сказал Кертис в привычной манере. Из своей комнаты он вернулся в старомодном «торжественном» костюме, и они с Нестой сели обедать – Пегги оставила их наедине. Неста повернулась и, оказавшись на свету, еще раз посмотрела на себя в дорогое, но не очень-то и красивое зеркало, висевшее на стене, – подарок на свадьбу от свекра.
* * *
Она начала вести дневник. Девять дотошно отсчитанных дней спустя Кертис вдруг ни с того ни с сего, прямо посреди ужина, решил закатить скандал.
Они некоторое время ели молча, и вдруг муж, не доев свое рыбное филе под соусом, шумно отбросил нож и вилку – и прямо-таки завопил:
– Что, черт возьми, с тобой происходит, Неста?
Одна перемена в ней, казалось, заключалась в том, что ее нервы стали крепче, так что она больше не дрожала перед лицом неожиданностей, как прежде. Теперь Неста посмотрела Кертису прямо в глаза.
– Мне кажется, все в порядке. А что? – Изменившись во взгляде, она добавила: – Ты прости, если стряпня не слишком хороша. Знаешь же – у Пегги сегодня выходной.
– Ты всегда готовишь лучше, чем Пегги. – Пусть даже это и было лестью, трудно было поверить, что кое-как приготовленная рыба стала причиной столь нетипичного со стороны Кертиса выпада.
– Значит, я тебя не понимаю.
– Что ты сделала со своими руками?
Яркий лак Неста и впрямь нанесла на ногти впервые в жизни.
– Тебе нравится? – спросила она, протягивая руки через стол. Они и впрямь больше не походили на конечности хозяюшки-кухарки.
– Ужас.
Неста медленно убрала руки, положила их на колени.
– Вопиющая вульгарность. Никогда больше так не делай. – Когда причина его гнева вскрылась, запал быстро выгорел.
– В конце концов, – заметила Неста, – это мои руки.
Кертиса изумило ее спокойствие.
– Ну прошу тебя. Больше так не делай, будь хорошей девочкой.
– Мне кажется, смотрится миленько.
– Ох, дорогая, это не так. Смотрится кошмарно.
Неста вспомнила, как вычитала в какой-то циничной книге: хоть внешность женщины и волнует мужчину больше всего, чем больше она прихорашивается ради него, тем сильнее в итоге ему плевать.
* * *
Кертис предполагал, что Неста послушает его и поступится своей прихотью, но когда выяснилось, этого не произойдет, у него развилась своего рода идея фикс. Что в постели, что за столом накрашенные ногти жены как-то отвлекали его, сбивали с толку и отпугивали. Он, конечно, никогда и не подозревал, что его так сильно расстроят маленькие мазки алого лака на роговых производных эпидермиса.
Его протест по отношению к выбору Несты выразился весьма бездейственно и тихо – после первого всплеска чувств он редко возвращался к больной теме в разговорах с ней. Он чувствовал, что в ее словах есть правда – это действительно ее ногти, и она вольна с ними поступать по-всякому, – но осознание собственной невозможности повлиять на жену, равно как и боязнь утратить в ее глазах статус из-за фиксации на чем-то столь пустяковом, давили на Кертиса и вгоняли в стыд. Враждебное отношение к той, кого он, казалось бы, поклялся любить и в горе, и в радости, вызрело в его душе – и выползло наружу ядовитой змеей, породив новые тревоги.
Озабоченность вопросом ногтей нашла и некое извращенное отражение в поведении Несты – маникюр будто бы сделался одним из главных дел ее жизни. Каждый вечер она раскладывала перед собой батарею маленьких инструментов – бесконечно острых, с виду неприятно напоминающих хирургические. Даже столь любимое Нестой одно время шитье отступило на второй план. Характерный скрипучий звук, с которым она подпиливала ногти, действовал Кертису на нервы почище дрели дантиста. Однажды, собравшись с духом, он даже предложил ей заниматься маникюром не вечером, а днем, когда его нет дома, но позже его озарила неприятная догадка – она ведь и днем это тоже делает. Тревожный симптом – даже безотносительно его антипатии к крашеным ногтям. Сам по себе он пробуждал в нем отвращение – как будто Неста приобрела некую патологическую одержимость.
Принято считать, что порой слово неизреченное – весомее слова озвученного. Так и непризнанная враждебность может протекать горше открытой войны. К зацикленности на красе ногтей вскоре прибавились расточительные траты на гардероб. Прежде Неста, казалось, довольствовалась именно тем стилем, какой предпочитали другие замужние женщины ее возраста и достатка. Теперь же покупки приобрели опрометчивый характер – и ее внешнее преображение в довольно-таки странную сторону переполошило Кертиса гораздо сильнее прежней незначительной перемены. Насколько он мог судить, ее эксцентричные с виду, но при этом жутко дорогие наряды даже не отвечали последним веяниям моды.
Однажды вечером Кертис собрался сопроводить жену на вечер игры в бридж – дата проведения была согласована за несколько недель, приглашения им были высланы загодя.
– Дорогая, мне очень жаль, но ты не можешь появиться у Фокстонов в таком виде, – сказал он.
– Мне не идет наряд? – спросила она.
– Дело не в наряде. Ты же знаешь, какие нравы у этих людей. У Фокстонов, ради всего святого! – повторил он с нажимом, балансируя на грани отчаяния.
– Может быть, стоит их удивить?
– Быстро надень что-нибудь другое, дорогая. Мы и так уже опаздываем на полчаса.
– Это ты опаздываешь. Я уже давным-давно оделась. – Она взяла крошечный предмет, похожий на скальпель, и принялась ковырять им свои ногти. Этому делу она уделяла на редкость глубокое внимание – опершись локтем о стол, тщательно выверяя движения. Эти еле заметные колебания заставляли почему-то думать о водорослях, мягко колышущихся в гармонии с течением.
– В любом случае, ты тратишь слишком много на одежду в последнее время, – бросил, не выдержав, Кертис, чувствуя, как при виде маникюрных процедур нервы натягиваются, точно пучок струн. – Я попросту не поспеваю.
– Не поспеваешь? Куда?
– Не поспеваю оплачивать твои счета, – с горечью произнес Кертис, хотя он не был ни бедным, ни скупым.
– Тебе что, прислали какие-то дополнительные счета? – Неста ни на мгновение не оторвалась от своей процедуры.
– Рад, что ты наконец-то спросила. Не хочу, чтобы на меня обрушилось все и сразу.
Она не отреагировала никак на его слова, лишь уточнила:
– Так к Фокстонам пойдем?
– Я позвоню им, пока ты переодеваешься.
– Не собираюсь я переодеваться ради Фокстонов. – В ее устах фамилия превратилась в насмешливое фырканье.
Кертис был искренне шокирован. Это ведь были чуть ли не лучшие друзья их семьи.
– Дорогая, – пробормотал он, – так у нас друзей не останется.
* * *
Гнать плохие мысли из головы становилось все труднее – ибо, даже заявляясь в свет, Неста более не пользовалась своей прежней тихой популярностью. Кертис и сам попал
