под увеличением все, что «видела». Кто угодно даже личный пилот Гаррода, мог воткнуть в обивку салона иголку медленного стекла, и обнаружить ее было невозможно. Гаррод закрыл портфель и решил отдохнуть.
– Я немного вздремну, Лу, – сказал он в селектор. – Разбудите меня минут за пятнадцать до посадки, хорошо?
– Да, мистер Гаррод.
Гаррод опустил спинку сиденья и закрыл глаза, вовсе не надеясь заснуть, но очнулся, лишь когда голос пилота объявил о прибытии. Он прошел в туалет и освежился, глядя в зеркало на худое и угрюмое лицо. Привычка мыть лицо и руки перед встречей с людьми родилась в детстве, воспитанная весьма своеобразными, мягко говоря, тетушкой и дядей.
Болезненная мелочная скупость дяди Люка, безусловно, оставила свой след на Гарроде, но в целом он находился под влиянием тетушки Мардж. Пожилая школьная учительница испытывала патологический страх перед грязью и микробами. Если она роняла карандаш, то больше уже до него не дотрагивалась – кто-нибудь из учеников должен был сломать его пополам и выбросить в корзину. А еще она никогда не касалась голыми руками дверных ручек. Если дверь не открывалась локтем, тетушка Мардж ждала, пока ее кто-нибудь откроет. От нее Гаррод приобрел некоторую привередливость и даже в зрелом возрасте мыл руки перед совершением туалета, чтобы избежать инфекции.
Вскоре маленький самолет бежал по посадочной полосе вашингтонского аэропорта. Почувствовав свежий ночной воздух, Гаррод внезапно испытал необычное желание пройтись пешком, но у трапа его ждала машина, предусмотрительно заказанная сотрудниками его секретариата, и через тридцать минут он уже расположился в гостиничном номере. Ранее он намеревался лечь пораньше, но теперь, в другом часовом поясе, после отдыха в самолете даже мысль о сне казалась нелепой.
Раздраженный своей неспособностью расслабиться, Гаррод открыл портфель и достал накидку безопасности. Сидя под черным балахоном, при свете прикрепленной ко лбу лампочки он стал просматривать досье. Работать в такой тесноте с документами было чертовски неудобно. Ему пришлось иметь дело, в частности, с протоколом предыдущего совещания, записанным «скоростным Брай-лем», который он не удосужился перевести в обычный текст. Речь шла о поставках ретардитовых дисков с разным замедлением для обширной системы стратегических спутников-наблюдателей. Кипели споры технического характера об увеличении длительности задержки и о создании композита из набора дисков, который можно вернуть на Землю для расщепления в желаемой точке.
Гаррод примерно с час водил пальцем по выпуклым значкам, мечтая, чтобы утреннее совещание состоялось в одном из новых пентагоновских «освидетельствованных помещений». Последние два совещания проходили в старых комнатах «нулевой освещенности» – незримые голоса, шуршание бумаг и деловитый перестук брай-левских стенографических машинок. Гаррода охватывал ужас при мысли, что кто-нибудь изобретет столь же вездесущее и эффективное регистрирующее устройство для звука, как ретардит – для света. Тогда конфиденциальные встречи придется проводить не только в кромешной тьме, но и в полнейшем молчании.
Он уже хотел отложить бумаги, когда зазвонил стенной видеофон. Радуясь возможности освободиться от накидки, Гаррод закрыл портфель, подошел к экрану и нажал кнопку ответа. Перед ним возникло изображение черноволосой девушки с бледным овальным лицом и серыми глазами; губы блестели серебристой помадой. Такое лицо Гаррод мог видеть во сне – однажды, давным-давно. Он молча смотрел на нее, пытаясь разобраться в своих ощущениях, но понимал лишь одно: только смотреть на нее – уже честь. Неожиданно ему пришло в голову, что мужчина может считать женщину красивой долгие годы, даже целую жизнь, потому что никогда не встречал свой собственный идеал и оттого довольствовался чужими стандартами. Но стоит ему встретить единственную, и все изменится, никакую другую женщину не сможет он считать совершенной. Девушка, возникшая перед ним, с крупным чувственным ртом героини комикса, с ничтожной примесью восточной утонченности и, быть может, жестокости...
– Мистер Гаррод? – Голос был приятным но непримечательным. – Простите, что беспокою в такой поздний час.
– Вы меня не беспокоите, – ответил Гаррод. «По крайней мере, – подумал он, – не в этом смысле».
– Меня зовут Джейн Уэйсон. Я работаю в министерстве обороны.
– Никогда прежде вас там не видел.
Она улыбнулась, показывая очень аккуратные, очень белые зубы.
– Я работаю в секретариате, в тени.
– Вот как? Что же вывело вас на свет?
Я связалась с вашим управлением в Портстоне, и мне дали этот номер. Полковник Маннхейм просит его извинить, он, к сожалению, не сможет встретиться с вами завтра утром.
– Печально. – Гаррод попытался изобразить огорчение. – Вы не откажитесь поужинать со мной сегодня вечером?
Ее глаза чуть расширились, но вопрос остался без ответа.
– Полковник вынужден был вылететь в Нью-Йорк, но к утру он вернется. В 15.00 вас устраивает?
– В общем-то устраивает, но тогда полдня в Вашингтоне я буду предоставлен самому себе. Может, позавтракаем вместе?
Щеки Джейн Уэйсон слегка порозовели.
– Итак, ровно в три.
– Не поздновато ли? В это время у меня встреча с полковником.
– Именно об этом я и говорю, – твердо сказала Джейн Уэйсон. Экран потемнел.
– Поздравляю, ты все угробил, – вслух произнес Гаррод, не в силах прийти в себя и удивляясь своему поведению. Даже в юности он отдавал себе отчет, что не принадлежит к тем счастливчикам, кто способен мгновенно вскружить девушке голову. И все же сейчас словно лишился здравого смысла. Почему-то он был уверен, что встретит с ее стороны такой же отклик. Теперь – приходилось признаваться – наступило горькое разочарование. Разочарование – потому что какая-то девушка с серебристыми губами не влюбилась в него с первого взгляда. По общему каналу видеофона... Недоуменно качая головой, Гаррод прошел в ванную, чтобы принять перед ужином душ. Раздеваясь, он обратил внимание на табличку возле крана:
