Он осторожно отворил дверь комнаты и с минуту глядел на спящего ребенка.
— Сейчас он проснется, — сказал он, затворяя дверь. — Вон как шевелит ручками. Ну и воздух же у тебя в комнате! Дай ему сразу молока, а то сейчас реву не оберешься!
И только в это мгновение до его сознания в полной мере дошло, что он не является отцом ребенка и что его жена изменила ему с другим мужчиной. При этой мысли его охватил гнев.
— Значит, я рогоносец! — зарычал он. Жена не отвечала.
— Я рогоносец, так выходит! — кричал он в ярости. — А кто же, к дьяволу, его отец, и вообще, как это случилось?!
— Его отец — настоятель церкви в Монтелепро, — отвечала жена. — Я же тебе уже сказала. А как это случилось? В ту ночь — а было это за три дня до нашей свадьбы — в Монтелелро прошел сильный дождь, и я сильно промокла, а потому сняла одежду и развесила у плиты сушиться. Вдруг на кухню вошел господин настоятель, и… я уж и сама не знаю, как это все вышло.
— Ах, этот ублюдок поп! — крикнул сапожник. — На исповеди он грозит человеку всеми дьяволами ада, а сам видит одни только бабьи юбки, забывая при этом и Бога, и Троицу, и праотцов, и рай, и чертей, и вес на свете! Ну, я ему покажу! Его уши драные только от него и останутся. Я уж с ним так рассчитаюсь, что он больше ни одну бабу не захочет.
— Липпо! — испуганно вскричала женщина. — Не трогай его, ведь это было давно. Он больше обо мне и не думает.
— Ах ты наглая вошь из поповского племени! Так он о тебе больше не думает? Ну, так я ему напомню!
— Не забудь, Липпо, что он служит святой церкви!
— Вот я ему и врежу по горбу за всю святую церковь! Чтобы ни один христианин эту мразь больше знать не хотел! — грозился сапожник. — А что ты не виновата, я тебе не верю. Погоди, вот вернусь, ты еще свое получишь!
С этими словами он схватил свою толстую дубовую палку, которой загонял в стойло упиравшихся мулов.
— Я убью его! — сказал он решительно. — Я уничтожу этого грязного пса среди попов, этого трижды проклятого вора, эту скотину! Если придет виноторговец Тальякоццо, скажи ему, что его сапоги еще не готовы — с ними, мол, много работы. Вообще-то, я ими еще и не занимался, но этого ты ему не говори. Пусть подождет! Я ему должен задаток, но скоро все сделаю… А ты ступай, покорми ребенка, слышишь? Он уже не спит!
И он быстрым шагом отправился в Монтелепро.
* * *
Он представлял себе этот район как часть города с каменными стенами и двухэтажными домами, с просторной базарной площадью и гостиным двором, с красивыми аллеями, улицами и каменными колокольнями, но, когда после пятичасового пути он поднялся на вершину горы, то увидал лишь кучку бедных домишек, где жили козопасы. Это и было Монтелепро, и дом священника выглядел немногим лучше пастушьих.
Священника не было дома. Поскольку он уже составил и накрепко запечатал у себя в голове воскресную проповедь, то решил прогуляться в соседнюю деревню к мельнику, с которым хотел договориться о том, сколько зерна и сена следует получить хозяйству храма. Сапожнику пришлось долго ждать на деревянной скамье перед домом священника. Поглядывая по сторонам, он заметил нескольких детей, игравших в песочнице; у всех у них были светлые волосы и брови, и все они были очень похожи на злополучного ребенка его жены. Он ничуть не удивился этому, ибо твердо уверовал к то, что священник имеет связи со всеми женщинами и девушками прихода. Однако чем больше он думал об этом, тем жарче разгорался в нем гнев на недостойного пастыря. Он сшибал палкой головки осота и бормотал:
— Козел среди попов! Мошенник!
Наконец священник вернулся домой. Он был очень утомлен и еле дышал после торопливого подъема в гору. В одной руке он нес освежеванную тушку зайца, в другой у него был носовой платок, которым он поминутно вытирал свое круглое, раскрасневшееся от жары и мокрое от пота лицо. Он уже знал, что кто-то дожидается его у дома — ему сообщил об этом встречный мальчишка. Но он полагал, что незнакомец явился по поводу погребения или крестин, а может быть, и для того, чтобы купить головку козьего сыра. Поэтому он очень удивился, когда разъяренный сапожник подскочил к нему и, потрясая палкой у него под носом, заорал:
— Вот так поп! Настоящее зеркало святости! Скажи-ка, что ты сделал со своей служанкой?!
— Я послал ее с утра на огород! — испуганно крикнул священник. — А что, она еще не вернулась? Изабелла! Изабелла! Да вот же она!
Он подал зайца старой служанке, выбежавшей из дома с простыней в руке, и сказал:
— Возьми его и приготовь в бульоне с уксусом, лавровым листом, травками и мускатным цветом, как я люблю. Мне его дал мельник из долины. Он сегодня ночью поймал его в петлю. Не каждый день нам так везет.
— Мускатный цвет кончился, — возразила старуха, осматривая зайца. — Да к тому же для бульона надо бы фиалковых листьев и перца горшком…
— Так сходи к торговцу в Капранику. Если бы я знал, сам бы тебе все принес. Так что? Чего ты хочешь от моей служанки?
— Да я не эту имел в виду, — сказал сапожник уже почти спокойно. — Я говорю про другую служанку, которая была у тебя раньше. Чудесные примеры богоугодного поведения подаешь ты своей пастве!
— Та, что служила раньше? Да, верно! Ту я прогнал, так как был ею недоволен. Мало того что она выпивала псе молоко из горшков и воровала свежие яйца из-под несушек, так еще стала таскать у меня из карманов медяки, которые крестьяне платили за восковые огарки. К тому же она была глупа, ленива и зловредна. Она и сейчас где-то поблизости шляется — еще вчера я ее видел…
— Сколько же у тебя было служанок? — вскричал сапожник. — Так, глядишь, и голова кругом пойдет! Нет, я и не ту имею в виду, а другую, к которой ты однажды вошел в кухню, когда она в одной рубашке сидела у плиты. Это было прошлой весной. Ну что, теперь вспомнил?
— Изабелла! — позвал священник, и служанка, уже было собравшаяся в дорогу, подошла к нему. — Слушай внимательно! Из-за пустых вопросов этого человека я чуть не забыл самое главное. Когда будешь у торговца, возьми еще полфунта ладана. У меня ни зернышка не осталось, а завтра воскресенье. И пусть он его запишет в долг, как перец и фиалковый лист!
Лишь теперь он повернулся к сапожнику.
— Так вот! — нетерпеливо сказал он. — Я не знаю, чего ты от меня хочешь! Прошлой весной меня тут еще и не было. Тогда я служил в Фонтанилле, если ты знаешь это место. Это в двух днях пути отсюда.
— Так, значит, ты здесь меньше девяти месяцев, — пробурчал сапожник. — Жена мне не сказала, что у вас теперь новый священник. А где прежний? Я должен видеть именно его, и уж ему-то я скажу кое-что насчет его служанки!
