них толки в город, я заставлю вас даром дом этот разобрать и снова его построить. Имею все для этого полномочия.
Уловка моя удалась. Нечего было делать, и поникший печник рассказал, что «чертова музыка» действительно его рук дело, которую он божился устранить в один день.
- А я её устроил за хозяйскую обиду. Обидел он меня, не так рассчитался, как уговаривался.
На другой день разломали печь и вынули из кладки её десяток различной величины стеклянных бутылок. Посуда эта была замуравлена в стенки печи и труб таким образом, что открытые их горлышки выходили вовнутрь трубы. И вот при сильной тяге воздуха в печах ветер дул прямо в отверстия бутылочных горлышек и вызывал этим различные звуки, похожие то на ужасающий вой, то на заунывные стоны.
Разумеется, когда всю эту посуду вынули из печи и трубы замазали, «нечистая сила» разом пропала и уже никого никогда не беспокоила.
Весь следственный процесс я отобразил в рапорте, в коем некоторые моменты изменил и приукрасил: не хотелось мне печнику жизнь портить. Мужик то добрый, кроткий. Лишь провел с ним разъяснительную беседу и выставил за дверь, взяв с него обещание подобных фокусов более не исполнять.
В этот же вечер я отметил блестяще закрытое дело. Всего два дня. Где такое слыхано. Однако радость моя была не долгой: следующим утром, в «Петроградских ведомостях» на первой строке читали следующее: «Найден мертвым в своей постели, князь Фридрих фон Аренсберг».
Глава 5
Фридрих фон Аренсберг проживал на Первой миллионной улице. Князь занимал весь первый этаж дома, выходившего окнами в сторону Адмиралтейства. Квартира имела два хода, парадный, с подъездом на Первую миллионную, и черный. Парадные комнаты сообщались с людскими довольно длинным коридором, оканчивавшимся небольшими сенями. Верхний этаж дома занят не был.
У князя было шесть человек прислуги: камердинер, повар, кухонный мужик, берейтор и два кучера. Из них лишь кухонный мужик находился безотлучно при квартире, ночуя в людской. Камердинер и повар на ночь уходили к своим семьям, жившим отдельно, берейтор тоже постоянно куда-то отлучался, два кучера же жили во дворе в отдельном помещении.
Князь был человек холостой. Шестидесяти лет от роду, но выглядел значительно моложе. Дома он бывал мало. Днем разъезжал по делам и с визитами, обедал обыкновенно у своих многочисленных знакомых и заезжал домой только около восьми часов вечера.
Отдохнув час или два, он отправлялся в Мужской господский клуб, где и проводил свои вечера. Домой возвращался лишь с рассветом.
Швейцара при парадной входной двери князь держать не хотел и настоял, чтобы домовладелец отказал прежнему. Ключ от парадной двери он держал при себе. Когда князь бывал дома, парадная дверь днем оставалась открытой.
Получив известие о смерти князя фон Аренсберга, я, не теряя ни минуты, направился туда. Меня терзали стойкие мысли, что именно он замешан в преступлении с канцелярскими картами.
Вскоре на место преступления прибыл прокурор окружного суда, а вслед за ним масса высокопоставленных лиц, в том числе и Купцов, срочно прибывший из Петербурга.
Дело всполошило весь Новый Петроград. Император повелел ежечасно докладывать ему о результатах следствия. Надо сознаться, что при таких обстоятельствах, в присутствии такого числа высоких лиц было очень трудно работать и соображать. Мне казалось даже, что в тот период на карту была поставлена само существование сыскной полиции. «Отыщи или погибни!» — эту мысль я читал в глазах всех присутствующих. Надо было действовать немедленно.
Предварительный осмотр показал, что ни двери, ни окна не были взломаны.
Из показаний прислуги выяснилось, что около шести - семи часов утра камердинер князя вместе с поваром возвратились на Миллионную, проведя ночь в гостях. В половине девятого камердинер бесшумно вошел в спальню, чтобы разбудить князя, но при виде царившего в комнате беспорядка остановился как вкопанный, затем круто повернул назад и бросился в людскую.
- Петрович, с князем несчастье! — задыхаясь, сообщил он повару, и они оба со всех ног бросились в спальню.
Здесь их глазам представилась такая картина: опрокинутые ширмы, лежащая на полу лампа, разлитый керосин, сбитая кровать и одеяло на полу, голые ноги князя торчали у изголовья, а голова была в ногах кровати.
Накануне этого рокового дня князь, по обыкновению, в девять часов пятнадцать минут вечера вышел из квартиры и приказал камердинеру разбудить его в полдевятого утра. У подъезда он взял извозчика и поехал в клуб. Камердинер затворил на ключ парадную дверь, поднялся в квартиру и, подойдя к столику в передней, положил туда ключ. У князя в кармане пальто всегда находился второй ключ, которым он отворял входную дверь, дабы не беспокоить никого из прислуги. Дверь же квартиры оставалась постоянно отпертой.
Камердинер убрал спальню, приготовил постель, опустил шторы, вышел из комнат, запер их на ключ и через дверь, соединявшую коридор с сенями, направился в людскую, где его поджидал повар. Четверть часа спустя камердинер с поваром сели на извозчика и уехали.
Вот и все, что удалось узнать от прислуги.
В спальне князя царил хаос. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что князь был задушен после отчаянного сопротивления. Лицо убитого было закрыто подушкой, и когда по распоряжению прокурора подушка была снята, то присутствовавшие увидели труп, лежащий ногами к изголовью. Руки его были сложены на груди, завернуты в конец простыни и перевязаны оторванным от оконной шторы шнурком. Ноги были завязаны выше колен рубашкой убитого, около щиколоток же они были перевязаны обрывком бечевки. Когда труп приподняли, то под ним нашли фуражку.
