class="p1">— Объясню, почему нет! В соседнем доме живу. Если подбросите, покажу.
— Отлично, договорились.
Женщина, назвавшаяся Гульнарой, в два счета оделась, погасила свет и заперла парикмахерскую.
— Все равно никого нет, — в ответ на невысказанный вопрос сказала она. — Запись с утра была, а после обеда, еще и в такую погоду… Чего тут сидеть? Потом до дому добирайся. Хорошо, что вы подвернулись, — бесхитростно договорила Гульнара.
Они вышли на улицу. Снег не унимался, ветер усилился.
— Уже совсем зима, — сказала Гульнара и добавила безо всякого перехода: — Ваша машина? Большая. Крутая, как мой сын говорит.
Гульнара с новым интересом взглянула на Вадима.
— Так зачем, говорите, приехали?
Вадим ничего не говорил на этот счет, но пора уже было начать формулировать какую-то легенду. Городишко крохотный, скоро о появлении незнакомца всем станет известно, надо предложить местному населению удобную версию. К тому же придется собирать информацию, нужен повод задавать вопросы.
Глупо, конечно, надо было заранее обдумать, что говорить, но решение пришло само собой.
— Я писатель. Собираюсь писать роман, действие будет разворачиваться в городке, похожем на ваш. Подумал, неплохо бы пожить в подобном местечке, проникнуться атмосферой.
— Писатель? Не хило у нас писателям платят! — Гульнара открыла дверцу и хохотнула: — Ну и ну! Хорошо вам: делать ничего не надо, сиди себе в тепле, выдумывай чепуху всякую. Денежки капают, еще и неплохие! А я стою, стою часами, ноги все синие, вены вылезли. Тоже надо писательницей заделаться!
Подобные суждения о своей профессии Вадиму приходилось слышать неоднократно, и он никак не мог приучить себя спокойно реагировать на этот снисходительно-завистливый идиотизм. Конечно, все писатели — бездельники, чтобы стать одним из них, ничего особенного не нужно. На врача или инженера учиться надо; чтобы петь или рисовать, талант надо иметь, а тут что? Каждый уверен, будто знает кучу историй, о которых сумеет поведать миру, и благодарный мир с готовностью бросится их читать. В самом деле, грамоту же знаем? Сочинения писали в школе худо-бедно? Значит, прямая дорогая в писатели!
В груди поднялось, заклокотало привычное раздражение, но Вадим постарался подавить его. Нет смысла ссориться с человеком, который взялся тебе помочь. И к тому же такой вот Гульнаре ничего не докажешь: не поймет.
— В какую сторону ехать? — спросил Вадим.
Пассажирка ответила.
— А вы сами из какого города будете?
— Из Быстрорецка.
— Большой город, — уважительно проговорила Гульнара. — Как фамилия ваша, может, знаю? Хотя я книжки не читаю.
Логика безупречная, подумалось Вадиму, и он коротко ответил:
— Каменев.
— Вадим Каменев, — глубокомысленно произнесла Гульнара. — Нет, не знаю. Вы, видать, не очень известный.
«Не в бровь, а в глаз», — подумал он, уже начиная привыкать к Гульнариной манере общения. Вера сказала бы: обесценивание собеседника. А еще можно сказать, что это профилактика звездной болезни.
— На почте Катька работает, она, небось, знает. Любит книжки. Вот здесь налево поверни и до конца поезжай. Катька раньше в Доме культуры работала, у нас там кружки были, музыкальная школа, библиотека. Танцы-дискотеки.
— Вы давно живете в Верхних Вязах, Гульнара?
— Я-то? Всю жизнь. Родилась тут. Папка на производстве работал. Мамка тоже. Померли они, лет двадцать пять уж как. Муж был, тоже помер. Куда я поеду-то? Где меня ждут? — Гульнара возмущенно посмотрела на Вадима, будто он упрекал ее за то, что она оставалась жить в этом захолустье.
— Везде живут люди, — с туманной дипломатичностью ответил Вадим, и Гульнара удовлетворенно кивнула.
— К нам редко кто приезжает. Поживешь, осмотришься. — Она засмеялась. — Может, понравится, возьмешь и останешься, а?
Найтись с ответом Вадим не успел потому, что Гульнара возвестила:
— Все, писатель, приехали!
И это прозвучало неожиданно многозначительно, как констатация того, что все дальнейшие шаги бессмысленны и безнадежны.
Комнату Вадиму выделили на первом этаже. Просторную, теплую, окнами во двор. Комендант общежития Лидия Петровна, сухопарая, состоящая из острых углов и прямых линий женщина без возраста, говорила, что есть еще пара «свободных вариантов» (как она выразилась) на втором этаже и три — на первом, но Вадим пропустил ее слова мимо ушей. И смотреть эти «варианты» не стал: какая между ними всеми принципиальная разница?
Душевая комната, туалет, кухня — на этаже. Но кухней пользоваться нельзя, поэтому она закрыта. Готовить в комнатах запрещено. Людей не так много, так что никаких очередей в места общего пользования не предвидится. Все это комендант говорила на ходу, провожая Вадима в его новое обиталище.
— Обстановка выдержана в духе минимализма, — пробормотал Вадим, когда Лидия Петровна показывала ему комнату.
Уличную обувь следовало снимать: пол был чисто вымыт, что радовало. В комнате имелись раскладной диван, стол, шкаф, тумбочка, кресло, журнальный столик — все древнее, зашарканное, захватанное, шаткое. Сколы, трещины, царапины. Но зато имелись микроволновка, электрический чайник и маленький холодильник, который, когда его включили в розетку, громко заурчал, как кот.
— Что вы сказали? — насторожилась Лидия Петровна. — Про обстановку.
— Скромно, говорю, и со вкусом, — отозвался Вадим. — Техника рабочая?
— А как же! — обиделась комендантша. — У нас на углу кулинария есть, рядом с магазином продуктовым. Там выпечка хорошая, свежая. Купите, принесете сюда, погреете. Вот вам и обед! И если не доели, так…
— Так можно в холодильник убрать. Понял, спасибо. Меня все устраивает.
Лидия Петровна пожевала губами. Чем-то этот тип ее раздражал. Однако она взяла его паспорт, переписала данные, спросила, надолго ли Вадим приехал, и он, поразмыслив, ответил, что пока оплатит пребывание на неделю, а там видно будет. Насчет цены не торговался, деньги заплатил вперед, и Лидия Петровна повеселела, подобрела.
— А вы кто будете? Химик? Приехали с комиссией?
Формулировка была немного странная.
— Нет, — ответил Вадим, — я писатель. Материал для новой книги собираю.
Услышав это, Лидия Петровна поняла, что ее встревожило, и успокоилась. Писатели же не от мира сего, с приветом. Удивляться нечему.
— Уборку вам надо? Полы помыть, еще что? — спросила она.
Вадим после недолгого колебания ответил, что да, он скажет, когда нужно убраться, и охотно оплатит эту услугу отдельно.
Перенеся в комнату сумку, оставшись один, Вадим задернул плотные шторы. На улице было почти темно, не хотелось быть, как в аквариуме, на виду у всех, пусть даже этих «всех» — раз, два и обчелся.
Шторы были желтые, но оттенок не яркий, солнечный, оптимистичный, а нездоровый, как мутная моча больного человека. Все в этом городе наводило на тяжелые, депрессивные мысли. А если принять во внимание намеки Марины Ивановны из Октябрьского, слова квартирной хозяйки из Быстрорецка, собственные сны, слова Риммы, исчезновение «Виатора»…
Это
