пил с друзьями и с незнакомцами. Но слишком скоро запасы медовухи истощились. Слишком скоро вина нигде не стало, а эль стал редкостью. Только ячменное пиво, да и то разбавленное водой, стояло между жаждой Ульвика и его полной погибелью. Его дух настолько погрузился в мрачное отчаяние, что он обнаружил себя, несчастного, лежащим в грязи свинарника, слушая, как свиньи сопят у своей кормушки.
Там его и нашла девушка, девушка-свинопас, босая и оборванная. Едва ли ему подобная, не столько стройная, сколько тощая, с темными глазами и резкими чертами лица. Ее конечности были покрыты грязью. Она была одета в рваную тунику и несла ведро с помоями. Но когда она остановилась и спросила его, не нужен ли ему кусочек хлеба или кружка эля, она показалась ему самой Фрейей в великолепном золотом одеянии.
Он принял ее предложение, отважившись войти в сарай, освещенный и согретый только одной сальной свечой. Хлеб был тверд, как точильный камень, и черств, как пыль. В кружке, однако, был хороший эль... хотя и не самый лучший, но далеко не самый худший... и Ульвик жадно проглотил ее содержимое. Гулкая дрожжевая отрыжка вырвалась наружу, за ней последовал вздох облегчения, пробравший его до самых кончиков пальцев.
- Еще? - спросила девушка-свинопас.
- О, я мог бы жениться на тебе, - пылко сказал он, и она засмеялась, наполняя кружку из маленького, затасканного бочонка.
Ульвик посмотрел на него, прикидывая, сколько он вмещает. Девушка поймала его взгляд. Ее смех превратился в кривую улыбку.
- К сожалению, слишком мало, - она встряхнула бочонок, давая ему возможность услышать слабый плеск. - Вряд ли это питейный рог Утгарда, не так ли?
- Ты знаешь эту сагу?
Уже чувствуя, как благословенный бальзам эля наполняет его внутренности, Ульвик плюхнулся на шаткую скамью, заскрипевшую под его весом.
- Конечно знаю, - снова наполнив его кружку, девушка уселась на нескладный табурет у стола. Она нашла несколько сморщенных яблок и принялась отрезать дольки, добавляя их к хлебу.
В глазах Ульвика все это выглядело как самый настоящий пир... этот скромный сарай прекрасен, как любой длинный дом... узкая койка под наклонным карнизом - настоящее брачное ложе для этой богини, которая дала ему эль и знала об Утгарде! Возможно, ему следует жениться на ней...
- А еще я знаю, - добавила она, и ее темные глаза блеснули в свете свечи, - еще один такой рог.
- Еще одна сага? - клянусь Фриггой, он это сделает!
- Не просто сага. Именно настоящий питейный рог, волшебный, который наполняется гораздо быстрее, чем его можно опорожнить.
Он усмехнулся.
- Если бы!
- Это правда, - сказала она. - Я видела его.
- Ты никогда его не видела!
- Видела!
- Где? Надо полагать, в зале короля-великана?
Она покачала головой.
- В лачуге ведьмы.
- Расскажи мне!
Словно обдумывая и взвешивая свои слова, она вылила в его кружку остатки эля из бочонка.
- Откуда он взялся и как она его получила, я не знаю. Сделанный гномами? Богом данный? Украден из сокровищницы какого-нибудь дракона? Кто знает? Но она, ненавидя больше всего на свете счастье и радость, лелея больше всего на свете несчастье и печаль, прячет его в глубинах пещеры. По мере того, как он снова и снова наполняется, его содержимое перетекает, проливаясь на голую скалу и просачиваясь в темные впадины земли.
Ульвик изумленно уставился на девушку.
- И... и ты видела этот рог? Как?
- Какое-то время я была ее рабыней-невольницей.
- Ты когда-нибудь...
- Пила из него? Я не посмела! Она грозила мне самыми страшными наказаниями, целыми мирами страданий, если я сделаю хоть один глоток! Наконец, когда я больше не могла терпеть ее жестокости, я сбежала.
Он снова поднес кружку к губам, но обнаружил, что она пуста. Эль кончился, во рту пересохло, жажда стала сильнее, чем когда-либо.
- Это далеко отсюда? Лачуга ведьмы?
Теперь девушка уставилась на него.
- Ты ведь не думаешь...
- А почему бы и нет? Зачем прятать такое сокровище? Такой дар тратиться в впустую...
- Но какие наказания! Миры страданий!
- Я не боюсь старой карги! - лишь слегка пошатываясь, он поднялся во весь рост. - Отведи меня туда! Покажи!
Несмотря на ее нежелание, его было не переубедить, и вскоре они уже ехали по холодному дикому лесу. Ульвик ехал, закутавшись в плащ, защищаясь от ночного холода, его лошадь топала, фыркала и парила. Девушка, сидевшая верхом на ослике, таком же тощем, как и она, ехала полуголой, в одной изорванной тунике, но не дрожала и не жаловалась. Время от времени это казалось ему странным, но перспектива питейного рога гнала его вперед.
Наконец они добрались до места, где росли сучковатые и скрюченные деревья. Их изогнутые ветви были покрыты черным мхом, а толстые деформированные корни торчали из суглинистой земли. Неясно вырисовывались камни, изрезанные рунами и вытесанные в чудовищные формы. Могильный ветер печально вздохнул, и в тенях зашевелились невидимые фигуры.
- Там, - прошептала девушка, указывая вперед, на слабый свет огня. Она остановила осла. - Я не должна идти дальше. Если она меня увидит...
- Тогда ладно. Жди здесь.
Ульвик спешился. Он надежно закрепил шлем, оставил щит перекинутым через спину, и вытащил короткий клинок, подходящий для нанесения ударов с близкого расстояния, поскольку, складывалось такое впечатление, там будет тесно... лачуга ведьмы была именно такой, действительно лачугой, грубым сборищем палок, построенным на скалистом утесе. В кривом дверном проеме висела кожаная занавеска. Из кривого дымового отверстия шел тонкий едкий дым. Изгородь из ежевичных кустов опоясывала сад, заросший чахлой, зловещей растительностью.
Мимолетное чувство опасности заставило Ульвика остановиться и задуматься - было ли его решение мудрым поступком. Он колебался, оглядываясь на девушку, которая привела его сюда, но ее лицо было бледным, неясным пятном в темноте.
Затем, сквозь тишину ослабевшего ветра, он услышал эхо льющейся, разбрызгивающейся по камню жидкости. Едкий запах дыма сменился пьянящим, знакомым запахом. Медовуха! Медовуха - сладкая и золотистая, крепкая и насыщенная!
От одной мысли об этом у него защемило в горле. Особенно мысли о том, что медовуха просто выплескивается, пропадает впустую...
Он шагнул вперед, одной рукой отодвигая шкуру, в другой держа наготове клинок. Пусть только кто-нибудь встанет на его пути, человек или чудовище, воин или ведьма...
Никто не стоял у него на пути. В лачуге никого не было, никого,
