— Не делайте этого, — прорычал я в ответ. – Это того не стоит. Вы же убьете тысячи невинных людей.
Голова Коула запрокинулась вместе с капюшоном к надвигающейся воронке, и он потоптался по траве, пока не оказался прямо под ее жерлом.
— Не позволяй ему пошевелиться, — бросил он Кумори.
— Да, господин, — отозвалась Кумори. Клинок у моего горла даже не дрогнул.
Рука Коула нырнула в сумку, висевшую у него на плече, и он достал из нее Боба-черепа. Огоньки в глазницах горели холодным, сине-фиолетовым светом.
— Вот, дух, — произнес Коул, подняв череп так, чтобы тот видел воронку. – Видишь?
— Еще бы, — ответил череп совсем незнакомым мне, холодным и пустым голосом. – Все в точности так, как описал хозяин. Продолжай, — огоньки в глазницах пошевелились, и взгляд их остановился на мне. – А… Паршивая овца Белого Совета. Я советовал бы убить его сейчас же.
— Нет, — твердо возразила Кумори. – Его смертное проклятие может уничтожить всю подготовку.
— Я знаю, — капризным тоном отвечал череп. – Но если он будет еще жив в момент, когда Коул изопьет энергию, он может нарушить процесс. Убей его сейчас.
— Молчать, дух, — резко оборвал его Коул. – Не ты здесь командуешь. Не спорь со мной на свою голову.
Огонь в глазницах черепа сделался еще холоднее, но он промолчал.
Я поперхнулся. Боб… сделался не Бобом, а кем-то другим. То есть, я понимал, что он связан обетом повиновения тому, кто владеет черепом, и что личность его господина сильно влияет на его собственную, но все же и представить себе не мог, чтобы до такой степени. Не то, чтобы мы с Бобом дружили, но… я привык к нему. В некотором роде, он сделался мне родным – болтливым, несносным кузеном, который только и делает, что обижает тебя, но без которого обед в День Благодарения не в радость. Я никогда не представлял себе возможности того, что однажды он сделается другим.
Убийцей.
Хуже всего было то, что Боб дал Коулу дельный совет. Мое смертное проклятие могло помешать Темносиянию, однако с другой стороны, Коул, похоже, не слишком боялся смертных проклятий. Если он давал мне шанс дождаться решающего момента, значит, чтобы вывести его из равновесия мне потребовалось бы что-то посерьезнее смертного проклятия.
Разумеется, это будет стоить мне жизни. Кумори со своим ножиком проследит за этим. Но я, возможно, смогу помешать ему, если буду еще жив, когда воронка опустится окончательно.
Коул положил череп на траву, потом поднял руки над головой так, что рукава съехали вниз, оголив длинные стариковские руки, покрытые старыми шрамами. Вполголоса он начал произносить нараспев слова заклинания, и голос его с каждой строкой крепчал.
Воронка дрогнула. А потом медленно, осторожно, словно на ощупь потянулась жерлом к Коулу.
Энергия клубилась в небе над нами, в тучах, во вращающейся воронке. Метавшиеся в ней духи и призраки завывали и визжали на все голоса. Руки Кумори не ослабели и не дрогнули, но я чувствовал, что почти каждый фибр ее внимания направлен сейчас на Коула.
Возможно, у меня имелся еще шанс.
— Боб, — окликнул я. – Боб.
Голубые огоньки в глазницах повернулись ко мне.
— Думай, — тихо произнес я. – Думай, Боб. Ты же меня знаешь. Ты много лет работал со мной.
Голубые огоньки сощурились.
— Боб, — повторил я. – Ты не можешь не помнить меня. Я дал тебе имя.
Череп чуть дернулся, словно поежился, но глаза продолжали гореть холодным синим светом.
А потом один из них вдруг мигнул и загорелся обычным оранжевым. Только на долю мгновения, потом он снова вспыхнул голубым.
Сердце мое дернулось от внезапного возбуждения. Боб-череп, мой Боб, только что подмигнул мне.
Коул продолжал распев, и тучи вращались над головой все быстрее. Дождь разом перестал, словно кто-то закрутил кран, и воздух заполнился духами, призраками, приведениями и прочей потусторонней нежитью, захваченной огромным, невидимым смерчем, закручивавшим их все быстрее и быстрее. Обилие напитывавшей воздух энергии затрудняло дыхание, а рев потусторонних голосов и ветра с каждым мгновением все усиливался.
— Боб! – крикнул я, перекрывая эту какофонию. – Я тебе разрешаю!
Оранжевый свет выплеснулся из глазниц черепа и метнулся прочь, за границы круга из перевернутых столиков – но я успел еще увидеть, как клубок светящейся энергии, который был Бобом, оказался подхвачен мощными потоками магии. Он боролся с этим ужасным смерчем, и до меня вдруг дошло, что без защищавшего его черепа или любого другого физического тела Боб ничем не отличается от любого другого духа, захваченного этим мальстремом. И что если Темносияние завершат, как задумано, его тоже поглотят без остатка.
Мне показалось, я увидел, как Боба засосало в облако плененных духов… впрочем, какофония света и звука царила такая, чтоя ничего не смог бы утверждать наверняка.
Коул продолжал пение, и я увидел, как тело его выгнулось от напряжения. Еще через несколько мгновений он в буквальном смысле этого слова воспарил над землей, так что его башмаки зависли в трех или четырех дюймах над землей. Его голос сделался частью безумной грозы, частью темной энергии, и он клубился, и грохотал, и отдавался эхом со всех сторон. Я начал представлять, с какой силой мы имели дело. С силой, глубокой как океан, бескрайней как небо. Она была темной, и смертельной, и ужасной – и прекрасной. И Коул собирался поглотить ее всю. Сила, которую он получил бы после этого, не сделала бы его сопоставимым со всем Белым Советом, вместе взятым. Она перевела бы его в лигу, стоящую настолько выше, что весь Совет не означал бы для него ровным счетом ничего.
Такой силы хватило бы, чтобы изменить мир. Чтобы перестроить его по своему вкусу.
Конец воронки опустился вниз, покачнулся у губ Коула, а потом мягко скользнул между ними. Коул проревел последнюю строку заклинания и широко раскрыл рот.
Я стиснул зубы. Боб уже не мог помочь мне, но я не мог позволить Коулу завершить заклятие. Даже если это убило бы меня.
Я собрал магию для последнего заклятия, которое мог шырнуть в него, прервать его заклятие, чтобы эта чудовищная энергия разнесла его в клочья.
Кумори почувствовала это, и я услышал, как она коротко выкрикнула что-то. Нож обжег мое горло.
И тут призванный мною динозавр вырвался из облака обезумевших духов и устремился прямо на Кумори. В глазах его полыхали ослепительные оранжевые огни. Тираннозавр Боб взревел и замахнулся на Кумори огромным когтем.
Помощница Коула была далеко не робкого десятка, но никакая закалка, никакой тренинг не подготовят вас к виду злобного динозавра, готового надрать вам задницу. На короткое мгновение она оцепенела, и я повернулся и отпрянул от нее. Нож полоснул-таки по моему горлу, и я ощутил обжигающий укол. Помнится, я подумал еще, не это ли почувствовал Гривейн…
