Армитаж заметил, что все лёгкие дышали.
Он насчитал тридцать три пары лёгких в резервуаре, но потом сбился и перестал. Около каждой пары стояла табличка с номером и датой – видимо, то были препараты для заброшенных научных экспериментов, о целях которых он мог только гадать.
Некоторые лёгкие отличались от других. Местами их розовая поверхность была серой, а на мускульной стенке выделялся толстый серый шрам. Армитаж подошёл ещё ближе (он уже почти забыл о времени) и уставился ещё пристальнее. Они стали дышать быстрее, или это его воображение разыгралось? Он дышит вместе с ними? Он стоял, будто загипнотизированный мерным ритмом их движений.
Как всегда, когда он натыкался на что-то удивительное, первым желанием было это зарисовать, запечатлеть увиденное. Не просто ванну с лёгкими ("Неплохое название для картины", – подумал он), а эмоции, которые он ощутил, когда увидел её. Благоговение. Шок. И, наконец, нечто знакомое, как будто он когда-то видел это во сне.
Армитаж смотрел, как лёгкие поглощают кислород по трубкам, и понимал, что они задышали быстрее и глубже. Где-то с другой стороны резервуара бикнула машина, потом опять. Приглядевшись, Армитаж заметил несколько резиновых трубок, которые выходили прямо из лёгких. Казалось, они накачивали какую-то густую серую жидкость в чёрные баллоны на дальнем конце лаборатории.
Мигнул свет над дальними приборами с другой стороны резервуара. Лёгкие расширялись и сжимались, расширялись и сжимались, всё быстрее и быстрее.
Вдруг, на самом подъёме, они остановились.
И все, как один, закричали через трубки.
То был высокий жужжащий крик, нота которого сначала пошла вверх, а потом резко упала вниз. Армитаж попятился назад от громкости. Ещё ни разу в жизни он не слышал подобного крика. Он зажал уши, вжал голову, не желая ни секунды больше оставаться в этом месте. Затрещал комлинк в его наушнике. Какой-то стражник пытался связаться с Армитажем, но тот едва мог объяснить, что случилось. Хотелось бежать.
Голоса в резервуаре продолжали кричать: то выше, то ниже. Серая жидкость потекла быстрее, заливаясь в чёрные баллоны. Армитаж понял, что каждый из голосовых бачков снабжался каким-то усилителем звука. Кому понадобилось изучать голосовые возможности этих лёгких и зачем? Позади него на мониторах появились звуковые диаграммы криков с математическими функциями.
Он повернулся к двери.
И понял, что он не один.
– Не понял, капитан, – произнёс Везек. – Куда это они подевались?
Группа Сарториса пересекла сверкающую стальную равнину главного ангара и прибыла в стыковочную шахту, но Армитажа и его группу нигде видно не было.
Позади себя капитан услышал, как Остин опять закашлялся (неприятный горловой сухой кашель уже действовал Сарторису на нервы), и понял, что хватит. Он ткнул пальцем в шахту.
– Похоже, ушли без нас, – сказал Сарторис. – Поехали.
Везек и Остин забрались внутрь в лифт. Сарторис последовал за ними вместе с Грили и Бландингсом, несущими коробку с найденными запчастями. Шахта закрылась позади них, а платформа медленно поплыла вниз. Остин продолжал кашлять. Сарторис изо всех сил не обращал на него внимания. Предстояло докладывать начальнику тюрьмы о пребывании на звёздном разрушителе, а ему это совсем не улыбалось. Несомненно, Клот задаст самые разные и совершенно ненужные вопросы насчёт корабля и того, что он там видел, и каждая минута этих расспросов будет проверкой нервов Сарториса на прочность. Глупые вопросы начальника тюрьмы были подобны нервному тику, возникающему у Клота, когда предстояло принять какое-либо решение.
– О, нет! – воскликнул Грили.
– Что такое? – Сарторис поднял голову.
Инженер собирался что-то сказать, но лишь уронил коробку с запчастями, схватился за живот и согнулся с тихим хрипом. Сарторис понял, что сотрясающегося в невольных спазмах техника сейчас вырвет. Бландингс и стражники попятились назад, бормоча что-то с удивлением и отвращением. Но места в шахте было мало, поэтому за считанные мгновения неприятный запах уже чувствовался повсюду.
– Простите, – Грили вытер рот. – Если питаться тем дерьмом, которым кормят в столовой, ещё не так можно...
– Стой, где стоишь, – Сарторис остановил его рукой. – Умоешься, когда будем на барже.
– Я в порядке, просто... – инженер сглотнул и глубоко вздохнул.
У него лилось из глаз и носа. Сарторис слышал, что техник еле дышал, а при этом у него шумело в груди. Остин позади него опять закашлял.
– Капитан, – голос Бландингса был еле слышен, и капитан развернулся в его сторону, – может, там на корабле что-то было?
– Проверка заражения дала отрицательный результат, – слишком поспешно отрезал Сарторис. – Ты же сам это утверждал, правильно, Грили?
Инженер слабо кивнул, собравшись что-то ответить, но передумал. Его кожа заметно позеленела и заблестела от тонкого маслянистого налёта пота. Через мгновение он упал на колени рядом с коробкой запчастей и опустил голову почти до пола.
Когда все прибыли на баржу, Везек и Бландингс тоже кашляли.
– Сейчас иду, – Захара проследовала за 2-1В через медсанчасть к койке, на которой стражник по имени Остин скрючился, уткнувшись головой между коленей. Его привезли вместе с другим солдатом и парой инженеров-техников. "Мусор" со знанием дела расставил очерёдность осмотра новых пациентов, уложил каждого в койку и занялся Остином, которому было хуже всего.
– Спасибо, – поблагодарила Захара дроида. – Проверь остальных.
Сев на койку рядом с Остином, она не стала дожидаться, пока тот её заметит.
– Как ты себя чувствуешь?
– Я буду разговаривать только с дроидом, – холодно ответил тот.
– Мой дроид-хирург занят твоими товарищами. Что с вами там случилось?
– Тебе-то какое дело?
– Это моя работа. Сколько человек было с тобой?
Остин не ответил. Две струи густых жёлтых соплей стекали у него из носа по обеим сторонам верхней губы. Он утёрся рукавом и опять закашлялся в кулак – свистящий, раздирающий грудь хрип.
– Слушай, у меня полно других больных, – напомнила Захара, – поэтому советую перестать выделываться, чтобы я могла тебе помочь.
– Как ты меня достала...
– Я и не такое о себе слышала.
– На пару со своими больными зэками. Ты точно... – с ним опять случился приступ кашля.
Захара отпрянула – от стражника разлетались брызги микроскопической слизи. Когда приступ закончился, Остин опять посмотрел на неё.
– Ты точно... наверное... – и опять закашлялся, ещё сильнее. – Ты просто...
