так даже слониху. Слониха славилась тем, что воровала из карманов всякую мелочевку, и фиг ты у нее что отнимешь.
Лошадки и пони - крутой бизнес, полсотни метров - сто рублей. Какая мама откажет ребеночку? Ребеночка сажают в седло, и лошадь везет его шагом, а мама идет рядом и кудахчет: ой, помедленнее, помедленнее! Иногда на лошадь подсаживают красивую девчонку в шортиках, тогда смотреть - одно удовольствие.
Есть дядька с огромным зеленым попугаем, который так орет, что с перепугу навеки заикой останешься. Попугай приучен сидеть на плече клиента и позировать для селфи.
Некоторых чудаков мы с Семеновым даже знали в лицо, с парочкой здоровались, почему - неизвестно.
Естественно, там собирались и бродячие художники. Один честно говорил: "Я не реалист, я только шаржи рисую". И что бы вы думали? Накануне выборов в городскую думу одна из наших коалиций ему заказала шаржи политических противников. Эти шаржи были вброшены в интернет. Город поржал вволю.
Но обычно портретами промышляли студенты художественного училища, причем портретами женскими - из любого крокодила за небольшие деньги делали прекрасную даму.
Мы с Семеновым к ним даже близко не подходили - на что нам портреты?
И вот слоняюсь я по набережной, полсотни метров направо, потом полсотни налево, и вижу человека с мольбертом. Студенты рисуют как? На коленке. Ставят папку из твердого картона на колено, одной рукой придерживают, другой - черкают карандашом по прицепленной бумажке. Если студент с мольбертом - значит, изображает реку. На кой ляд ему эта река, которую уже тысячу раз изображали, я не знаю, ничего в ней нового не прибавилось, вода и вода.
Но этот человек сидел спиной к реке. Я подошел поближе и увидел, что он шлепает толстой кистью по листу картона.
Даже человек, который ничего не смыслит в живописи, понял бы: тот, кто выдавливает густую краску из тюбиков, размазывает ее по доске, смешивает с другими цветными кляксами, на самом деле пишет маслом.
То, что было на листе картона, меня озадачило. Чтобы такое намалевать, не было нужды приходить к реке. Угрюмую и мрачную рожу, даже не совсем человеческую, на фоне беспросветно черной ночи можно в любом сарае изготовить.
Вдруг этот странный художник повернулся ко мне и так на меня уставился, что я даже испугался: ну как бросится на меня и начнет по мне шлепать кистью
Этого живописца я тут раньше вроде не встречал. Он был лет на десять меня постарше и нездешней внешности. Явно прибыл из Средней Азии. Темное лицо, вислые усики и короткая бородка - черные, хотя виски уже пробиты сединой. Взгляд... С этими азиатами не догадаешься, то ли человек просто узкоглазый, то ли - опасный прищур.
Взгляд...
Я почувствовал себя на мушке в ожидании выстрела.
И пошел по набережной дальше.
Потом я вернулся, Семенов уже торчал возле шашлычницы.
- Ну, что? - спросил он. - Приступим?
Имелся в виду шашлык.
- Можно, - согласился я. - Во, глянь! Классные ножки!
Я увидел именно то, ради чего стоило гулять по набережной. Стройненькая босоногая девочка сидела в седле, лошадь вел под уздцы скучный дяденька. Он деньги зарабатывал, а девочка радовалась жизни. Распущенные волосы золотились на солнце, речной ветер перебирал пряди, загорелая ножка с крошечными вишневыми ноготками трогательно свисала... ну да, девчушка была в шортах, совсем коротеньких... в маечке розовой в облипочку, с блестящим котенком на груди... Шестнадцать лет, наверно...
Следом за всадницей шел ее парень и нес ее вьетнамки. Ездить верхом во вьетнамках нелепо, это даже я знаю.
Парень снял подружку с седла и поддержал под локоть, пока она вставляла изящные ступни в свои вьетнамки. Потом они ушли, а унылый дяденька так и остался стоять со своей кобылой - или это была не кобыла? Он ждал новых клиентов, он их высматривал - каждый пацаненок старше четырех лет, идущий с мамой и папой, вызывал у него коммерческий интерес.
Семенов уставился на лошадь. Мне бы сразу забеспокоиться, видя, что рот у него приоткрылся, лицо окаменело, а во взгляде - безумие. Мне бы увести его подальше! Не сообразил.
Я отвлекся на шашлычницу. Возле столиков стоял шалаш из двух черных фанерных плакатов, на них мелом было написано меню с ценами. Не то чтобы я хотел сэкономить на шашлыке, если бы хотел - пошел бы в мерзкую забегаловку на другом конце набережной, но следовало определиться - берем настоящий, правильный, из баранины, надежный - из свинины, сомнительный - из говядины, или вообще нечто странное - шашлык из сома. Я даже не представлял, где в наших краях водятся сомы.
И вот подходит Семенов к лошадиному поводырю и начинает нести чушь: всю жизнь мечтал покататься, любые деньги, хоть просто в седле посидеть! Поводырь тоже не понял, с кем имеет дело, но понял зато, что цену можно задрать до небес. Он сказал: пятьсот. Семенов достал деньги и, не успел я квакнуть, отдал банкноту поводырю. А потом не вскарабкался, нет! Он взлетел в седло, выдернул из поводырьих рук поводья и поскакал по набережной.
- Су-лей-ман! Су-лей-ман! Су-лей-ман!..
Конский галоп - это музыка на три четверти, каждый знает. Копыта просто пели: Су-лей-ман, Су-лей-ман. Люди шарахались, поводырь орал, а я смотрел вслед и наслаждался музыкой.
Он ускакал в дальний конец набережной - туда, где уже начинается промзона. И что он собирался там делать - я понятия не имел. Поводырь уже звонил в полицию: караул, коня угнали!
Я в лошадях не разбираюсь, но у этого коня на морде было написано: стар и на всем поставил крест, ходить - только прогулочным шагом. И надо же - ускакал!
Я подумал: там дальше ехать некуда, одни древние заборы, Семенов опомнится и повернет лошадь обратно. Конечно, придется дать денег поводырю, не без этого. Я даже был готов разделись с Семеновым расходы. Так что я нашел свободное место на лавочке и сел ждать.
Просто так ждать скучно. Я вставил в уши наушники от смартфона и включил себе "Фауста" Гуно, которого ночью скачал на Ютубе. Как и у всех, у меня эти старые оперы были набором концертных номеров: ария Мефистофеля, серенада Мефистофеля, солдатский марш... Мне хотелось восстановить связность в этой опере, логику мысли, да и еще... В общем, это было похоже на охоту. Я ловил изящные музыкальные фразы, такие маленькие бисеринки в жемчужной ткани, такие вкусные изысканные кусочки на роскошном банкетном столе Гуно, те, мимо которых я раньше
