В ответ на мой вопрос друг сказал, что ни тот, ни другой призрак словно не заметили его присутствия. Они не скользили над полом, а шли, как живые люди, только совершенно беззвучно, однако пол под их шагами слегка подрагивал. Ему настолько тяжело было говорить о случившемся, что я не стал далее мучить старика расспросами.
В его рассказе было столько совпадений, которые никак не могли оказаться случайными, что я с ближайшей почтой отправил письмо к другу, жившему тогда в отдаленном уголке Англии. Он был гораздо старше меня и мог сообщить о таинственных призраках много интересного. Он не раз обращал мое внимание на этот дом и рассказывал, правда, вкратце, историю, которую на сей я просил его изложить как можно подробнее. Ответ друга вполне удовлетворил меня; сущность его изложена на последующих страницах.
Из вашей записки, писал он, я понял, что вам желательно узнать кое-какие подробности последних лет жизни мистера Харботтла, занимавшего некогда высокое положение в Суде общих тяжб. Вы, должно быть, имеете в виду необычайные события, благодаря которым эта пора его жизни стала предметом бесконечных сказок, передаваемых из уст в уста зимними вече камина, а также метафизических рассуждений. Волею судьбы знаю о тех таинственных событиях больше, чем кто-либо другой, на земле. В последний раз я видел старый особняк во время одного из наездов в Лондон, более тридцати лет назад. Позже узнал, что за прошедшие годы Вестминстерский квартал подвергся радикальной перестройке и преобразился до неузнаваемости. Если бы я знал наверняка, что старинный дом был снесен, я бы непременно назвал вам улицу, на которой он стоял. Но, поскольку то, о чем я собираюсь рассказать, наверняка повлияет на арендную плату за проживание в этом доме, я не создавать себе неприятности и умолчу о его точном расположен
Этот дом очень, очень стар. Не знаю точно, сколько ему лет. Говорят, его построил Роджер Харботтл, удачливый торговец, во времена короля Иакова I . Я не специалист в этих вопросах, тем не менее, несмотря на то, что ныне дом пребывает в упадке запустении, могу в общих чертах описать, как он выглядел лучшие годы. Построен он из темно-красного кирпича, окна и двери облицованы светлым песчаником, который от времени пожелтел.
Этот дом стоит на несколько футов дальше от дороги, чем остальные строения на улице, немного выбиваясь из общей линии. К парадным дверям ведет широкая лестница, огороженная ажурными железными перилами; над ними, среди изящных кованых листиков и завитков, длинную череду ламп венчают два приспособления, называвшиеся в старину «гасильниками» и похожие на конические колпачки фей. В былые времена лакеи, сопровождавшие высоких гостей, помогали хозяевам высадиться из кареты, провожали их по лестнице до дверей, а потом гасили об эти колпачки свои ярко пылавшие факелы.
Парадный зал от пола до потолка отделан деревянными панелями, в углу темнеет большой камин. С обеих сторон вестибюля расположено по две или три комнаты. Окна в них высокие, набраны из мелких стекол. Пройдя через арку в дальнем конце парадного зала, вы попадаете на широкую лестницу с просторными пролетами. Есть в доме и черная лестница. Особняк очень обширен, и в нем, соразмерно его величине, далеко не так светло, как в современных домах. Когда я увидел его, там давно никто не жил.
Дом пользовался дурной славой; говорили, что там водятся привидения. Повсюду свисала с потолка и затягивала углы густая паутина, шаги тонули в толстом слое пыли. Окна за полсотни лет потемнели от грязи и дождей, и тьма внутри стала почти непроглядной.
Впервые я посетил этот дом еще в детстве, вместе с отцом, в 1808 году. Мне было лет около двенадцати, и я, подобно всем мальчишкам этого возраста, отличался живым воображением. Я с благоговейным ужасом оглядывался по сторонам.
В незапамятные времена этот дом был ареной загадочных приключений, о которых долгими зимними вечерами рассказы-рала мне нянюшка, а я слушал ее, цепенея от восхитительного страха.
Отец мой женился в возрасте без малого шестидесяти лет, остававшись до тех пор старым холостяком. Судья Харботтл скончался в 1748 году. В детстве отец не раз видел старого лиса в мантии и парике на судейской кафедре. Внешность старого судьи Харботтла неприятно поразила мальчика; он долго не мог без содрогания вспоминать уродливого старика.
Судье в те дни было шестьдесят семь лет. Крупное лицо его цветом напоминало ягоду шелковицы; большой угреватый нос, пылающие яростью глаза и тонкие губы, вечно изогнутые в злобной ухмылке, отнюдь не добавляли ему привлекательности. Мой юный отец подумал, что ни разу в жизни еще не встречал яйца столь внушительного, ибо лепка головы и морщины на лбу свидетельствовали о недюжинных умственных способностях. Голос у судьи был громкий и хриплый, и он охотно давал волю сарказму, своему излюбленному оружию в судебных прениях.
Старый судья пользовался самой дурной репутацией из всех судей в Англии. Даже на кафедре он то и дело выказывал полное пренебрежение к советам компетентных людей. Он вел дела так, как ему заблагорассудится, не оглядываясь ни на адвокатов, ни на власти, ни даже на присяжных, пускал в ход и лесть, и жестокость, не гнушался даже мошенничеством. Он никогда не связывал себя никакими обещаниями – старик был слишком хитер для этого. Говорили, что он человек кровожадный, не останавливается ни перед чем, однако самому ему собственный дурной характер не причинял ни малейших хлопот. Приятели, с которыми он делил часы досуга, старались не обращать внимания на причуды злобного старика.
Однажды вечером, в сессию 1746 года, старый судья сел на носилки и велел нести себя в Палату лордов ждать решения по тяжбе, в результатах которой были заинтересованы и он, и его клиент.
Дождавшись, он собрался так же, в носилках, возвращаться домой; однако вечер был так хорош и тих, что он передумал, ото слал паланкин и отправился обратно пешком, в сопровождении двух слуг с факелами. Однако вследствие подагры пешеход из него был никудышный, и ему не скоро удалось преодолеть две-три улицы, отделявшие его от дома.
В узком переулке, застроенном высокими домами, где в этот поздний час не было ни души, судья, как ни медленно он шагал, обогнал старика весьма причудливой внешности.
Незнакомец был одет в бутылочно-зеленое пальто с пелериной и большими пуговицами, лицо прикрывала широкополая шляпа с низкой тульей, из-под которой выбивался пудреный парик с буклями. Он сильно сутулился, шаркал ногами и едва ковылял на подгибавшихся коленях; чтобы не упасть, немощный старец опирался на кривую узловатую трость.
