Кэролайн: Путь обратно в Райский Сад неблизок, родной, так что не надо стонать по мелочам.
Лоис: В моей семье умереть в восемьдесят — значит умереть молодым.
Джо Уайзер: Медицинские эксперты обычно писали в графе причины смерти «самоубийство», а не «бессонница».
Билл: Его специальностью была Гражданская война, а теперь он даже не знает, что вообще такое гражданская война, не говоря уже о том, кто победил в нашей.
Дениза Полхерст: Смерть жутко тупа. Акушерку, которая так медленно перерезала бы пуповину у младенца…
Это было так, словно кто-то вдруг включил яркий фонарь в его голове, и Ральф испустил громкий крик прямо в солнечное небо осеннего полдня. И даже «Дельта-727», заходящая на посадку над шоссе 3, не смогла полностью заглушить этот крик.
6
Остаток дня он провел, сидя на крыльце дома, который делил с Макговерном, и с нетерпением ожидая возвращения Лоис с ее карточных посиделок. Он мог бы еще раз попытаться застать Макговерна в больнице, но не стал звонить. Необходимость разговора с Макговерном отпала. Ральф еще не понимал всего, но полагал, что понимает теперь гораздо больше, и, если неожиданная вспышка внутреннего видения на пикниковой площадке имела хоть какое-то значение, рассказывать Макговерну о том, что случилось с его панамой, было совершенно бессмысленно, даже если Билл поверит ему.
Я должен заполучить обратно эту шляпу, подумал Ральф. И еще я должен вернуть сережки Лоис.
Стоял великолепный ранний вечер. С одной стороны, ничего не происходило. С другой стороны, происходило все. Мир аур возникал и исчезал вокруг него, как ровно набегающие облака с западной стороны. Ральф сидел и с увлечением наблюдал, прерываясь лишь затем, чтобы немного перекусить и сходить в ванную. Он видел старую миссис Бенниган, стоящую на своем крыльце в ярко-красном плаще, с суковатой палкой в руке, разглядывающую свои осенние цветы. Он видел окружавшую ее ауру — чистого и здорового розового цвета только что выкупанного младенца — и надеялся, что у миссис Б. не так уж много родственников, ожидающих ее смерти. Он видел молодого человека не старше двадцати, движущегося прыгающей походкой к «Красному яблоку». В своих вылинявших джинсах и шерстяной безрукавке он выглядел воплощением здоровья, но Ральф видел «смертельный мешок», окружавший его как масляная пленка, и «воздушный шарик», поднимавшийся от его макушки, который был похож на сгнившую штору в доме с привидениями.
Он не замечал никаких лысых врачей, но вскоре после половины шестого пораженно уставился на луч лилового света, вырвавшийся из-под крышки канализационного люка посреди Харрис-авеню; луч поднимался в небо, как спецэффект в эпической ленте Сесиля Б. Де Милля по Библии, минуты три, а потом просто исчез. Еще он видел огромную птицу, похожую на доисторического ястреба, парящую между дымовыми трубами старого здания маслобойни на углу Говард-стрит, и чередующиеся голубые и красные тепловые лучи, лениво вращающиеся над Страуфорд-парком длинными лентами.
Когда в без четверти шесть закончилась футбольная тренировка в школе Фэйрмаунт, около дюжины ребятишек роем высыпали на автостоянку возле «Красного яблока», где они накупят тонны леденцов и кипы вкладышей с профессиональными футболистами, отличившимися в нынешнем сезоне, предположил Ральф. Двое из них остановились и заспорили о чем-то, и их ауры — одна зеленая, а другая как вибрирующая тень перезрелого апельсина — сгустились и начали мерцать вьющимися вверх спиралями красных нитей.
Осторожнее! — мысленно крикнул Ральф мальчику, находившемуся внутри оранжевого светового «конверта», как раз за мгновение до того, как Зеленый мальчик кинул на землю свои учебники и врезал Оранжевому в челюсть. Они сцепились и пустились в неуклюжую злую пляску, а потом брякнулись на тротуар. Вокруг них образовался маленький кружок радостно вопящих ребятишек. Пурпурно-красный купол наподобие грозовой тучи начал сгущаться вокруг и над дракой. Ральфу эта медленно вращающаяся против часовой стрелки форма показалась одновременно и жуткой, и красивой, и он прикинул, на что была бы похожа аура над полномасштабным сражением. В итоге он решил, что на самом деле не хотел бы знать ответа на этот вопрос. Как раз когда Оранжевый оседлал Зеленого и начал колотить его всерьез, из магазина вышла Сью и заорала, чтобы они, черт подери, прекратили драку на стоянке перед магазином.
Оранжевый мальчик нехотя слез с соперника. Вояки поднялись на ноги, грозно глядя друг на друга. Зеленый мальчик, стараясь казаться беспечным, повернулся и вошел в магазин. Лишь один быстрый взгляд через плечо, брошенный, чтобы удостовериться, что его соперник не преследует его, испортил эффект.
Одна часть зрителей последовала за Зеленым мальчиком, чтобы отовариться после тренировки, а другая столпилась вокруг Оранжевого с поздравлениями. Невидимая простым смертным злобная пурпурно-красная поганка над ними разваливалась, как облако под сильным ветром. Куски отрывались от нее и исчезали.
Улица — карнавал энергии, подумал Ральф. Зарядом, выброшенным этими двумя мальчишками за девяносто секунд, что они дрались, похоже, можно было бы освещать Дерри целую неделю, а если собрать энергию, выработанную зрителями — энергию этого грибовидного облака, — наверное, можно было бы освещать весь штат Мэн целый месяц. Можешь представить себе, каково было бы побывать в мире аур на Таймс-сквер за две минуты до полуночи в канун Нового года[58]?
Он не мог и не хотел. Он подозревал, что видел только что краешек силы, такой громадной и мощной, что в сравнении с ней все ядерное оружие, созданное с 1945 года, показалось бы не сильнее выстрела из детского капсульного пистолетика в пустую жестянку из-под персиков. Сила, быть может, достаточная для того, чтобы уничтожить Вселенную или… создать новую.
7
Ральф поднялся наверх, выложил бобы из консервной банки в одну кастрюлю, бросил несколько сосисок в другую и стал нетерпеливо расхаживать по квартире, щелкая пальцами и то и дело приглаживая волосы в ожидании простенького холостяцкого ужина. Глубочайшая, продирающая до костей усталость, которая невидимыми гирями висела на нем с середины лета, совершенно прошла — по крайней мере на данный момент; он чувствовал себя переполненным бешеной древней энергией, буквально набитым ею. Он полагал, именно поэтому многие любят бензедрин и кокаин, только у него было подозрение, что эта энергия гораздо лучше и что когда она покинет его, то не оставит ограбленным и истощенным, с пагубной иссушающей привычкой к ней.
