— А знай вы, что моя мать сбежала с драконом, не удивлялись бы комедии, которую я ломал, очутившись в обществе хозяйки? — поинтересовался Дракаретт, присасываясь к горлышку бутылки.
— Я и так не воспринял ваше поведение комедией. Да и вы… можно подумать, не знали, кем является дама Киршиц.
— Знал, конечно, — Дракаретт отдал бутылку, — даже видел, здоровался издали. А вот говорить, находиться рядом… — он покачал головой. — Не приходилось. Драконородные… Наше родство с драконами понятно. А знаешь, отчего к нам прилепилось прозвание драконьими владыками?
Итен не знал.
— А это, инспектор, такая тонкая ирония, хотя скорее напоминает издевку. У людей владыка чем-то обладает, вернее, владеет, не так ли?
Итен кивнул.
— Драконы же зовут подобным образом зависимых или одержимых. Детеныши — владыки своих родителей.
— Умно, — припомнив, как носились многие знакомые со своими чадами, сказал Итен.
— Над владыкой довлеет владение.
— Аристократ обязан всегда держать физиономию кирпичом, богач трясется над своим сокровищем и боится, как бы не украли, карьерист страшится быть уволенным…
— Суть ты уловил верно, — никак не отреагировав на издевку с кирпичом, сказал Дракаретт.
— Не сказал бы, — признался Итен. — Как вы неоднократно замечали, образованности мне не хватает.
— Образование у нас в Челии не слишком хорошее, это точно, — посетовал Дракаретт и надолго умолк.
Колесо ухнуло в яму.
— По ходу, к дому подъезжаем, — заметил Итен и уточнил: — К моему.
— Говоря простым языком, людям, имеющим драконородство, затуманивает разум близость к дракону. Не ко всем драконам, конечно, иначе посольства прекратили бы свою работу порядком давно. Я не знаю, какие условия должны совпасть, но уж если совпадут… — Дракаретт провел ладонью по лицу, будто стремясь стереть нечто невидимое. — Наш мир очень сбалансирован, если подумать. Даря одно, он забирает равноценное. Вкладывая силу, награждает слабостью.
— И… это означает…
— Да то же, что у тебя с апельсином и шоколадом, Итен, только гораздо хуже. У мамы условия совпали абсолютно. Тот, с кем она бежала, забыв семью, дом, фамилию… обо мне тоже, прибыл с посольством от драконов. Они и встретились-то случайно, на каком-то мало чего значащем приеме, на который мои родители не собирались, но в последний момент все же поехали. Уж не помню почему: то ли захотели развлечься, то ли отец узнал о ком-то, с кем желал переговорить. Половина деловых встреч у нас происходит на балах. Догадываешься, почему?
— Большое скопление народа. Магическая защита дома, — пошутил Итен, но, как оказалось, угадал.
— И чужая территория, — покивал Дракаретт. — Именно так. Безопасность и равное положение участников переговоров.
— Не рассказывайте, если не хотите, — сказал Итен.
— В том и дело, что хочу! Кому мне поплакаться, как не тебе? Не прочему же аристократическому сброду, только зовущему себя приятелями, а на самом деле готовому глотку перегрызть. И не незнакомцу в кабаке, способному сложить два и два, а на утро побежать в первую попавшуюся газетенку менять информацию на возможность опохмелиться. Ты ведь не сделаешь ни того, ни другого.
— Уверены? После сегодняшнего как бы не постигло меня похмелье.
— Ты маг. Справишься как-нибудь, — заверил Дракаретт, кивнув на бутылку.
Выпили.
— Мне попросту ни к чему, — сказал Итен.
— Деньги нужны всем.
— Вы даже не представляете, Грейл, как немного нужно одинокому боевому магу, на дух не переносящему сладкое. У меня даже кот… специфический и еду добывает самостоятельно.
Дракаретт коротко рассмеялся, но тотчас посерьезнел.
— Я все эти годы считал мать предательницей, недостойной ни упоминания, ни воспоминаний. Той же монетой платил ей и отец, так что на почве ненависти к изменнице мы неплохо поняли друг друга. А поняв, заодно и приняли мелкие особенности и капризы, стараясь не конфликтовать из-за мелочей. Я не закатывал истерик по поводу посещения им, так скажем, заведений предосудительного досуга. Он спокойно отнесся к моему нежеланию поступать на имперскую службу и делать карьеру при дворе. При всех его сначала намеках мне, а затем прямых заявлений о необходимости остепениться и заиметь наследника, его ждало напомнание о неверных супругах. Потому вскоре он поумерил матримониальные аппетиты, касавшиеся моей скромной персоны, а со временем и отстал совсем. Но он все же простил… под конец жизненного пути. Надо ли говорить, что столь вопиющего прекраснодушия я не оценил?
Итен покачал головой.
— И вот сегодня я прочувствовал на своей шкуре, каково пришлось моей матушке. А ведь дама Киршиц лишь наполовину драконородна, Итен. Вероятно, потому я и не утратил разум полностью, вполне способен понять, насколько овладевшие мной эмоции именно мне же несвойственны, могу противиться им, пусть поганого настроения это и не отменяет. Мне сейчас выть хочется, веришь?
Итен кивнул.
— Странно, я ничего такого не ощутил.
— Твоя драконородность не наследственная. Либо… условия не совпали.
— Послушайте, Грейл. А надо ли?
— Чего ты имеешь в виду?
— Так ли нужно сопротивляться? Я знаю многих, мечтающих оказаться на вашем месте. Ведь… ну подобное называется любовью, разве не так?
Дракаретт закаменел лицом. Откинулся на спинку.
— Мне крайне не нравится терять себя, — заявил он. — Повторяю, Итен, раздирающие меня изнутри эмоции мне несвойственны! Это болезнь, убаюкивающая разум. Я не хочу. И как же здорово, что и она — тоже!
— Мне показалось, дама не привязана к мужу, — сказал Итен.
— Не верь словам.
— Если бы она лгала, я почувствовал.
— А она и не кривила душой. Просто позволила говорить за себя гордости. У нас у всех, в конце концов, есть маски, почти неотличимые от нашего настоящего лица.
— У аристократов — да.
— Брось, у тебя тоже. Сдается мне, Итен-полицейский говорил бы со мной иначе, нежели Итен-друг. Хотя и тот, и другой — ты и никто иной. Более того, к вранью не причастен. Да и неужели ты думаешь будто такая женщина сочеталась бы браком с тем, кто ей безразличен?
— Не знаю.
— У людей, как и у многих прочих рас, имеются свои критерии красоты и, представь себе, драконы не приходят от них в восторг.
— Откуда сведения?
— Интересовался данным вопросом. Все поверить не мог, будто дракон действительно увлекся матушкой. Она была невысокой полной женщиной. На нее никто не посмотрел бы, не являйся она единственной дочерью и наследницей рода Дракареттов. Кротким нравом тоже не отличалась, скорее решительным, капризным и упрямым.
— Так вот в кого вы уродились.
— Очень смешно, Итен. Но… похоже, действительно в нее.
— Прошу простить мою бестактность, Грейл.
Дракаретт махнул рукой.
— Дама Киршиц станет вести дела мужа так долго, сколько потребуется. Ее устраивает и ее супруг, и положение, которое она занимает. Я не надобен ей никаким боком. И хорошо. Со своей стороны, я сделаю все возможное, чтобы свести наше общение в ничто.
Итен пожал плечами. Дело лорда Дракаретта и только его, как поступать с неожиданной влюбленностью, и как же хотелось Итену в эту минуту обладать хотя бы толикой его здравомыслия.
— Я лорд древнейшего рода и не должен подбирать за простолюдинами.
— Грубо, Грейл. Вы ведь вовсе не хотите оскорблять даму Киршиц.
— Конечно, нет. Просто пытаюсь убедить самого себя.
Итену тоже не мешало бы себя убедить. К примеру, избегать секретной службы вообще и всех ее сотрудниц. Тем более, после их разговора. Да только как?..
— Твой дом, инспектор.
Итен убрал с окна занавеску, выглянув на улицу. Да, точно. Вот только домой отчаянно не хотелось.
— Здесь за углом есть неплохое местечко, — сказал Дракаретт. — Нас примут даже в тряпках стародавних времен, выряженных последними шутами, еще и с каретой. И никто не посмеет посмотреть косо.
— Даже если компанию вам составит худой боевой маг, который каким-то образом сумел напиться вдрызг?
