– Прошу прощения, сэр, – скрипучим голосом обратился старик к тучному судье и умоляюще протянул дрожащую руку.
Судья Харботтл заметил, что одет старик очень бедно, однако манеры выдают в нем джентльмена.
Судья остановился и привычным повелительным тоном спросил:
– Чем могу служить, сэр?
– Не укажете ли мне дом судьи Харботтла? Мне нужно гадать ему известие чрезвычайной важности.
– Вы могли бы сообщить его в присутствии свидетелей? – спросил судья.
– Ни в коем случае; оно предназначено только для его ушей, – горячо запротестовал старик.
– Ежели так, сэр, вам нужно пройти со мной несколько шагов до моего дома и испросить личной аудиенции, ибо я и есть судья Харботтл.
Немощный джентльмен в пудреном парике охотно принял приглашение. Минуту спустя он уже стоял в так называемой передней гостиной дома судьи лицом к лицу с проницательным служителем Фемиды.
За время прогулки старик так устал, что вынужден был сесть на кресло и долго не мог говорить; затем на него напал приступ кашля, вслед за ним – приступ одышки; таким образом прошло минуты две или три, в продолжение которых судья положил на кресло свой короткий плащ и бросил сверху треуголку.
Вскоре достопочтенный старец в белом парике снова обрел дар речи. Они довольно долго беседовали за закрытыми дверями.
В ту ночь судья Харботтл устраивал в доме одно из тех сомнительных увеселений, от которых у людей богобоязненных волосы встают дыбом. Изо всех гостиных второго этажа доносились голоса, громкий смех, женское пение под клавесин.
Должно быть, старик в пудреном парике сообщил судье нечто, чрезвычайно его заинтересовавшее, ибо иначе вряд ли мистер Харботтл пожертвовал бы скучной беседе хотя бы минут десять, оторвав их от участия в веселой пирушке, где он был царь и бог.
Слуга, проводивший пожилого джентльмена до дверей, заметил, что багрово-красное прыщавое лицо судьи побелело до изжелта-грязного цвета. В голосе судьи сквозила непривычная рассеянность, словно он глубоко погрузился в некие тревожные размышления. Слуга пришел к выводу, что разговор, видать, шел очень серьезный и хозяин не на шутку напуган.
Вместо того чтобы тотчас отправиться наверх, где его ждали веселые нечестивцы-друзья и огромная фарфоровая чаша пунша – точно такая же, в какой покойный епископ Лондонский, царство ему небесное, крестил когда-то новорожденного дедушку судьи, – теперь эта чаша, увешанная колечками лимонной кожуры, под звон серебряных черпаков ходила по кругу; повторяю, вместо того чтобы вползти, отдуваясь, вверх по лестнице в эту пещеру Цирцеи, почтенный судья расплющил толстый нос об оконное стекло, провожая взглядом немощного старика, который осторожно спускался на мостовую, крепко уцепившись за железные перила.
Едва за стариком захлопнулась парадная дверь, как почтенный судья, топая массивными ногами и потрясая кулаками, ринулся в вестибюль и принялся громогласно раздавать слугам спешные приказания, для пущей выразительности уснащая свою речь такими крепкими оборотами, какие в наши дни изредка позволяют себе разве что отставные полковники, да и то если их как следует разозлить. Он велел лакею догнать старика, вежливо проводить до дому и не показываться назад, не выяснив, кто он такой, где живет и все остальное.
– Ей-Богу, сэр! Провалиться мне на этом месте, если все не разузнаю.
Дюжий слуга, зажав под мышкой тяжелую трость, скатился по лестнице и огляделся в поисках приметной фигуры.
Вскоре я расскажу вам, что с ним случилось. А пока послушайте, о чем шел разговор за закрытыми дверями.
Старик, удостоенный аудиенции в величественной гостиной, рассказал судье очень странную вещь. Судья колебался: то ли этот мерзавец состоит в заговоре против него, то ли просто чокнутый, а может быть, его слова – чистая правда.
Оказавшись наедине с судьей Харботтлом, пожилой джентльмен в бутылочном пальто долго не решался заговорить. Казалось старик чем-то сильно обеспокоен. Наконец он начал разговор такими словами:
– Возможно, вы не знаете об этом, сэр, но в тюрьме город Шрусбери содержится заключенный, обвиняемый в подделке векселя на сумму в сто двадцать фунтов стерлингов. Зовут его Льюис Пайнвек, он бакалейщик из этого города.
– Неужели? – молвил судья, хорошо знавший, о ком речь.
– Да, господин, – подтвердил старик.
– Тогда лучше и не пытайтесь говорить со мной об этом; иначе, ей-Богу, я отдам вас под суд! Ибо судить этого поручено мне, – сверкая глазами, гордо провозгласил судья.
– Что вы, что вы, сэр, мне и в голову прийти не может просить за него. Я ничего не знаю ни о преступлении, ни о заключенном, мне до них и дела нет. Однако мне стал известен один факт, заслуживающий вашего внимания.
– И что же это за факт? – полюбопытствовал судья. – Я тороплюсь, сэр, и прошу вас говорить покороче.
– Мне стало известно, сэр, о гнусном заговоре; некие лица хотят создать тайный трибунал, который будет расследовать правильность ведения дел некоторыми судьями. Первым в списке у них стоите вы, сэр.
– Кто входит в этот трибунал? – спросил судья.
– Я не знаю ни одного имени, ваша милость. Мне известно лишь о существовании этого трибунала, это чистая правда.
– Я заставлю вас дать объяснения перед тайным советом, сэр, – пригрозил судья.
– Я и сам того хочу, ваша светлость. Я дам объяснения, но только через день или два, не раньше.
– Почему же?
– Как я уже сказал вашей милости, мне пока не известно ни одного имени. Но, возможно, дня через два-три мне удастся добыть список зачинщиков этого заговора и некоторые секретные документы.
– Только что вы сказали – через один-два дня.
– Около того, сэр.
– Это якобитский заговор?
– В основном, сэр, полагаю, да.
– Так, так. Значит, тут замешана политика. Я не судил ни одного государственного преступника и не имею ни малейшего желания заниматься этим и впредь. Тогда какое отношение этот заговор имеет ко мне?
– Насколько мне известно, сэр, кое-кто из членов заговора питает жажду личной мести некоторым судьям.
– Как они назвали свою клику?
– Высочайший апелляционный суд, господин.
– Кто вы такой, сэр? Как вас зовут?
– Хью Питерс, господин.
– Судя по имени, вы виг?
– Так точно, сэр.
– Где вы живете, мистер Питерс?
– На Темз-Стрит, сэр, как раз напротив таверны «Три короля».
– «Три короля»? Будьте осторожны, мистер Питерс, вам хватило бы и одного. И каким же образом вы, добропорядочный виг, узнали о якобитском заговоре? Отвечайте.
– Сэр, в этот заговор оказался невольно вовлечен человек, к которому я питаю живейшее участие. Узнав, однако, о дерзкой жестокости их планов, он решил стать информатором и сообщать обо всем властям.
