Ральф Робертс, не подозревающий, что волосы, которые приглаживали его пальцы, стали гуще и что черные нити замелькали в них впервые за последние пять лет, приплясывая, бродил по квартире на цыпочках, сначала мурлыча себе под нос, а потом напевая во весь голос старую мелодию рок-н-ролла начала шестидесятых: «Эй, красотка, ты не можешь присесть… ты должна прыг-скок на вершок и через порог всю-ю дорогу…»
Бобы булькали в одной кастрюле, сосиски кипели в другой — только Ральфу казалось, будто они почти пляшут там под старую мелодию «Довеллс». Все еще распевая во всю мощь своих легких («Когда слышишь хиппаря на ударных, ты не можешь сидеть спокойно»), Ральф нарезал сосиски в бобы, влил полпинты кетчупа, добавил немного соуса чили, энергично перемешал все и направился к двери с ужином — в той же кастрюле — в одной руке. Он проворно сбежал с лестницы, как пацан, опаздывающий в самый первый день в школу. Выудил старый мешковатый кардиган — Макговерна, но какая, к черту, разница — из кладовки в нижнем холле и снова вышел на крыльцо.
Ауры исчезли, но Ральф не расстроился: сейчас его больше интересовал запах пищи. Он не мог припомнить, когда в последний раз был так голоден. Он уселся на верхней ступеньке, раздвинув костлявые колени, и начал есть. Сразу же он обжег губы и язык, но тем не менее стал есть еще быстрее.
Опорожнив половину кастрюли с бобами и сосисками, Ральф сделал паузу. Зверь в его желудке не уснул — пока, — но немного успокоился. Ральф непроизвольно рыгнул и взглянул на Харрис-авеню с таким чувством удовлетворения, какого не испытывал уже много лет. В данных обстоятельствах это казалось совершенно неоправданным, но тем не менее было именно так. Когда он в последний раз так хорошо себя чувствовал? Может быть, в то утро, когда мальчишкой проснулся в том сарае, где-то между Дерри, штат Мэн, и Поукипси, штат Нью-Йорк, восхищенный перекрещивающимися лучами света — казалось, их были тысячи, — пронизывающими теплое, сладко пахнущее убежище, в котором он только что спал.
А может быть, никогда.
Он засек миссис Перрайн, шедшую вверх по улице, вероятно, возвращавшуюся из надежного местечка — столовой и одновременно ночлежки для бездомных возле Канала. Ральф вновь изумился ее странной скользящей походке, получавшейся благодаря тросточке и, кажется, отсутствию малейшего раскачивания бедер из стороны в сторону. Ее волосы, все еще скорее черные, чем седые, сейчас придерживались — вернее, стягивались — сеткой, которую она надевала, работая на раздаче. Толстые чулки цвета ватного тампона поднимались от белых, без единого пятнышка, туфель медсестры… Впрочем, видел Ральф лишь небольшую часть ее ног: в этот вечер на миссис Перрайн было мужское шерстяное пальто, полы которого спускались почти до щиколоток. Казалось, она двигалась лишь за счет верхней части ног — признак какой-то хронической болезни спины, как предположил Ральф, — и этот способ передвижения в сочетании с пальто придавал приближавшейся Эстер Перрайн какой-то сюрреалистический вид. Она была похожа на черного шахматного ферзя — фигуру, движущуюся самостоятельно или продвигаемую чьей-то невидимой рукой.
Когда она приблизилась к тому месту, где сидел Ральф — все еще в рваной рубахе, и к тому же он ел свой ужин прямо из кастрюли, — ауры снова стали возвращаться в этот мир. Уже зажглись уличные фонари, и Ральф теперь видел изящные бледно-лиловые дуги над каждым из них. Еще он видел красные дымки, зависшие над некоторыми крышами домов, желтые дымки — над другими, и бледно-вишневые — над третьими. На востоке, где теперь сгущалась ночь, горизонт был испещрен тусклыми зелеными крапинками.
Когда миссис Перрайн подошла ближе, ему стала видна возникшая вокруг нее аура — ровного серого цвета, напомнившего ему форму морских пехотинцев в Вест-Пойнте. Несколько темных пятен, похожих на призрачные пуговицы, дрожали над ее грудью (Ральф мог лишь догадываться, что где-то под пальто у нее была спрятана грудь). Он не был уверен, но подумал, что эти пятна могут быть признаками какой-то надвигающейся болезни.
— Добрый вечер, миссис Перрайн, — вежливо произнес он и увидел, как слова снежинками замелькали перед его глазами.
Она кинула на него пронизывающий взгляд, казалось, одновременно изучивший и разжаловавший его в одно мгновение.
— Я вижу, ты все в той же рубашке, Робертс, — сказала она.
Не произнесла она вслух — но Ральф был уверен, что подумала, — следующее: Еще я вижу, ты сидишь здесь и ешь бобы прямо из кастрюли, как бездомный оборванец, не годный ни на что другое… а я умею запоминать то, что видела, Робертс.
— В той же, — сказал Ральф. — Кажется, я забыл сменить ее.
— Хм-м-м, — протянула миссис Перрайн, и он подумал, что теперь она обдумывает состояние его нижнего белья. Когда тебе в последний раз приходило в голову сменить его? Даже боюсь подумать, Робертс.
— Чудесный вечер, не правда ли, миссис Перрайн?
Еще один из этих быстрых птичьих взглядов, на сей раз куда-то в небо. Потом ответная реплика:
— Скоро похолодает.
— Вы полагаете?
— О да — бабье лето закончилось. Моя спина теперь годится разве что для предсказания погоды, но с этим она справляется очень хорошо. — Она помолчала. — По-моему, на тебе кардиган Билла Макговерна.
— Кажется, да, — согласился Ральф, прикидывая, спросит она сейчас, знает ли Билл, что он надел его кардиган, или нет. Он не стал бы ей врать.
Вместо этого она велела ему застегнуться.
— Ты ведь не хочешь стать кандидатом на воспаление легких, верно? — спросила она, а сжатые губы добавили: Равно как и в дурдом?
— Конечно, не хочу, — сказал Ральф. Он отставил кастрюлю в сторону, потянулся к пуговице кардигана, а потом застыл. На его левой руке все еще была надета стеганая кухонная рукавица. До этого момента он просто не замечал ее.
— Будет проще, если ты снимешь ее, — сказала миссис Перрайн. Кажется, в ее глазах появилось тусклое мерцание.
— Да, согласен, — неловко буркнул Ральф, сбросил рукавицу и застегнул кардиган Макговерна.
— Мое предложение остается в силе, Робертс.
— Прошу прощения?
— Мое предложение зашить тебе рубаху. Если ты, конечно, сумеешь расстаться с ней на денек-другой. — Она помолчала. — Полагаю, у тебя найдется другая рубашка? И ты бы ее поносил, пока я буду чинить ту, что сейчас на тебе.
— О-о да, — сказал Ральф. — Еще бы. Даже несколько.
— Тебе, наверное, трудновато менять их каждый день. У тебя бобовый соус на подбородке, Робертс. — После этого заявления глаза миссис Перрайн устремились вперед, и она зашагала дальше.
