Должен быть исправной деталью, которая выполняет своё предназначение. Гален Сулейман не похож на исправную деталь. Но экономика Города работает – пусть даже Гален и говорит, что это просто симуляция, игра, подделка, точно такая же, как Небо на огромных экранах лайтбоксов.
Значит, Гален выполняет своё предназначение? Машины Любви и Благодати им довольны? Невероятно. Мотивы и замыслы Машин непознаваемы и нам неведомы, но не настолько же.
Опять я сомневаюсь в Их решении.
Нужно вытравить дурные мысли из тела через пот, забить мозг благостными эндорфинами. К счастью, сегодня я иду на Добровольные Работы.
Ноги привычно понесли меня по улицам Города. Плевать на монорельс, не так уж он мне и был нужен. Нужно поддерживать тело в готовности для того, чтобы послужить Машинам, когда придёт время. Когда придёт время… Выходить наружу, к Небу и Солнцу…
Не сбавляя шага, я постучал кулаком по голове. Греховный соблазн еретических мыслей становится сильнее меня. Нужно пойти к исповеднику. Завтра же.
К счастью, Добровольные Работы в этот раз проводились недалеко – в соседнем секторе, у большого склада, чем-то напоминающего стол Галена: такой же длинный и скучный блок чистого бетона, только в тысячи раз больше.
Я подошёл к уже собравшейся толпе, стараясь не замечать двух кланков, скучающих неподалёку. Конечно же, я ни в чём не виноват, но Департамент Заботы и Защиты умеет внушать чувство вины одним своим видом.
К тому же, кланков всегда больше, чем кажется. Если их два, то где-то за углом сидит ещё десять.
– Добропорядочные граждане! – внезапно провозгласила какая-то женщина; сухая и белокурая, она так и светилась энергией. – Спасибо, что пришли на помощь Городу, бескорыстно и безвозмездно, пусть даже никто вас к этому не обязывает!
В который раз я удивился про себя странной традиции. Очевидно, что посещение нескольких Добровольных Работ в год обязательно для каждого гражданина. Может быть, смысл ритуальных слов в том, что нас не обязывает никто конкретно? Нет чиновника, нет бумажного приказа. Только воля Машин.
Пришедшие в этот раз горожане принялись молча разбирать вёдра и валики. Столько незнакомых лиц, столько разных деталей, собравшихся теперь ради одного дела. Невелика вероятность, что я наткнусь на…
В толпе мелькнули каштаново-рыжие вихры. Сердце пропустило удар – только для того, чтобы забиться сильнее.
Та девушка! Та самая, с которой я столкнулся у оксидизатора!
Но каковы шансы? На этих Добровольных Работах сотня человек, не больше. Если учесть, что сюда пришли только те, кто живёт или работает неподалёку, то по формуле Бернулли… Количество возможных исходов с учётом, что я мог и не прийти…
Я снова чуть не стукнул себя по голове. Глупый мозг тут же перескочил на привычные рельсы при первых признаках незнакомого напряжения. Как знание примерной вероятности поможет мне заговорить с ней?
Да и стоит ли с ней говорить? Это для меня момент нашего столкновения стал самым ярким переживанием последних месяцев. Для неё я – просто странный, и, может быть, немного смешной юноша. Смешной – или пугающий.
Нет. Просто займусь тем делом, ради которого пришёл.
Повезло. Выделенный мне участок стены не прерывался ни окнами, ни дверями. Никаких повреждений, нет грязи или трещин. Ровная, серая, чуть шероховатая поверхность. Идеальная в своей обыденности.
Я обмакнул валик в ведро и принялся катать его по стене. Линия за линией, слой за слоем, свежая серая краска ложилась поверх старой. Сначала тёмная, словно я не крашу, а смачиваю стену водой, по мере высыхания она становилась неотличимой от остальной стены.
Душу захлестнул поток благословенного дофамина. Всё правильно. Всё так, как и должно быть. Труд полезен для Города, для тела, для души. Серая стена остаётся серой, не нарушая замысла Машин, – но меняемся мы сами.
– Простите… У Вас не осталось краски?
Валик чуть не выпал из моих рук. Погружённый в свои мысли, я не заметил, как кто-то подошёл ко мне; близко, слишком близко.
Она. Это она. Теперь я знаю, как звучит её голос.
– У меня закончилась… – в доказательство она помахала пустым ведром.
– Д-да, конечно, у меня ещё много, – я смог ответить, не сорвавшись на хрип; невероятный успех, учитывая обстоятельства. – Ставьте на землю, я поделю.
Она так быстро расправилась со своим ведром… Того, что у меня осталось, ей хватит на несколько минут, не больше. Если я хочу поговорить с ней ещё, нужно думать быстрее:
– Вы тут первый раз? А я тут часто бываю.
И зачем я соврал? Собрался впечатлить её тем, что часто хожу на Добровольные Работы?
– Да, я тут в первый раз, – ответила она. – Обычно я хожу на работы у Дома Материнства.
– Почему?
– Я там работаю. Работы у работы, ха-ха.
Её смешок словно разбил невидимую стеклянную стену между нами; я и сам рассмеялся, удивляясь той лёгкости, с которой это у меня получилось. Джоз не стесняется смеяться перед девушкой – вероятность этого события вычислить будет нелегко, слишком уж много в ней нулей после запятой.
– Работаете в Доме Материнства? – спросил я. – Неужели принимаете роды вот этими самыми руками?
– Нет-нет, вовсе нет. Просто стажёрка, ухаживаю за роженицами. На сами роды нас не пускают.
Она смутилась и опустила взгляд, как будто сказала что-то постыдное.
– А я вот чиновник в Министерстве Социального Метаболизма, – невпопад и по инерции похвастался я. И тут же чуть не заехал себе кулаком по голове в третий раз. Нашёл перед кем хвастаться! Глупый, глупый.
– Но пока что всего месяц. Работаю буквально в подвале.
Жалкая попытка исправить урон, нанесённый разговору моей глупостью.
– Значит, мы практически коллеги, – она улыбнулась. – Коллеги-стажёры.
– Да!.. Да, действительно.
Я снова рассмеялся – больше от облегчения, чем от её слов. Она же смеяться не стала; только молча посмотрела мне прямо в глаза.
Эта пронзительная голубизна её радужки… Ярче Чистого Неба с архивных записей. Конечно, этого просто не может быть. Не могут же её глаза светиться?
Для меня она вся светилась. Словно сама сошла с лайтбокса – нереальная, невозможная тут, среди серо-зелёного бетона и таких же серо-зелёных людей.
Нереальная – но в каком-то смысле она выглядела реальней их всех.
– Спасибо за краску! – сказала она внезапно. Я вздрогнул, возвращаясь в мир. Как долго я пялился ей в глаза? Наверняка это увидели другие работники. Какой позор.
– Теперь я должница, – продолжила она, не дождавшись ответа. – Что же делать…
– Но эта краска бесплатна, – с лёгким недоумением ответил я.
– Тогда давайте сделаем вид, что она чего-то стоит.
На мгновение мне почудилась вонь сырости и перегретого пластика. Запах подвального кабинета, принадлежащего мелкому чиновнику отдела экономической симуляции.
Опять эти игры, линии на песке. Мы должны соблюдать правила, если хотим достичь своих целей.
Поколебавшись, я сказал:
– Да. Давайте сделаем вид.
– Отлично! Тогда с меня… Как насчёт небольшого обеда? Вместе. Завтра. Я знаю неплохое место как раз рядом со Столпом Метаболизма.
– Д-да, звучит неплохо.
– Тогда я зайду за Вами в Министерство. Кого мне спросить у охраны?
– Джоза… Джосайю. Джосайю Кавиани. Я тут же спущусь… Поднимусь.
– А я Полианна. Вот и познакомились.
Она отступила на шаг назад и слегка поклонилась, как будто за что-то извиняясь, – после чего развернулась и… исчезла. Как будто растворилась в толпе работников. Секунду назад она казалась самым ярким, единственным реальным человеком в мире, теперь же я не мог разглядеть даже копну её медных волос.
Некоторое время я просто стоял, пытаясь отдышаться и успокоить сердце. Не девушка, а бурный вихрь – налетела, закрутила, вскружила голову, взбила мысли в мелкую пену… И тут же растворилась в воздухе.
Завтра. Завтра я встречусь с ней снова. А пока что нужно быть исправной деталью – Добровольные Работы ещё не закончены.
Я перехватил валик поудобнее и уставился на два ведра, стоящих у меня под ногами, – в каждом примерно равное количество краски.
Кажется, кто-то достиг своей цели и перестал играть.
Мышцы ног подёргивались от приятной усталости. Я медленно поднимался по ступеням на свой этаж, при каждом шаге похлопывая ладонями по коленям, чтобы ощутить напряжение плоти. Усталость – мера труда, а чем больше труда – тем больше эндорфиновая награда.
Почему-то
