в голове – пылинки в солнечных лучах.
Он с легкостью нашел карман, который минуту назад был недостижим. Достал мобильник, включил фонарик и водил по телу лучом, с наслаждением рассматривая себя, словно воскресшего, вновь существующего.
Внезапно увидел нечто странное и пугающее. Левая рука вытянулась, искривилась недопустимым образом. Кисть превращалась во что-то мерзкое, насекомообразное. Вилка в руке тоже изменилась: расползлась ртутными струйками, которые опутали пальцы, как вьюнок обвивает деревья и прутья в оградах. С трудом оперируя искаженной рукой, Гриша поднес ладонь к лицу, чтобы лучше рассмотреть, и та впилась ему в щеку удлинившимися ногтями.
Он пытался отодрать пальцы от лица, но не вышло. Ногти врастали в плоть, пускали корни. Щека вытянулась, набухая. Вместе с ней расширялся рот, зубы удлинялись, вились червиво, макаронинами ползли изо рта. Глаз выплыл из деформированной глазницы и висел перед лицом, связанный с головой ниточкой удлинившегося нерва. Гриша видел себя одновременно с двух сторон – глазами, расположенными друг против друга.
Он заметил, как что-то страшное приближается к нему откуда-то снизу, наползает, извиваясь. И понял: это его собственные ноги – разрастаются, искажаются, разветвляются, змеятся…
* * *
Безумие кончилось, когда Елизар выплюнул Гришу наружу. Он упал в снег, и ощущение холодной поверхности под телом пронзило его острым, почти сексуальным наслаждением. С ним вместе упали в снег Лера и Витя. Максима не было.
Гриша озирался в поисках сына, но тот не мог никуда уйти – на снегу ни следа, кроме дорожки следов Елизара. Гриша взглянул на мертвеца: стоит, невозмутимый, сумка уже захлопнулась.
– Вить! – прохрипел Гриша. – Макса нет!
Витя поднимался, озираясь.
– Отдай! – Гриша тряс Елизара за плечи. – Отдай Макса!
Елизар, сотрясаемый Гришей, бесстрастно смотрел ему в лицо.
– Гринь, спокойно! – Витина рука легла на плечо. – Мы найдем его.
Отпустив Елизара, Гриша развернулся.
– Витя, умоляю, верни его, сделай что-нибудь!
Внезапно захохотала Лера. Братья уставились на нее. Она лежала на снегу в позе эмбриона, в округлившихся глазах застыл ужас, провал рта сочился хохотом.
Пытаясь успокоить ее, Гриша понял: случилось непоправимое, Лера утратила рассудок.
Хохот иссяк, но взгляд так и не стал осмысленным. Гриша обнимал Леру, гладил ее, целовал неподвижное лицо, а в зрачках у нее стояла жуткая пустота. Обкусанные губы шептали:
– Забрала Макса… Я к себе прижимала, но не смогла… Она забрала…
Братья, подавленные, смотрели на нее. Гриша тряхнул Леру за плечи:
– Кто «забрала»? Кто?
Витя оттащил брата в сторону.
– Оставь ее, она не в себе.
– Да кто «забрала», Вить?! Кто там мог забрать?
– Ну, короче… – Витя замялся. – Есть одна мысля. Там на самом деле не совсем пусто. Я кое-что видел. Хотел рассказать, но ты ж тогда психанул…
– Что там, Вить? Кто?
– Там… типа свалки. Задворки с отбросами. И там существа… Объедки существ.
– Это они забрали Макса?
– У нас только один способ узнать.
Витя повернулся к Елизару и скомандовал:
– Откройся!
И, глянув на Гришу, произнес:
– Пойдем вместе.
* * *
Когда вся Гришина сущность уже поплыла и растеклась по черному зеркалу небытия, его вырвал из транса разложения болезненный щипок за нос.
– Ай!
– Извини. – Витин голос, звучавший сразу отовсюду, напрочь лишенный реверберации, казался реальней, чем плоть. – Вилка твоя где?
– Вы-пус-тил. – Собственный голос был продолжением тела, вываливался изо рта гнойной кашей.
– Тогда зубы сцепи.
Тут же в Гришу вонзились жала: Витя методично составлял карту его тела, возвращая брата к самосознанию.
– А ты, Вить?
– Я-то… Знаешь, если осознать себя все равно что мертвым, сродниться с собственной гибелью, смириться, то… можно и без вилки. А я этим, по сути, с рождения занимался.
– Витя… ты сколько раз бывал здесь?
Тот помедлил, потом признался:
– Да уж немало раз. Идем.
– В смысле «идем»?
– Просто держись за меня – и пойдем.
Изо всех сил Гриша вцепился в брата, боясь отпустить его, но не чувствовал никакого движения. Вспомнились дни, когда Гриша помогал брату гулять по двору после процедур у физиотерапевта. Теперь Витя отдавал долг.
* * *
Казалось, черную материю тьмы бросили в кислоту, и та вспенилась серым. Один миг был особенно страшен: ты словно плавился вместе с умирающей тьмой. Но вдруг ноги ощутили твердь, и глаза увидели серый, в трещинах, асфальт.
Тела, обретшие тяжесть, не устояли, братья повалились наземь. Гриша угодил рукой в лужу, но вместо воды провалился в уже знакомое черное ничто. Ругнувшись, выдернул «потекшие» пальцы, огляделся.
– Здесь же почти как…
– Ага. Как у нас. Только хуже.
Вокруг высились многоэтажки. Их окна, наляпанные вкривь и вкось, все были разных размеров. Сами дома кривились, будто зубы в старческой челюсти. Небо отличалось от асфальта лишь тоном, но не цветом. С ветвей мертвых деревьев свисали белесые хлопья плесени.
– Вить, ты… бесцветный, – тихо произнес Гриша.
– Да, это местный прикол. Здесь нет цветового спектра, только цвета ахроматического ряда.
– Что это за место?
– Я бы сказал «загробный мир», но это слишком простой ответ.
– А мы вернуться сможем?
– Не ссы, Елизар слышит нас. Вот найдем Макса…
– Как мы его тут найдем?
– Есть идейка. За мной!
– Что за идейка?
– Я тут видел не раз… типа женщину. Как тебе сказать-то… – Витя запнулся, чему-то усмехнувшись про себя. – В общем, экспериментировал я с ней.
– Экспериме… Господи, Витя, зачем? Тебе мало…
– Шлюх? – Брат вдруг окрысился, глаза сверкнули злобой. – А ты знаешь, как тут на меня смотрят? Рассказать?
– Витя, не сейчас! Макс! Что с ним?
– Извини… Короче, она после… этого таскалась за мной всюду, следила. Думаю, она Макса и увела.
– А зачем он ей?
– Лучше не спрашивай. Зачем мертвецам живые?
Гришу передернуло. Во все горло крикнул он: «Ма-а-акс!» – но звук тут же заглох, будто ушел в вату.
– Идем. Я, кажется, знаю, где он.
Витя двинулся первым. Его походка выровнялась, он приосанился, ведь сейчас именно он шел впереди, а не ковылял за братом, как это обычно бывало.
Проходя мимо домов, заглядывая в кривые окна, они видели, что здания или не достроены, или полые внутри, без внутренних перекрытий, иногда вообще бутафорские, чуть ли не из папье-маше. Одно из таких фальшивых зданий внутри заполняла паутина, и что-то темное, человекообразное шевелилось там в облаке нитей.
В некоторые здания Витя входил и осматривался. Гриша везде следовал за ним. Он ежился от ощущения шарящих по нему холодных жадных взглядов. Озирался, пытаясь увидеть наблюдателей, и, наконец, заметил краем глаза уродливые тени поодаль: они ползли, перекатывались, карабкались – будто сделанные через затертую копирку копии людей, собранные как попало, без многих деталей, ущербные, жалкие.
– Вить, – прошептал, – кто-то идет за нами.
