исподлобья внимательным взглядом, тяжелым и колючим. Глаза, подчеркнутые темными, с прожелтью, мешками, мерцали нездоровой белизной, расчерченной красной сеткой капилляров.
Гриша представился сам, представил Витю. Тот скептически рассматривал колдуна. Тарасыч от рукопожатия уклонился – будто побаивался прикосновений или гнушался, но подтвердил, что уже обговорил все с Мысиным и готов к сделке. Потребовал показать деньги. Убедившись, что сумма при братьях, кивнул на здание бассейна:
– Сюда!
Войдя, братья обомлели.
В сухом бассейне, на колотом кафеле, сидели человек сорок голых баб и мужиков, все в позе лотоса. Молчаливые, неподвижные.
Спустились по лестнице. Гриша порывался помочь Вите с его непослушными конечностями, тот огрызался обиженно: «Я сам!»
Тарасыч подвел братьев к мужику, сидевшему чуть поодаль от прочих, в углу, и сказал:
– Этот – ваш.
– Это… Что это, труп? – на последнем слове Гриша сорвался в постыдный дискант.
Действительно, перед ними сидел мертвец, относительно свежий. Был он весь припухший, точно с тяжкого похмелья; вздутое пузо сильно выдавалось вперед и казалось не дряблым, а, наоборот, тугим как барабан, будто его распирало изнутри от неведомого содержимого. Признаки смерти можно было не заметить, проигнорировать – подсохшие глаза, отвисшая челюсть, бескровная бледность, – но одна деталь не оставляла сомнений: грудь и брюшину перечеркивал прозекторский шов, расходившийся кверху буквой Y.
Витя присмотрелся. Было что-то неправильное в этом шве, но что – непонятно. Наконец дошло: шов-то заживший! А ведь швы на покойниках не заживают и удерживаются лишь нитками. Но этот шов был монолитной полоской припухшей плоти.
– Конечно, труп! – раздраженно отвечал Грише колдун. – Ты что, не знал, зачем ехал? Сумчатые живыми не бывают.
– Мысин просто сказал «купить сумчатого»… – растерянно пробормотал Гриша.
– И все? Конспиратор херов! Ладно, смотрите!
Тарасыч громко приказал мертвецу:
– Раскройся!
Тот продолжал сидеть, не меняя позы, но шов на теле начал набухать, а потом с чмокающим звуком разлепились створки, открывая черный провал, и стылый сквозняк вырвался наружу. Края дыры подрагивали от пробегавших по ним волн. Вверху, где шов заходил на грудную клетку, под мягкими тканями виднелись страшно распахнувшиеся ребра с разделенной надвое грудиной – будто хитиновые надкрылья огромного жука. Позвоночного столба, к которому ребра должны крепиться, и внутренних органов в той дыре не было вовсе – лишь чернильная тьма.
Братьев охватила дрожь, но каждого своя: Гриша дрожал от животного ужаса, Витя – от осознания чуда, что им явилось.
Колдун поднял с пола швабру и сунул в дыру; она канула, как в глубокий пруд, целиком уйдя в темноту.
– Закройся, – велел мертвецу.
Створки дыры схлопнулись, слипшись так, что и намека не осталось ни на какую щель.
– Видали? – повернулся к братьям и снова велел мертвецу: – Верни обратно.
Створки раскрылись, и швабра вылетела наружу, словно кто-то с силой вытолкнул ее изнутри.
– Так вот зачем… – начал догадываться Гриша.
– Именно так, – ухмыльнулся колдун. – Сумчатый – это транспорт. Загружаешь в сумку любой груз, объем не ограничен, вес тоже. И сумчатый доставляет его, куда прикажешь, – хоть через границу и таможню, хоть через огонь и воду. Никакие сканеры, рентгены и детекторы ничего не засекут. Топором руби, из автомата расстреливай – груз будет в сохранности. Потом, когда нужно, все исторгнет, если хозяин прикажет.
Гриша молчал, пришибленный. Неожиданный пласт реальности открылся ему в заброшенном санатории. Витю же – оживленного, с лихорадочным блеском в глазах – распирало от вопросов:
– Слушайте, а вещи там… они куда деваются? Почему объем не ограничен? Как это работает?
Колдун отвечал, впрочем, с неохотой:
– Там изнанка нашего мира. Типа подпространственные пусто́ты. Достичь их можно только через человеческую смерть, а труп – это мост. Ну или дверь.
– А что там, на изнанке? Вы там были? – не унимался Витя.
– Людям туда нельзя. Это первое правило. Там небытие без пространственных измерений. Поэтому объем и вес загружаемых предметов не ограничен. Засунь туда предмет – он ничего не теряет, легко вписывается в небытие и хранится там. А человек теряет рассудок. Его ломает от ужаса, когда пропадают ощущения собственной формы и существования.
– Первое? Есть еще правила?
– Да. Сумчатого кормить только живой пищей. Ни мертвечины, ни растительного. Птица, рыба, зверье – лишь бы живое. Далее. Со временем у него будет развиваться фотодерматоз – аллергия на солнечный свет. Кожа начнет воспаляться, шелушиться, появятся гнойники. Поэтому держите его постоянно в тени. Перед тем как выпустить на свет, кожу смазывайте кремом с защитой пятьдесят СПФ, не меньше. Далее. Следите за глазами. Зрачки начнут белеть. Это катаракта. Как лечить, не скажу, тут нужен офтальмолог. Лучше сделать операцию и вставить импланты. Но, в принципе, если ослепнет, ничего страшного. Глядеть ему все равно мало интереса. Можете его слепого водить под ручку. В аэропортах это даже удобно: слепой пассажир с сопровождающим, – все будут вокруг лебезить, при посадке пропускать вне очереди, все такое.
– А что у него с документами? – очнулся Гриша.
– Паспорт гражданина РФ, все чин чинарем, судимость погашена, – ответил Тарасыч. – Это бывший сиделец, одинокий, без родни. Пока сидел, мусора отжали квартиру, он вышел и стал бомжом. Мысин его подобрал и доставил сюда.
– Так, значит, Мысин вам…
– А ты думал, я их выкапываю? Сумчатых готовят живьем, смерть – это последний этап. Через нее приоткрывается изнанка, но свойства закладываются раньше. Сначала нужно показать «болванке» ту сторону, заставить его примириться со смертью – чтоб он сам сдохнуть захотел, несколько раз вскрывать наживую, извлечь внутренние органы…
Грише стало трудно дышать. Он вытер со лба испарину, расстегнул молнию на горловине свитшота. Вспомнилась статистика последних лет по без вести пропавшим – от семидесяти до ста с лишним тысяч человек в год. Сколько из них окончило свой путь в лапах Тарасыча? И сколько еще таких Тарасычей окопалось на просторах Родины?
Но колдун истолковал Гришины эмоции по-своему:
– Не парьтесь, комар носа не подточит. Здесь официально зарегистрированная религиозная община. Нагрянут мусора или чекисты, – так мы тут тихо и мирно достигаем духовного просветления. У всех документы, все живы и здоровы, даже данные медосмотра есть. И никакого принуждения. Вы сейчас сумчатого увезете, а это значит, он просто уехал, и все, вольная птица. Вы его у себя официально оформляйте как сотрудника. Чтобы для всех он был жив, здоров и трудоустроен. Он прекрасно может имитировать живого человека, если приказать… Эй, куда!
Витя, оставшись без внимания, приблизился к другому мертвецу – оплывшей бабе с провисшими до колен грудями – и пристально, в упор, ее изучал.
– А это тоже сумчатая? Где у нее дырка? Ну, эта, для грузов. Шва не вижу.
– Лучше отойди. Это фитиль.
Тарасыч свистнул, и голова мертвячки вдруг вспыхнула бледно-синим пламенем, опалив Вите волосы, свисавшие на лоб. Тот
