— Да, — кивнул Ральф. — Это действительно самое худшее.
— Никто больше не разговаривает с тобой. О-о, они обращаются к тебе иногда, но это уже совсем другое, и в большинстве случаев, похоже, люди даже не видят тебя. Ты когда-нибудь испытывал такое?
Ральф подумал о Дерри старых алкашей — городе, на который окружающий его спешащий-на-работу, спешащий-поразвлечься мир почти не обращает внимания, и кивнул.
— Ральф, ты не обнимешь меня?
— С удовольствием, — сказал он, нежно притянул к себе и заключил в кольцо своих рук.
4
Некоторое время спустя, помятые, ошеломленные, но счастливые, Ральф и Лоис сидели вдвоем в комнате на диване — настолько крошечном (вот уж точно для хоббитов), что скорее он походил на любовное гнездышко. Но никому из них это не мешало. Рука Ральфа обвивала плечи Лоис. Она распустила волосы, и он вертел ее локон в своих пальцах, удивляясь, как легко забывается ощущение от женских волос, столь поразительно отличающееся от ощущения от мужских. Она рассказала ему о своей карточной игре, и Ральф слушал внимательно, восхищенно, но, как он открыл для себя, без всякого удивления.
Их было около дюжины, и они играли каждую неделю в Ладлоу-Грандж по маленькой. Можно было отправиться домой, проиграв пятерку или выиграв десятку, но чаще всего игра кончалась долларом в плюс или мелочью в минус. Хотя там всегда присутствовало несколько хороших игроков и несколько раззяв (Лоис причисляла себя к первой категории), большей частью это был просто забавный способ провести полдень — дамская версия шахматного турнира старых алкашей.
— Только сегодня я просто не могла проиграть. Я должна была вернуться домой совершенно разбитой после всех их расспросов о том, какие витамины я принимаю и где я последний раз делала массаж, и всего прочего. Как можно сосредоточиться на глупой игре вроде «Двоек и валетов», «Человека с топором», «Семерок, берущих все», когда приходится все время рассказывать новые байки, стараясь не повторять те, которые уже говорила?
— Наверное, очень трудно, — кивнул Ральф, стараясь сдержать ухмылку.
— Да. Очень трудно! Но вместо того, чтобы проиграть, я все набирала и набирала. И знаешь почему, Ральф?
Он знал, но покачал головой, чтобы она сама сказала ему. Ему нравилось ее слушать.
— Все дело было в их аурах. Я не всегда знала, какие именно у них карты, но довольно часто. И даже когда не знала, я могла довольно точно понять, насколько хороша у них фишка. Ауры присутствовали не все время — ты же знаешь, как они появляются и исчезают, — но даже когда они исчезали, я все равно играла лучше, чем когда-либо в жизни. В последний час я начала проигрывать нарочно, чтобы они не возненавидели меня. И хочешь знать кое-что еще? Даже нарочно проигрывать было тяжело. — Она опустила взгляд на свои нервно сжавшиеся на коленях ладони. — А на обратном пути я сделала кое-что, чего теперь стыжусь.
Ральф начал снова улавливать ее ауру — тусклый серый призрак, в котором возникали и пропадали темно-синие пятнышки.
— Прежде чем расскажешь мне, — прервал он ее, — послушай-ка меня и посмотри, не покажется ли это тебе знакомым.
Он рассказал, как к его крыльцу подошла миссис Перрайн, когда он ужинал и ждал возвращения Лоис. Рассказывая о том, что он сделал с этой старой дамой, он опустил глаза и почувствовал, как у него снова вспыхнули уши.
— Да, — сказала она, когда он закончил. — Я сделала то же самое, только… Я не хотела, Ральф… Во всяком случае, я не думаю, что это было нарочно. Я сидела с Миной на заднем сиденье, и она начала опять бубнить и бубнить про то, как я изменилась, как молодо я выгляжу, и я подумала — мне неловко произносить это вслух, но все же лучше я скажу, — подумала: «Я заткну тебе глотку, ты, старая завистливая карга». Потому что это была зависть, Ральф. Я видела это в ее ауре. Большие заостренные копья цвета кошачьих глаз. Неудивительно, что зависть называют зеленоглазым чудовищем! Словом, я указала в окно и сказала: «О-о-о, Мина, ну разве не чудесный маленький домик?» И когда она отвернулась, чтобы взглянуть, я… Я сделала то же самое, что и ты, Ральф. Только я не сворачивала трубочкой ладонь. Я просто вытянула губы… вот так… — Она продемонстрировала, вызывая при этом такое желание поцеловать ее, что Ральф ощутил тягу (честно говоря, почти непреодолимую) воспользоваться моментом. — …И я вдохнула большое облако из ее штуковины.
— И что случилось? — спросил Ральф изумленно и испуганно.
Лоис виновато рассмеялась:
— С ней или со мной?
— С вами обеими.
— Мина подпрыгнула и шлепнула себя сзади по шее. «Там на мне жук! — закричала она. — Он меня укусил! Убери его, Лу! Пожалуйста, сними его с меня!» Разумеется, никакого жука на ней не было — это я была жуком, — но я все равно провела рукой по ее шее, потом раскрыла окно и сказала ей, что он улетел. Ей повезло, что я только провела рукой по ее шее, а не вышибла из нее мозги, так я разозлилась. Мне хотелось выскочить из машины и пробежать весь путь до дома на своих двоих.
Ральф кивнул.
— Это было чудесно… Слишком чудесно. Как в случаях с наркотиками, которые показывают по телевизору, — как сначала они отправляют тебя в рай, а потом запирают в аду. Что, если мы начнем это делать и уже не сможем остановиться?
— Ага, — сказал Ральф. — И что, если это приносит людям вред? Я все время думаю про вампиров.
— А знаешь, о чем я все время думаю? — Голос Лоис упал до еле слышного шепота. — О тех вещах, про которые, как ты рассказывал, говорил Эд Дипно. Про тех Центурионов. Что, если они — это мы, а, Ральф? Что, если они — это мы?
Он обнял ее и поцеловал в макушку. Худшие его страхи, слетевшие с ее языка, частично сняли тяжесть с его сердца, и это заставило его подумать о словах Лоис про одиночество — что оно самое худшее в старении.
— Я знаю, — сказал он. — И то, что я сделал с миссис Перрайн, было совершенно импульсивно — я не помню, чтобы я хоть капельку подумал об этом. Просто сделал, и все. У тебя это было так же?
— Да. Точно так же. — Она склонила голову ему на плечо.
— Мы больше не должны этого делать, — сказал он. — Потому что к этому действительно можно привыкнуть. Все, что доставляет такое наслаждение, должно вызывать привыкание, верно? Еще мы должны попытаться создать какую-то защиту, не позволяющую нам делать это бессознательно. Потому что, мне кажется, я сделал это именно так. Возможно, поэтому…
Его оборвал скрежет тормозов и визг шин, трущихся по асфальту. Широко распахнув глаза, они уставились друг на друга, а звук снаружи все продолжался, словно ища точку финального удара.
