Однако в этот раз, пока никто не успел меня отговорить, я набрасываю на плечи мантию.
— Хочу оказаться в подводном отеле.
И вот — я там.
Или где-то.
Где-то в темноте.
Я ожидал увидеть холл. Или ресторан. Даже номер. Вместо этого — непроглядная тьма, темнее, чем ночью в Эверглейдсе. Там хотя бы… хотя бы звезды. Я тяну за мантию, проверяя, не закрывает ли она мне лицо, а потом смотрю вверх. Звезд нет. Это место зловеще, безмолвно. Голову распирает от перепада давления, как во время космического полета в Диснейленде. Спотыкаясь, я иду вперед, выставив перед собой руки. Поверхность гладкая, как стекло. Окно. Я провожу по нему рукой, чувствуя холод. Я добираюсь до стены и почти сразу нащупываю выключатель.
Я его поворачиваю.
В резком свете вспыхивают острые зубы. Акула! Я отскакиваю назад и падаю на пол, не успевая осознать, что я не мокрый. А акула мокрая. Я поворачиваюсь, понимая, что она должна находиться в каком-то резервуаре. Акула это подтверждает, так как, подплывая ближе, она не замечает меня, потому что не может унюхать. Я в аквариуме? Я вглядываюсь в окно. Наверху света нет, конца нет.
Я осматриваю комнату. Она обставлена, как обычная гостиная. В другом окне проплывает та же акула.
Подводный отель. Может, я действительно под водой?
Давление в ушах подтверждает, что так оно и есть! Я опускаюсь на диван и пытаюсь сориентироваться. Тишина такая, какой я раньше никогда не слышал.
Потом из другой комнаты раздается звук.
— Ха-ха! Мы сделали это. Круто?
Здесь кто-то есть!
Хихикает женщина. Я слышу, как приближаются влажные шаги, нельзя не узнать звук ласт, шлепающих по полу.
— Кто-то оставил в этой комнате свет.
Я набрасываю на себя мантию.
— Хочу оказаться на земле.
— Что это было? — раздается голос.
На меня несется «хаммер». Он резко тормозит; водитель, навалившись на свой гудок, орет что-то невразумительное. Я отпрыгиваю из-под его колес лишь для того, чтобы в следующую же секунду приземлиться прямо на пути у «смарта». Хорошо, что эти машины сейчас делают габаритами чуть поменьше.
— Сумасшедший! — сигналит водитель, объезжая меня.
— Хочу оказаться «У Салли», — говорю я, перебегая дорогу.
И вот я сижу на табуретке у барной стойки в прокуренной комнате. Здесь темно даже в восемь утра. Из музыкального автомата гремит Элвис, временами его заглушают пьяный смех и кудахтанье грязноватой желтой птицы. При виде меня двое пьянчуг замолкают.
— Эй, ты как сюда попал? — говорит очень бородатый парень.
— Он несколько молод для этого места, — говорит его приятель, у которого нет правой руки. По всему оставшемуся видно, что потерял он ее не иначе как при потасовке в баре.
— И весьма симпатичен… а что случилось с платьем? — Первый парень ощупывает мою мантию.
Я тяну ткань назад, закрываю глаза и загадываю теперь уже, надеюсь, правильное желание.
— Я хочу оказаться позади этого здания, не на шоссе, не под водой, и чтобы я был спрятан и меня нельзя было увидеть.
Через мгновение я сижу в мусорном контейнере. У мантии извращенное чувство юмора, но меня здесь хотя бы никто не заметит. Я весь обсыпан картошкой фри. Когда я пытаюсь встать, падает полупустая бутылка пива, выливая на меня все свое содержимое. Я выглядываю наружу.
Я щурюсь от солнца. Вокруг никого нет.
Никого, кроме рыжего лиса, поедающего что-то вроде рыбы с картошкой фри. Потревоженный моими перемещениями, он смотрит на меня — два бело-зеленых глаза над блестящим черным носом. Все еще держа кусок рыбы между двух черных лап, лис презрительно кривит губы и рычит.
— Извините, — говорю я.
Тишина.
— Мистер Лис, мне нужно поговорить с вами.
Лис кладет рыбу в рот с белым ободком, а потом убегает.
— Эй, подожди! Нет! Мистер Лис!
Я вижу, как его пушистый хвост исчезает в кустах, и пытаюсь выбраться из контейнера. Но стенки скользкие — от жира, пива и всего, что там еще люди выбрасывают в мусорные баки при барах. Как же зовут этого лиса?
— Тодд!
Тишина. Лис бросил свою тарелку. Похоже, рыба еще теплая, она золотисто-коричневого цвета, с одной стороны от нее соус тартар, с другой кетчуп. Кто-то оставил ее для лиса. Значит, он вернется. Я устраиваюсь в контейнере поудобнее. Более жуткой вони не бывает. В ожидании я решаю обдумать все, что сегодня узнал.
Путешествуя при помощи мантии, важно правильно давать ей задание. Сказать, куда хочешь попасть и добавить: «Не под воду, не туда, где много людей, не в опасное место, не на середину улицы, не в байкерский бар с чуваками, которые хотят или убить тебя, или закадрить».
Я начинаю закрывать глаза. Трудный был день. Меня будит голос:
— Простите?
— А?
Я вздрагиваю, в результате чего на меня падают три пивные бутылки. Эти люди что, их не утилизируют, что ли?
— Вы звали Тодда?
— Лис. Я рассматриваю его. Я никогда не видел так близко дикое животное, да еще говорящее. Может, у него бешенство? Нет. У рта нет пены. Он вообще милый, с белым пухом на груди.
— А это ты?
Я поправляю наушники, которые все еще у меня в ушах.
— Смотря кто спрашивает.
— Я Джонни. Меня послал Корнелиус. — Видя озадаченное выражение на его морде, я добавляю: — Крыс.
И тут, хотя это кажется невозможным, лис медленно расплывается в улыбке, показывая свои острые белые зубы.
— Тогда я Тодд.
Рассказывая лису свою историю, я остаюсь в мусорном баке. Так безопаснее, особенно учитывая, что я сейчас разговариваю с лесным животным. Может, я так никогда к этому и не привыкну.
Я показываю ему фотографию лягушки и говорю, что последний раз ее видели в фуре, направлявшейся в подводный отель.
— Ты знаешь что-нибудь о ней?
Лис кивает.
— Знаешь?
— А еще мне известно, куда она поехала дальше.
Я жду в надежде, что он продолжит. Но он только пристально смотрит на меня, его маленькие умные глазки изучают мое лицо.
— Так ты расскажешь мне? — прошу я, когда молчание затянулось.
Лис вздрагивает, будто от удара грома.
— Я просто пытался решить.
— Решить что?
— Говорить ли тебе.
— А почему ты сомневаешься?
— Жизнь бывших трудна. Мы родились людьми, но существование в обличье животных очень опасно. Нас в любое время может подстрелить браконьер, сбить машина, атаковать собака. Еще эта спортивная охота! Мы должны проверять, достоин ли человек доверия.
— Мне все доверяют.
— Кто это «все»?
Я думаю. Мэг мне доверяет, хотя это не очень хороший пример, потому что я ей соврал. Или мама… но она ведь моя мама.
