— Ничего подобного! Во всех фильмах вампиры одеты очень элегантно.
— А я думаю, про подземный лаз маленькая вампирша узнала от взрослого вампира. А пока он не появился, она спала где придется, — выдал свою версию Димка.
— Хватит спорить, пора возвращаться в подвал. В конце концов какая нам теперь разница, почему она поступала именно так? Вампир не таблица умножения, всех его поступков не просчитаешь. — Сашка встал с травы и спросил у Маши, который час.
— Без пяти пять.
— Надо торопиться, неизвестно, сколько мы провозимся с ними. Их же тащить придется. — Сашка включил фонарик и протиснулся в лаз.
Добравшись до подземелья, ребята встали возле одного из гробов и нерешительно посмотрели друг на друга. Никому не хотелось прикасаться к спящим вампирам.
— Может, вытащим их вместе с гробами, а на улице откроем, — предложила Маша.
— Идея хорошая, но неосуществимая, — вздохнул Сашка. — Гробы тяжелые, нам их не дотащить. Димка, берись с другого конца.
Чувствуя в груди противный холодок, Димка взялся за обитую бархатом крышку. По Сашкиной команде они приподняли ее и отбросили в сторону. В лицо ударил тяжелый, неприятный запах. Но не это потрясло и испугало ребят. В гробу лежала незнакомая женщина.
— Еще вампирша?! — стуча зубами, воскликнула Маша.
Сашка поморщился от неприятного запаха и отрицательно покачал головой:
— Не похоже. От вампиров так не пахнет. Это забальзамированный труп. Смотрите, тело ссохлось, но не разложилось. Мне кажется, я знаю, кто это.
— Кто?
— Это хозяйка дома и мама маленькой вампирши.
Димка и Маша с брезгливым любопытством заглянули в гроб, всмотрелись в усохшее лицо, хранящее жалкие остатки прижизненной красоты. Да, определенное сходство просматривалось.
— Ты уверен, что она не вампир? — Маша вопросительно посмотрела на Сашку.
— Уверен, но мы должны убедиться в этом. — Он достал из кармана ножик и, морщась от отвращения, сделал надрез на высохшей руке. Кровь не появилась.
— Тогда идемте отсюда. — Маша направилась к дверце.
— Надо открыть второй гроб, чтобы убедиться, что там не вампир. Вдруг это ловушка? В одном гробу обычный мертвец, а в другом спит вампир. — Сашка решительно подошел к закрытому гробу.
С явной неохотой Димка сделал то же самое. Они откинули крышку и в ужасе отшатнулись. Отвратительный запах могильного гниения разнесся по подземелью. В гробу лежало черно-синее, раздувшееся тело в старинной, лопнувшей по швам, одежде.
— Идемте отсюда! — взвизгнула Маша, борясь с приступом тошноты.
— Надо бы закрыть их, — неуверенно заметил Сашка, но, взглянув на Машу, понял, что еще несколько секунд, и у нее начнется истерика.
Всхлипывая, Маша юркнула в земляной коридор. Не оглядываясь, она торопливо пробиралась вперед, содрогаясь от прикосновения цепляющихся за одежду корней. Чудилось, будто мертвецы тянут к ней высохшие, скрюченные пальцы. Выбравшись на белый свет, Маша упала на траву и дала волю слезам.
Когда она проплакалась и подняла голову, увидела, что ребята молча сидят возле нее.
— Извините меня, — прошептала девочка, — у меня просто нервы не выдержали.
— Пустяки, с каждым может случиться! Мне от всей этой мерзости выть хочется, — скривился Димка. — Пойдемте домой отмываться.
Глава X
ОТКРОВЕНИЯ МАРСЕЛИНЫ
У своего дома Сашка остановился и предложил:
— Вымойтесь у меня. Как вы пойдете по деревне, все в земле и чумазые?
— Я согласна. Не хочу, чтобы меня видели таким чучелом. — Маша подергала себя за измазанные в земле, слипшиеся кудри.
Димка и Егор пожали плечами. Им было без разницы, где мыться.
Войдя в дом, они замерли от удивления. За столом сидела Марсельеза и чинно пила чай из разрисованной цветочками чашки. Ребята не знали, что делать, и мялись у порога, вопросительно поглядывая на Ольгу Александровну. Предприимчивый Егор шустро спрятался за брата. Кто знает, вдруг эта сумасшедшая опять начнет драться?
— Ну что за дети?! — воскликнула Сашина мама, заметив перепачканные в земле и известковой пыли одежду и лица ребят. — Вы с каждым днем возвращаетесь домой все грязнее и грязнее. Быстрее мойтесь и возвращайтесь сюда. У вас гостья. Мадам Марселина очень хочет поговорить с вами.
— Мадемуазель, — с достоинством поправила Ольгу Александровну старуха.
— Прошу прощения, мадемуазель Марселина хочет поговорить с вами.
— А она драться не будет? — высунулся из-за Димки Егор.
— Не буду! — каркнула мадемуазель.
Сгорая от любопытства, ребята вымылись в рекордные сроки. Даже Маша умудрилась помыться за пятнадцать минут.
В чистой одежде, отмытые и причесанные, ребята заняли места у стола. Мадемуазель Марселина отставила чашку.
— Это вы разрыли склеп и выпустили Китти?
— Мы! — с вызовом ответил Сашка. Синяки от старухиной палки еще не сошли с тела.
— Вы понимаете, что наделали? Вы выпустили исчадие ада! Вы не знаете, кто она такая!
— Уже знаем, — опустила голову Маша.
— Она к вам приходила? — встрепенулась старуха.
— Приходила.
— Мальчик, что у тебя с горлом? Впрочем, можешь не отвечать, я и так знаю. Китти тебя укусила. Сколько раз? И не вздумай мне врать!
— Один раз, — ответил Димка и подумал, что вовсе не обязан отвечать на вопросы ненормальной старухи.
— Кто тебя лечил?
— Бабушка, травами.
— Тогда понятно, почему ты такой румяный, — удовлетворенно заметила мадемуазель.
— Откуда вы знаете, как ее зовут? — поинтересовался Сашка.
— Я была ее гувернанткой. О, это был чудесный ребенок! Такая умненькая, хорошенькая, послушная. Пока не появился этот проходимец Виктор. Он называл себя на французский манер Викто́ром. — И, резко сменив тон, Марселина спросила: — Вы собираетесь исправлять свою глупость?
— Собираемся! — не менее резко ответил Сашка. — Но вы должны нам все рассказать. Все, что знаете о Китти и ее семье. И об этом, как его, Викторе.
— А почему я должна вам все рассказывать? — ехидно прищурилась старуха.
— Потому что именно за этим вы и пришли! Вы же хотите, чтобы мы остановили вашу воспитанницу, пока она не выпила кровь из всей округи?
Старуха рассмеялась каркающим смехом:
— Ты умный мальчик, но слишком дерзкий. Если бы я занималась твоим воспитанием, я бы научила тебя хорошим манерам.
— Если бы вы занимались моим воспитанием, я бы утопился, — буркнул Сашка. — Одну уже воспитали!
Старуха сникла, и Сашка пожалел о своей грубости.
— Простите меня, — виновато пробормотал он.
