– Я же спросил.
– Может, просто из вежливости.
– А что, вежливость – это плохо?
Сэм улыбнулся.
– Ну, раз уж ты спросил, пишу комментарий к комментариям Махараля по «Сангедрину»[20], уделяя особое внимание вопросам теодицеи[21] и реинкарнации.
– Я чую бестселлер.
– Несомненно. На роль Махараля залучим Тома Круза.
Сэм был раввином (но не позволял себя так называть), и среди книжных башен было немало его трудов – общих тетрадей с рукописными эзотерическими трактатами. Всякий раз Эйб Тайтелбаум заказывал отпечатать десяток-другой экземпляров, которые Сэм продавал.
То есть, в теории. На практике он раздаривал книги всем, кто проявлял к ним малейший интерес, а потом безуспешно пытался из своего кармана расплатиться с Эйбом.
Когда Сэм, взмахивая изящными руками пианиста, пустился в пересказ своей последней работы, Джейкоб надел дежурную улыбку и включил кивки. Большинство идей в разных версиях он уже слышал. Отец, считавший рабби Лёва, Махараля, главным предметом своих истолкований, говорил и писал о нем, сколько Джейкоб себя помнил. Лёв никогда не ошибался. Обладал невероятными способностями. Он был гадоль дахор — величайший богословский ум своего времени. Ламедвавник – один из тридцати шести тайных праведников, на которых держится мир[22]. Абрахам, Эйнштейн, Малыш Рут и Зеленый Фонарь[23] в одном лице. Одновременно загадочный и близкий, эдакий экзотический плод с дальней ветви семейного древа, нечто вроде четвероюродного брата, который вечно отсутствует на родственных сборищах (в Гватемале строит доступный дом на солнечных батареях или на Шри-Ланке ныряет за жемчугом) и потому всегда становится центральной темой разговора.
Джейкоб запомнил один редкий случай, когда у Вины проснулось материнское чувство. Сэм как-то раз надумал почитать сыну о сотворении пражского Голема. На обложке было изображено желтоглазое чудище, которое тянуло ручищу к какой-то невидимой бедной жертве. Джейкоб, лет четырех или пяти, перепугался до икоты. В пижамке он бросился к Вине. Мать подхватила его на руки и взгрела мужа.
Почитай ему нормальную книжку, как нормальному ребенку.
Пожалуй, это был спорный выбор для чтения перед сном.
Резкий электронный клич перебил монолог Сэма. Джейкоб вышел из задумчивости и достал мобильник. Вроде выключал же. Он нажал кнопку отключения звонка, но телефон вновь заверещал.
– Ответь, – сказал Сэм.
Джейкоб еще раз ткнул кнопку. Чертова штуковина звонила.
– Никакой срочности.
– Вдруг что-то важное.
Через лабиринт коробок взмокший от неловкости Джейкоб выбрался во дворик.
– Алло?
– Детектив Лев? Фил Людвиг.
– A-а… здравствуйте.
– Я не вовремя?
– Нет, все нормально. – Сквозь драную тюлевую штору Джейкоб видел отца. Сэм пристроил вилку с ножом на край тарелки и, скрестив руки на впалом животе, невидяще смотрел перед собой. – Спасибо, что перезвонили.
– Угу. Чем могу быть полезен?
– Я веду расследование, которое перекликается с одним вашим давним делом. Может, чего подскажете?
– Что за дело?
– Упырь.
Целых десять секунд Людвиг молчал. Когда вновь заговорил, тон его был настороженным, почти враждебным:
– Вот оно как.
– Похоже, так.
– И что?
– Кажется, я его взял, – сказал Джейкоб.
Людвиг выдохнул. Тяжко.
– Детектив? – окликнул Джейкоб.
– Секунду.
В трубке хрюкнуло, будто Людвиг ненароком проглотил окурок.
– Детектив? Как вы там?
– Ничего, – ответил Людвиг.
– Точно?
– Я… господи… не знаю… Вам виднее.
– Хотелось бы пересечься.
– Вы его взяли? Черт… Я думал, вы скажете, что у вас новый труп.
– Я и говорю. Упырь мертв.
– Боже мой. Вы шутите.
– Я бы не стал этим шутить. Завтра сможем повидаться?
Договорились о встрече в одиннадцать. Прощаясь, Джейкоб снова спросил, все ли в порядке.
– Нормально. Учтите, если вы решили потешиться…
– Избави бог.
– …я вам шею сверну, – сказал Людвиг.
– Прости. – Джейкоб сел за стол. – Новый телефон. Почему-то не выключается. Все равно извини, что нарушил субботу.
– Ничего, это допустимо. Полицейского и врача призывают в любое время.
– Никто не умрет, если я не отвечу на звонок.
– Поди знай.
– В данном случае – никто. – Джейкоб подвинул к себе тарелку и заметил, что отец почти не притронулся к еде. – Абба, ты, часом, не заболел?
– Я? Нет. А что, плохо выгляжу?
– Ты ведь сказал бы, если б тебе нездоровилось.
– Конечно.
– Ты ничего не ешь.
– Да? – Сэм сощурился на тарелку. – Наверное, замечтался.
– Ты рассказывал о Махарале.
– Ну и будет. Не хочу раскрывать концовку. – Сэм улыбнулся – мол, он понимает всю нелепость предположения, что Джейкоб или вообще кто-нибудь прочтет его книгу. – Лучше расскажи о себе.
– Особо нечего рассказывать. Работа.
– Я догадываюсь. Что-нибудь захватывающее?
– Тебе вправду интересно?
– Я же спросил. – Сэм подмигнул левым мутноватым глазом. – Но может, просто из вежливости.
Джейкоб рассмеялся:
– Уел. Ладно. Не знаю, правда, насколько можно вдаваться в детали.
– Насколько сочтешь нужным.
– Хорошо. – Впервые за все время сферы их деятельности вскользь соприкоснулись. Умалчивать – как-то неестественно и даже нечестно. – Я занимаюсь одним странным убийством.
– Убийством, – повторил Сэм.
Джейкоб кивнул.
– Я думал, тебя перевели.
– Теперь перевели обратно.
– Понятно. – Сэм, похоже, расстроился. На тарелке он складывал водянистую мозаику из огуречных долек. – И что?
– Ну… в общем, мне поручили это дело, потому что на месте преступления нашли еврейскую надпись.
Молчание.
– Да, необычно, – сказал Сэм.
– Черто… весьма.
– Какая надпись?
– Цедек.
Вновь молчание.
– Ты так и не поел, – сказал Джейкоб.
Сэм отложил вилку:
– Звонили по этому делу?
– Оно связано со старым расследованием. У жертвы было скверное прошлое.
– Очень скверное?
Джейкоб поерзал.
– Я не вправе… ну… шибко скверное. Давай не уточнять.
– И теперь кто-то поквитался, – сказал Сэм. – Свершил правосудие.
– Примерно так. Если честно, все это мне не по душе.
– Почему?
– Видимо, не хочется, чтобы мститель оказался евреем. Я за него, конечно, не в ответе, но… Ты понимаешь.
– А если он еврей?
– Ну, еврей, значит, еврей. Следуй за доводом, куда бы он ни привел.
Похоже, Сэм не заметил, что его цитируют.
– Если не можешь быть объективным, надо отказаться, – сказал он.
