– Не волнуйтесь, я с этим разберусь, – сказала Морин под конец.
Еще минут десять она провела за компьютером, просматривая архивы, чтобы убедиться, что все действительно в порядке.
В результате к Дайсонам они добрались с опозданием примерно в полчаса.
Лиз открыла дверь и крепко обняла их обоих.
– Мы уже гадали, что с вами стряслось…
– Задержались в последнюю минуту, – сказала Морин.
Лиз подмигнула.
– Понятно-понятно!
– Что ей понятно? – шепнул Барри по дороге в гостиную. – Она решила, что мы ссорились или трахались?
Морин стукнула его в плечо и сердито нахмурилась, а потом, включив ослепительную улыбку, направилась к чаше с пуншем.
Кто-то крепко, по-мужски хлопнул Барри по спине. Обернувшись, он увидел Фрэнка Ходжеса с банкой «Хайнекена».
– Как дела, друг? Засел в своем музее среди чайников, и не видно тебя…
– Чайников там больше нет. Они уступили место извращенному сексу и насилию.
Фрэнк, от души расхохотавшись, снова хлопнул его по спине.
– Отлично! Так держать! – Он показал на группу гостей у окна. – Знаешь Кенни Толкина?
– Вроде нет.
– О, надо вас познакомить! – Фрэнк потащил приятеля через толпу. – Здесь только у него одного профессия круче твоей. Кенни у нас карьерный консультант, работает с рок-звездами. Кенни, правильно я говорю?
Высокий седой человек с бокалом красного вина в руке выглядел необыкновенно элегантно, только ярко-синяя повязка на глазу немного портила общую картину. На слова Фрэнка он ответил с улыбкой:
– Я предпочитаю себя называть художественным консультантом.
– Расскажи-ка Барри, чем ты занимаешься.
– Ох, Фрэнк… – рассмеялся Кенни.
– Ну давай, расскажи!
– Я делаю из эстрадных звезд артистов.
Фрэнк подтолкнул Барри локтем:
– Слушай, слушай!
Кенни замахал рукой.
– Да ну, не надо!
– Надо!
– Мне бы очень хотелось послушать, – признался Барри.
– Что ж, если так… – Кенни помолчал, улыбнулся, отпил глоток из бокала. – В карьере успешного певца или музыканта рано или поздно наступает момент, когда ему начинает хотеться, чтобы публика воспринимала его всерьез. Кроме славы и богатства, люди жаждут восхищения критиков. Тут-то и появляюсь я. За возмутительно низкую плату я организую кампанию в прессе, публикацию интервью, прорабатываю тексты песен, чтобы представить своих клиентов как серьезных художников. Журналисты, пишущие о музыке, – самые доверчивые люди на планете. Помню, однажды Курт Кобейн явился на интервью в женском платье, пьяный в дым. Так журналист потом настрочил восторженную статью о том, что Кобейн «бросает вызов гендерным стереотипам». – Кенни весело засмеялся. – В общем, им не так уж сложно заморочить голову и заставить поверить, будто двадцатидвухлетний недоучка ни с того ни с сего начал изрекать глубокие философские мысли о судьбах человечества.
– И как это вам удается? – поинтересовался Барри.
– Секрет фирмы! Я вам подскажу два слова, они очень важны: духовные искания. Испытанный прием, безотказный. Я беру кошмарную чушь, которую сочиняют эти сопляки, добавляю пару намеков на некие высшие силы, потом советую клиентам на полгодика скрыться от общественности и всем говорить, что им требуется «духовная перезарядка». И готово дело! После возвращения критики встречают их с восторгом и громко восхищаются, насколько те выросли в художественном отношении.
И правда, любопытная профессия. Барри даже не подозревал о такой. Одна из новых специальностей, о которых столько разговоров.
Впрочем, больше всего ему не давал покоя глаз Кенни.
Снова синдром автора ужастиков поднял свою уродливую голову.
Барри невольно то и дело поглядывал на ярко-синюю повязку. Много ли в наши дни встретишь людей, потерявших глаз? И сколько из них носят повязку? Анахронизм какой-то, можно сказать экзотика. Но ведь не спросишь, и вряд ли Фрэнк или Кенни первыми заговорят на такую щекотливую тему.
Да что за черт, может, у этого типа вообще оба глаза на месте? Возможно, среди рок-музыкантов пиратский шик нынче в моде…
Снова Фрэнк от души хлопнул его по спине.
– Барри писатель! Как Стивен Кинг.
– Правда? – заинтересовался Кенни.
– Я пишу романы ужасов, – признался Барри.
– И публикуетесь?
– Иначе не называл бы себя писателем, – улыбнулся Барри. – Собственно говоря, я не стал бы называть себя писателем, если бы не зарабатывал этим на жизнь.
– Вы – редкость! У меня есть знакомые писатели, которые и не пишут ничего.
Барри усмехнулся.
– Я тоже таких встречал.
– А фильмы по вашим книгам снимали?
– Пока нет.
Кенни сказал:
– У меня есть связи в киноиндустрии. Могу замолвить за вас словечко. Если, конечно, вы не против.
– Не хотите сперва прочитать хоть одну мою книгу? А то вдруг я – полный халтурщик?
– В Голливуде творения халтурщиков идут «на ура». Хотя я вас халтурщиком не считаю, – торопливо поправился он.
Барри улыбнулся.
– Да я не обижаюсь.
– К тому же Фрэнк и Рэй за вас ручаются, с меня этого довольно. Я всегда рад помочь другу-изгою.
Фрэнк так и сиял.
Барри показалось странным, что человек со связями в мире эстрады и кино поселился здесь, в медвежьем углу. Правда, кто бы говорил – он и сам, будучи романистом, сбежал сюда из Калифорнии. Не ему судить о том, какого рода людей привлекает Бонита-Виста. И вновь он подумал о повязке на глазу. Быть может, Кенни Толкин вроде Нормана Маклина – человек из сельской местности и с бурным прошлым. Тоже вполне себе объяснение, не хуже всякого другого.
– Знаете, – сказал Фрэнк, – с такими двумя талантами в наших рядах можно быстренько поставить на колени эту тухлую ассоциацию.
– У тебя проблемы с ассоциацией домовладельцев? – Кенни подчеркнул голосом легкую брезгливость на слове «ассоциация».
– Пожалуй. Вчера пришло извещение, что я обязан заново покрасить карниз. Я весь дом красил в прошлом году, а их инспектор, видите ли, нашел крошечные пятнышки облупившейся краски с южной стороны – там, где солнце. Теперь мне то ли надо искать здоровенную лестницу и с риском для жизни лезть на крышу, то ли выкладывать кучу баксов бригаде маляров.
Кенни покачал головой.
– Как знакомо! Прошлой осенью я получил извещение: мне велели заново положить асфальтовое покрытие на подъездную дорожку. А я всего месяц как ее заасфальтировал!
– И как ты, послушался?
– Черта с два! Отмыл дорожку из садового шланга, чтобы блестела как новенькая, и позвонил в правление – сделано, мол. Пока все тихо.
