— Рожъэ в таком состоянии из-за маски или защиты особняка? — одевшись, спросил Итен.
— Всего вместе.
Итен тихо выругался.
— Может, пошло оно все в бездну, а?
— Что ты имеешь в виду? — Лидар дожевал последнюю булочку, запил приторно-сладким пойлом из второй фляги, носимой специально для себя, и, поднявшись с табуретки, подошел к двери. Где и застыл в позе кавалера, предлагающего даме опереться на его руку.
— Не паясничай, — попросил Итен. — А в виду я имею появление маски на маскарадах, устраиваемых аристократами и только ими. Вот и предлагаю: ну их в бездну. Пусть взрывается. Мы разом избавляемся и от опасной вещицы, и от всей этой падали, висящей на челийском обществе мертвым грузом.
Лидар зацокал языком, обдумывая предложение, затем качнул головой, цыкнул зубом и произнес:
— А как быть со слугами? А с соседями? Не говоря о том, что нестабильное, непривязанное к создательнице овеществленное проклятие, не одно столетие накапливающее жизненные силы своих жертв, способно не ограничиться лишь одним особняком, а разнести половину Гранвиля. Будет у нас на месте столицы полигон и магическая аномалия либо вторая Аркатра, а то и все вместе. Оно тебе надо? Мне — точно нет.
— Да и мне, признаться, тоже, — проворчал Итен; вздохнул и потянулся к дверной ручке; хвататься за Лидара пока повременил, решив, что повиснет на том позже: после того, как покинут стены клиники.
Глава 3
Полумрак огромного зеркального зала… Нет. Помещение на самом деле было небольшим, сравнимым с кабинетом для обсуждений в родном особом отделе магических преступлений. ООМП. По правильному следовало бы приладить к аббревиатуре «расследования»: особый отдел расследований магических преступлений. Поскольку, не сами же они эти преступления совершали, а всего лишь ловили преступников. К примеру, отдел быстрого реагирования никогда не заподозришь ни в чем предосудительном или постовую службу, или эмигрантский контроль (хотя их следовало бы звать иммигрантским, но то, как выражался Лидар, уже высшие материи и зависит лишь от точки зрения, не меняя сути как таковой). ООМП не повезло. Или наоборот. Итену сильно нравился знак отдела с его личным номером, который постоянно носил на ремне или на груди: сросшиеся «М» и «П» в двух овалах «О» — словно мишень. Размером с ладонь. Куда и как в него можно вписать «Р» Итен попросту не представлял. Знак невозможно было потерять, его не сумели бы украсть, снять со спящего или забрать у трупа, да и уничтожить оказалось бы сильно проблематично. Иногда опознать личность погибшего мага только по нему и удавалось.
— Силы вышние! Молодец, ничего не скажешь! Нашел место и время думать о собственной смерти, — зло прошипел Итен. — С другой стороны, а где о ней думать, как не на пороге зала для экзекуций?
Итен готов был забивать голову любой чушью лишь бы не смотреть на проклятый, кошмарный зеркальный зал — ужас любого мага. Подобные уже давно не использовались для казней. Аккурат с середины позапрошлого столетия, когда гениальный математик Эферич рассчитал вероятности и доказал, что ушедший в зазеркалье маг может вернуться. Вряд ли осознанно, скорее, случайно, но это неважно, главное, люди не застрахованы от новой встречи с тем, кого они осудили, отправили в небытие и надеялись никогда более не увидеть. Выкладок Эферича и воспоминаний о гибели Аркатры вполне хватило правительству, чтобы ужаснуться и заменить данный вид казни банальным разрешением на убийство, выдаваемым особому отделу магических преступлений, в котором Итен ныне имел честь служить.
Людские бюрократии всегда неровно дышали к разного рода судилищам, но здесь им пришлось умерить аппетиты. Поскольку маги — не обычные убийцы и насильники. Захватить их очень сложно, для удержания в тюремных застенках требуется еще больше сил и нервов. Некоторые из преступников — весьма неплохие менталисты и вполне способны насылать галлюцинации и мороки, сводя с ума сторожей и дознавателей. И даже если те сами сильные чародеи и успешно сопротивляются, нервную систему расшатать проще, чем затем восстановить. А если подобных неспокойных злодеев больше одного? Проще уничтожать сразу.
Полиция негласно стремилась именно к этому, не глядя на недовольство вечно жадных до зрелищ и холодящих кровь подробностей аристократов, политиканов всех мастей, газетчиков, адвокатов, создающих себе имя на подобных скандальных делах, прокуроров, судей и простых обывателей, охочих поразвлечься и в очередной раз поговорить меж собой о нелюбви к магам вообще. Исследование Эферича стало лишь последним гвоздем в гроб устаревшей правовой системы — ненужной и опасной, как и все, держащееся только на традициях, устаревшей морали и религиозности, к счастью, окончательно сошедшей в бездну более половины столетия назад.
Магу преступлений не скрыть, особенно если речь идет о нескольких жертвах. Точно также безумцу не совладать с постоянно перекашиваемым лицом и нервным тиком. Многое, конечно, зависит от силы и искусства преступника и ловца, но, если уж злодей попался, вероятность ошибки не просто маловероятна, а ничтожна. Суд в данных случаях ни к чему — зряшная трата средств, сил, здоровья, а иногда и жизней. И казнь, тем более через зеркальный зал — тоже идиотский пережиток прошлого. Ведь преступник теоретически способен выйти обратно, и весь вопрос каким именно: тщедушным калекой, неспособным на колдовство; магом, ставшим еще искуснее; ожившим кошмаром; монстром значительно худшим, чем драконьи твари…
— И с чего меня сюда занесло? — спросил Итен, ни к кому кроме себя не обращаясь, скорее сетуя на очень неприятное сновидение, чем пугаясь его.
Во сне не имелось разницы между сказал и подумал, потому все его мысли озвучивались и при условии присутствия посторонних могли быть услышаны. Теоретически. Итен не знал наверняка.
Развернуться бы, уйти, но тело не повиновалось, и проснуться никак не выходило.
Потому что не могло существовать ничего хуже зеркальных залов. Здесь не было окон, только колонны — тоже зеркальные, как и стены, потолок, пол. Абсолютно зеркальный куб, многократно отражающий вошедшего и источники света. Не считая двери… вернее, дверей — сотен, если не тысяч.
— Только этого не хватало… — прошептал Итен.
У людей, далеких от магии, существовало множество суеверий, связанных со сном и его распознаванием. Им предавались не только малообразованные жители деревень, но и горожане далеко не в первом поколении. Один аж целый мэтр философии утверждал: «Если вы хотите знать, как станете чувствовать себя в посмертии, проанализируете свои сны и свое в них мироощущение». Судя по сказанному, несчастному не посчастливилось всю жизнь видеть одно и то же сновидение, а, возможно, он не поддавался ночным грезам вовсе, проваливаясь в непроницаемую мягкую черноту и сохраняя ее до наступления утра. Хотел бы Итен сейчас также, но не повезло.
Лидар рассказывал, у них в деревне советовали ущипнуть себя за что-нибудь чувствительное, якобы тогда сон слетит. Вот только если маг вздумает себя пощипать или оцарапаться в сновидении, то боль ощутит, а вот проснется с помощью столь изуверского способа вряд ли. Когда же все-таки вернется к бодрствованию, обнаружит и царапины, и синяки, а может, и чего похуже.
«Магам не стоит заниматься идиотизмом самоистязания, они слишком часто воплощают свои и чужие фантазии», — напутствовала Ирвина Блакарди.
Над рекомендацией надавить на глазные яблоки, не скрываясь, гоготал и сам Лидар. Во-первых, невозможно, находясь в сновидении, закрыть глаза. А во-вторых, ни одному здравомыслящему существу подобное и в голову прийти не может. А для не здравомыслящих существует естественный отбор и да повезет им в следующей жизни родиться с правильно работающим инстинктом самосохранения.
Итен не знал, как обстоят дела со снами у других людей или магов, но он всегда знал почивает он или бодрствует. При том, что все чувствовал, умел думать на отстраненные темы, анализировать происходящее и ощущал запахи.
