Но с её откровениями пришло другое. Мэри, как известно, выпивала время от времени, а иногда и чрезмерно, изделия из винного погреба Лимптона, свидетельство чего он только что заметил по следам испарений при её дыхании.
«Уж точно не кларет, - сразу отметил он. - Портвейн, конечно же, портвейн, и я надеюсь, что она не открыла одну из моих бесценных бутылок 1702 года времён барона Метуэна...»
- Pater terrae, - ужасно прошептала она, - и Pater tenebrarum. Я отчётливо слышала. Честно говорю, Реджинальд! Я давно изучала латынь в школе. Что это обозначает? Одного звука этих слов было достаточно, чтобы я была вне себя.
Лимптон проигнорировал самое резкое наблюдение (он слышал подобные слова раньше, не так ли?), а вместо этого выдвинул более логичную теорию.
- Мэри, любовь моя. Может быть, в этом виновата одна-две капли вина? Я не могу представить, как какие-либо слова могли слышаться из простого...
- О, не только слова, - добавила она, - но и эти ужасные перезвоны. И если ты заглянешь в вестибюль этой... этой штуки, то увидишь одни из тех очень старомодных Дедушкиных часов...
«Ах, какая досада!»
Лимптон с некоторым усилием наклонился, чтобы заглянуть в кукольный дом, фасад которого всё ещё был поднят. Действительно, слева в вестибюле, среди миниатюрных копий декора XVII века, стояли часы с длинным корпусом.
Раньше он этого не замечал.
«Это та самая проклятая вещь!»
Но само собой разумеется, что это была миниатюрная версия настоящих часов. И...
- Мэри, дорогая, это всего лишь крошечная копия старинных часов. Они совсем не работают, и они не могут отсчитывать время или издавать звуки, - он попытался уменьшить её волнение, посмеиваясь. - Твоё воображение действительно разыгралось, потому что ты так громко кричала из-за этой галлюцинации.
- О, нет, Реджинальд. Не бой курантов и даже не шаги заставили меня кричать во всю громкость лёгких...
- Шаги?
- О, Господи, да, внутри этой штуки слышались мельчайшие шаги, действительно, как будто бегает что-то крохотное. Нет, это был человек, точно.
Челюсти Лимптона сжались.
- Какой... человек?
- Шаги в кукольном доме, казалось, раздавались из глубины, поэтому я обошла его сзади... Реджинальд, задняя часть этой штуки поднимается, как передняя?
- К сожалению, нет, но...
- Вот, клянусь могилой моей бедной старой матери, когда я посмотрела в заднее окно, клянусь, я увидела человечка - маленького крохотного человечка! И казалось, что он смотрит прямо на меня с отвратительной усмешкой!
«« - »»
В самом деле, Лимптон вскоре понял, что гораздо больше, чем одна-две капли портвейна вызвали у Мэри эти галлюцинации. Он помог ей спуститься вниз, убедив её, что слишком много выпивки и слишком много размышлений спровоцировали весь этот эпизод, и, приготовив ей чашку тёплого молока с успокаивающим средством, вскоре уложил её в постель.
- Вот-вот, дорогая. Утром ты будешь как огурчик, - заверил он.
Хотя он и недоумевал, как вообще появилось такое сравнение. Какая здесь может быть уместность огурчика, ради всего святого? Во всяком случае, он хотел побыстрее оставить её, как я полагаю, чтобы вернуться наверх и заняться своими исследованиями, вызвавшими это сильнейшее беспокойство. Она уснула через мгновение; ещё через мгновение он окинул её взглядом, зрительно оценивая твёрдые контуры её тела под простынями.
Какой неудачный момент!
Член Лимптона был в ужасающе возбуждённом состоянии, и...
«Я абсолютно жажду ещё одного раза! У меня есть собственное тёплое молоко, которое я хочу ей дать!»
Тем не менее...
Это вряд ли соответствовало бы поведению человека его общества и казалось немного хамским, учитывая её расстройство и текущее бессознательное состояние.
«Вниз, мальчик!» - подумал он, посмеиваясь, и когда он грубо похлопал себя по промежности (кто вообще мог это видеть?), содержимое, как всегда, казалось огромным и энергичным; это оказалось довольно приятным чувством для человека возраста Лимптона.
При ближайшем рассмотрении снаружи кукольного дома не было обнаружено ничего плохого или неуместного - хотя, честно говоря, чего он ожидал?
«Ведь маленький человечек бегает в глубине дома!» - Лимптон рассмеялся.
Нет, это были глупости его пьяницы-жены, и не более того.
«Она всегда была легкомысленной. То, что природа дала ей в сиськах, уж точно отняла в мозгах!»
Но Мэри была не единственной, кто испытал частичку экстраординарного, не так ли? Адские перезвоны, чёрная эякуляция и вонь как от груды трупов.
Он заглянул в открытый фасад кукольного дома; и, конечно же, в вестибюле была копия старинных часов.
«Даже мастер миниатюр Паттен не смог бы создать что-то настолько крошечное и при этом функциональное».
Он поднял фигурку; это было просто пустое крашеное дерево.
И когда он хромал по коридору, вонь больше не появлялась; в туалете не было замечено ничего странного: в окне Левенторпа не горел свет, а на обоях не осталось буйных струй спермы. Коллинз выполнил свою работу, и теперь из его укромного уголка в конце коридора доносился храп.
«Всё в полном порядке», - Лимптон остался доволен.
В комнате для коллекций он приглушил свет, потом улёгся в постель, с удовлетворением взглянул на просторный кукольный дом, возвышающийся перед ним, и, улыбаясь, погрузился в сон, даже не представляя себе, что его жизнь, которую он знал, будет безвозвратно потеряна к тому времени, когда взойдёт солнце.
«« - »»
Лимптон сначала не видел изображений во сне, лишь звуки, голоса...
Женский голос:
- Чтобы можно было прислуживать слугой Князю Воздуха...
Мужской голос:
- Сначала возьми волосы...
... потом кровь и сперму...
... человека, живущего жадностью...
... в тигле смешай эти ингредиенты, чтобы посадить семя...
... а потом сожги это, как Агнец горит...
... и вдохнёшь в лёгкие ты эти пары...
Затем последовали зрелища: несколько волосков с лобка, сами того не зная, упали в ступку, поставленную над пламенем. Следующими упали: полотенце, вытащенное из мусорной корзины в пятнах крови и тряпка со следами спермы. Завитки дыма поднялись вверх, затем эти пары хрипло втянулись в ноздри мужчины и женщины, чьи лица потускнели, а затем застыли в дьявольских ухмылках.
- Pater terrae...
... Отец Земли!
- Rex Terore...
... Властитель ужасов!
- Princeps Tenerbrarum...
... Принц тьмы!
- Vivimus ut viventes serviamus...
... Мы живём, чтобы служить тебе!
Через твоего верного слугу, Ланкастера Паттена!
Теперь перед сновидящим разумом Лимптона открылась только тьма. Следующие звуки, которые он услышал, были явно ведомые похотью проявления и сексуальное общение, и это был нехороший знак (несмотря на уже негативные последствия сна), потому что участниками, как читатель уже догадался, мог быть никто иной, как Септимус Браун и его дочь Эмили. Но правила морали редко соблюдаются во сне, верно? А Лимптона вряд ли можно было назвать человеком высоких моральных качеств.
- Вот так, вот так, это я, девочка!
- О, отец! Ты достаточно хорошо помнишь обряд?
- Да... конечно, да.
- Хе-хе, для всех нас будет прекрасное время, когда толстяк будет в нашей собственности.
Это привело к остановке сновидения. Лимптон вздрогнул, ему не нужно было называть личность «толстяка»...
Мужчина - Браун - шепчет:
- Это сработает, Ангел.
Но, естественно, он произносил это слово как «сра-а-аботает».
Затем раздался звук, похожий на раскол земли надвое. Глаза Лимптона распахнулись от ужаса, и он проснулся.
Затуманенное зрение не давало ему сосредоточиться, но не было похоже, что он проснулся там, где должен был: на кушетке в своей комнате для коллекций.
Он закусил губу, чтобы по-настоящему проснуться.
