А вот с животными или, тем более, с нечистью и нежитью не так. Их крик не призывает на помощь, его цель прежде всего нагнать жути, и потому сразу же в ответ на него возникает внезапная и резкая, идущая из глубин родовой памяти, пугливая злоба, и хочется или отпрыгнуть в сторону, а то и убежать, если один и без оружия, или ударить на звук от всей души, если в руках у тебя что-то есть, а за спиной тоже кто-то есть.
Вот и сейчас револьвер совершенно самостоятельно прыгнул мне в ладонь, потому что совсем рядом с нами выла от бессильной злобы и боли какая-то запредельная гадость, в прежней жизни, скорее всего, носившая имя Даэрон.
— Слышите? — Лета даже не остановилась на звук. — Почти пришли, пока просто сосредоточьтесь и будьте внимательнее. Бояться нечего, это он больше от бессилия воет, разве что с каждым днём всё сильнее, сам себе жалуется. А в первый день попробовал было нас на горло взять, но я ему тогда в ответ рявкнула так, что сама испугалась. Ты не улыбайся, Арчи, я очень даже могу. И мало не покажется никому, даже тебе!
— Она может, — подтвердил и я, догоняя их и пряча бесполезный сейчас револьвер в кобуру. Вспомнил на ходу, как Лариска тогда, вроде бы уже больше месяца назад, ругалась на неведомое зло в каюте мага, и поёжился от воспоминаний. Мало ведь в тот раз не показалось не только нам или всему аэродрому, а ещё и доброй половине Семишахтинска. — Ты просто не слышал, вот и всё. Нас тогда ещё за Ларискины крики на полтыщи рублей серебром оштрафовали, помнишь?
Арчи сразу перестал улыбаться, с невольным уважением посмотрев на Лету. И, что самое для нас хорошее, я почувствовал, как что-то в нём переменилось от этого крика в его отношении к Даэрону. Исподволь, неявно и немного, он сам этого не почувствовал и не заметил, но я-то сумел это увидеть, невольно обрадовавшись такой перемене в нём и тут же замер, постаравшись не подать виду, чтобы ненароком не наплевать ему в душу.
С другой стороны, трудно поддерживать в себе светлые воспоминания о детской дружбе к обладателю такой глотки, способной издавать оглушительные вопли, напоминающие полукарканье-полуржание, тем более что не было в них призыва на помощь или сожаления о чём-то, не было разума или даже проблеска мысли, а была лишь одна грязная злоба, что больше разъярённой свинье впору.
Я невольно попытался представить себе ту пасть, что могла издавать такие крики, и невольно поёжился — очень уж внушительная картина получилась. Как говорится — обло, озорно, стозевно и лаяй, по другому и не описать! Поёжился и тут же одёрнул себя — в таких случаях нельзя давать волю воображению, тут нужно смотреть как есть, иначе и до позорной паники недалеко. Тем более что рёв этот не шёл ни в какое сравнение с той магией, что бурлила в его направлении совсем рядом, это было такой вишенкой на торте, красочным дополнением, не больше.
Я поспешал вслед за Летой и Арчи, но мне приходилось себя подгонять, чтобы не отставать, и не потому, что я боялся чего-то, а из-за того, что отвлекался на ходу, пытаясь оценить масштабы происходящего. Честно пытался, но не мог.
Если раньше я как-то для себя определял силу творимой рядом магии на глазок, навскидку, мол, это давеча Арчи поколдовал так, что можно бочонок воды вскипятить, а вот это Лара намедни даванула с такой силой, что и озеро подогреть хватит, то сейчас этот простой способ не работал. Зашкалило мои чувства, если говорить техническим языком, и не было у меня возможности их как-то откалибровать, подогнать под творившееся рядом, не хватало умения. Единственно, что я мог точно сказать — небольшое море, допустим, вскипятить точно хватит, а то и два. Плюс — минус ещё столько же.
Глаза уже начинал резать яркий, жёсткий свет из разряда тех, на которые смотреть не рекомендуется, ослепительно белый и злой, какой может дать здоровая электрическая дуга мощностью в сотню наших городских электростанций, не меньше. Лета здорово изменилась в его пронзительных лучах, она уже не скрывала свою огненную сущность, человеческого в ней осталось мало, хотя красота, даже странно, не делась никуда.
Арчи тоже сумел изменить себя на ходу, хотя вот утром ещё не мог, но он всегда быстро соображал и действовал, не отвлекаясь на раздумья. Могу — значит, делаю, а размышлять что да как будем потом, если живы останемся. Браслет мой как-то растекся по его телу, защищая нового хозяина, лишь небольшая гранёная змеиная голова высунулась из-под воротника его рубашки, с непонятным интересом глядя прямо вперёд. И цвет она начала менять, сам живой артефакт был всё ещё изумрудно-зелёным, но вот глаза его уже блестели ярко-синими крохотными беспощадными фарами, под стать самому Арчи.
Мне и самому уже пришла пора что-то делать с собой, потому что сил выносить этот свет и это магическое давление не было никаких, моё прежнее человеческое тело просто не могло тут жить, но и терять себя я не хотел ни в коем случае. Почему-то совершенно самостоятельно пришли на ум слова Леты, сказанные ей мне совсем недавно, мол, а с кем я сейчас говорю, с тобой или с твоим телом, и я решился действовать, тем более что припекало уже зло и сильно, снова начали трещать волосы на голове от жара, дышать стало нечем, амулет-кондиционер откровенно не справлялся и вообще собрался расплавиться у меня на шее.
Вспомнив себя у мятежного монастыря, посмотрев на Арчи и Лету, я одним длинным шагом, как будто перепрыгивая неведомую, установленную себе самому границу, появился рядом с ними, причём именно появился, вот я был, вот меня не стало, и вот я снова стою, но уже рядом с ними. Во всяком случае, ощущение было именно такое, но теперь мне уже ничего не мешало, ничего не отвлекало моего внимания, ничего я не боялся, магия переполняла меня сверху донизу, да и вообще появилось понимание, что только, наверное, из магии я теперь и состою, хоть и выгляжу как стопроцентный человек.
Нерешительная осторожность помешала мне идти по пути Арчи, который не парился по поводу своего внешнего вида, он вообще стал полупрозрачным, злой синий свет бил из его тела во все стороны, а вот я выглядел намного более скучнее по сравнению с этими двумя, совсем по-обывательски. Нигде я не светился, мой лётный комбез из брезентухи выглядел именно что лётным комбезом из брезентухи и этим он разительно отличался от одежды Арчи, сотканной сейчас из синего огня, не говоря уже о платье Леты.
Она, кстати, немного насмешливо и сочувствующе улыбнулась мне, как бы сожалея о такой моей приверженности всему земному, но говорить ничего не стала, а мне было всё равно на её досадливые улыбки. Пусть я не кидаюсь в магию с головой, пусть я выгляжу по-мещански, мне просто почему-то было это очень важно сейчас, выглядеть вот так, хотя бы внешне, человеком. Да и если кто-нибудь сможет ходить внутри доменной печи, то, по-моему, никто не будет обращать внимания на его внешний вид. Не до того будет почтенной публике, как мне кажется.
Хорошо ещё, Далин нас не видит, совершенно самостоятельно промелькнула в голове левая мысль, а то бы он от меня уже не отстал со своими идеями, про поселиться у гномов на старости лет. Тогда бы я в его мечтах одной рукой воздух в шахтах менял без перерыва, другой расплав в печах помешивал бы без остановки, пользу и деньги приносил. Мысль промелькнула и исчезла без следа, но меня знатно передёрнуло ей вслед, а потом стало совсем не до того, просто потому что мы пришли.
Если раньше мы пробирались по подземным залам и пещерам, пусть даже огромным, никогда бы не подумал, что под землёй такое возможно, но я при этом точно понимал, где нахожусь, то сейчас мы с разбега попали в место без пространства и времени. Во всяком случае, ощущение было такое.
Стен я не видел и не чувствовал, гор над головой тоже, они как будто исчезли и перестали давить на меня, ушли из восприятия, осталось лишь ещё одно окно к огненному сердцу мира под ногами, да раскалённый добела, светящийся тем самым злым, жёстким бело-синим светом огромный клубок магии над ним, а больше ничего во всём мире не было. И размеры этого беснующегося шара я тоже поймать не мог, то ли метров пять в диаметре, то ли все пятьдесят, чёрт его разберёт. Такое бывает иногда, когда смотришь на однородную поверхность и не понимаешь, где она, собственно, начинается, и пробуешь проверить рукой. Но здесь я бы поостерёгся совать руки куда ни попадя, даже несмотря на моё нынешнее состояние.
