— Тебе, наверное, трудновато менять их каждый день. У тебя бобовый соус на подбородке, Робертс. — После этого заявления глаза миссис Перрайн устремились вперед, и она зашагала дальше.
То, что Ральф сделал потом, он сделал совершенно безотчетно, сам не понимая зачем; это произошло так же инстинктивно, как резкий жест удара, которым раньше он отпугнул дока № 3 от Розали. Он поднял руку, на которой раньше была кухонная рукавица, и свернул ее трубочкой у рта. Потом он резко вдохнул в себя воздух, издав слабый шипящий свист.
Результат оказался поразительным. «Карандаш» серого цвета вырвался из ауры миссис Перрайн как игла дикобраза. Он быстро удлинился, пока сама почтенная дама шла вперед, пересек усеянную опавшими листьями лужайку и влетел в сложенные трубочкой пальцы Ральфа. Вдохнув, он ощутил, как «карандаш» вошел в него, и он словно проглотил сгусток чистой энергии. Он вдруг почувствовал себя зажженным как неоновый дорожный знак или афиша кинотеатра в большом городе. Взрывное ощущение силы — ощущение «бух!» — пронзило его грудь и живот, а потом сбежало вниз по ногам до самых кончиков пальцев. Одновременно оно рванулось и вверх, прямо ему в голову, угрожая сорвать макушку с черепа, словно тонкую пленку, закрывающую силосную яму.
Он увидел лучи света, серые, как пронизанный электрическими разрядами туман, поднимающиеся из щелей между пальцами его рук. Жуткое и приятное ощущение силы зажглось в его мыслях, но лишь на одно мгновение. Оно тут же сменилось стыдом и удивленным страхом.
Что ты делаешь, Ральф? Чем бы ни была эта штуковина, она не принадлежит тебе. Ты бы полез к ней в сумочку и вытащил бы оттуда ее деньги, пока она не смотрит?
Он почувствовал, как его лицо вспыхнуло, опустил свернутую в трубочку ладонь и закрыл рот. Как только его губы и зубы сомкнулись, он явственно услышал — и на самом деле ощутил, — как что-то хрустнуло внутри. Такой звук обычно получается, когда откусываешь кусок свежего ревеня.
Миссис Перрайн остановилась, и Ральф опасливо следил за тем, как она обернулась и оглядела Харрис-авеню. Я не хотел, мысленно сказал он ей. Честное слово, я не хотел, миссис П., но я еще только учусь обращаться с этим.
— Робертс?
— Да?
— Ты что-нибудь слышал? Какой-то звук — почти как выстрел.
Ральф почувствовал, как к его ушам приливает горячая кровь, и покачал головой:
— Нет… Правда, слух у меня теперь уже не тот…
— Наверное, просто выхлоп где-то там, на Канзас-стрит, — заявила она, отмахнувшись от его вялых оправданий. — Однако должна тебе сказать, у меня от него сердце замерло.
Она снова двинулась вперед все том же странном скользящей походкой шахматной фигуры, потом опять остановилась и оглянулась на него. Ее аура еще раньше начала уплывать из поля зрения Ральфа, но глаза ее он видел отлично — острые, как у ласки.
— Ты изменился, Робертс, — произнесла она. — Стал как-то моложе.
Ральф, ожидавший чего-то другого (например: Отдай мне то, что ты украл у меня, Робертс, и сию же секунду), сумел лишь промямлить:
— Вы полагаете… это очень… Я хочу сказать, спа…
Она нетерпеливо махнула рукой, заткнув ему рот:
— Наверное, это освещение. Советую тебе быть поаккуратнее с этим кардиганом, Робертс. На мой взгляд, мистер Макговерн из тех людей, что заботятся о своих вещах.
— Ему надо было получше позаботиться о своей шляпе, — буркнул Ральф.
Эти яркие глаза, уже начавшие снова отворачиваться от него, метнулись обратно.
— Прошу прощения?
— Его панама, — пояснил Ральф. — Он где-то потерял ее.
Миссис Перрайн на мгновение поднесла эту новость под свет своего интеллекта, а потом отбросила ее с очередным «хм-м-м».
— Ступай в дом, Робертс. Если будешь долго торчать здесь, застудишься насмерть. — С этими словами она пошла своей дорогой, и выглядела она вроде бы ничуть не хуже после невольной кражи Ральфа.
Кражи? Я совершенно уверен, что это не то слово, Ральф. То, что ты сейчас сделал, гораздо больше походит на…
— Вампиризм, — мрачно пробормотал Ральф. Он отставил кастрюлю с бобами в сторону и стал медленно потирать руки. Он чувствовал себя пристыженным… виноватым… и буквально взрывающимся от энергии.
Ты украл какую-то часть ее жизненной силы, а не крови, но вампир есть вампир, Ральф.
Да, действительно. И неожиданно Ральфу пришло в голову, что, должно быть, он уже не в первый раз совершает подобное.
Ты изменился, Робертс. Стал как-то моложе. Вот что сказала сегодня миссис Перрайн, но разные люди отпускали ему похожие замечания начиная с конца лета, не так ли? Главная причина, по которой его друзья не заставляли его сходить к врачу, заключалась в том, что внешне с ним все было в порядке. Он жаловался на бессонницу, но в то же время выглядел воплощением здоровья. Похоже, медовые соты и впрямь помогли, сказал Джонни Лейдекер перед тем, как они вдвоем вышли из библиотеки в воскресенье, — как ему теперь казалось, еще в железном веке. А когда Ральф спросил, что он имеет в виду, Лейдекер пояснил, что говорит о бессоннице Ральфа.
Вы выглядите в миллиард раз лучше, чем в тот день, когда я впервые встретил вас.
И Лейдекер был не единственным. Ральф кое-как проживал день за днем, чувствуя себя смятым, скрученным и разодранным на части… но все продолжали твердить ему, как прекрасно он выглядит, как свежо он выглядит, как молодо он выглядит. Элен… Макговерн… даже Фэй Чапин говорил что-то неделю или две назад, хотя Ральф не мог припомнить, что именно…
— Ну, конечно, помню, — проговорил он с тихим отчаянием. — Он спросил меня, не пользуюсь ли я кремом от морщин. Кремом от морщин, ради всего святого!
Неужели он уже тогда крал чужую жизненную силу? Крал, сам даже не подозревая об этом?
— Должно быть, так, — произнес он так же тихо. — Господи Иисусе, я — вампир.
Но верное ли это слово, неожиданно засомневался он. Не существовала ли по крайней мере вероятность того, что в мире аур крадущий жизнь назывался Центурионом?
Бледное искаженное лицо Эда всплыло перед его взором как призрак, который возвращается, чтобы обвинить своего убийцу, и Ральф в неожиданном приступе ужаса обнял руками колени и опустил на них голову.
1
Без двадцати семь хорошо ухоженный «линкольн-таун» выпуска конца семидесятых подкатил к тротуару возле Дома Лоис. Ральф, проведший последний час за бритьем, Душем и попытками успокоиться, стоял на своем крыльце и смотрел, как Лоис вылезает с заднего сиденья. Были произнесены все прощания, и ветерок донес до него веселый женский смех.
