лучше, чем красильщики с Гобеленс
27, расположенной совсем рядом, где вообще ничего не двигалось.
Они снова заблудились в лабиринте улиц и уже отчаялись найти жилье. Солнце стояло так низко, что лишь изредка пробивалось между зданиями, отбрасывая прохладный золотистый свет на грязь. Именно такой луч света падал на ноги мужеподобной женщины. Она сидела в дверях покосившегося деревянного здания с облупившейся краской. Рядом с ней стоял молодой человек, с хитрым видом чистивший ногти ржавым ножом.
— Вы выглядите заблудившимися, — сказала она им.
Священник посмотрел сначала на ее засаленные синие чулки, затем на спутанные волосы и, наконец, на ее лицо. У нее был вид настороженного мастифа. И еще у нее были усы, которые больше подошли бы тринадцатилетнему мальчику.
— Да, мы заблудились — сказал он.
Томас отметил, что это была крупная женщина с сильными руками и плечами, достаточно старая, чтобы мужчина рядом с ней мог приходиться ей сыном, и что на ней была красивая фетровая шляпа — мягкая фетровая шляпа богатого человека с золотой булавкой. Несомненно, в этом городе было больше красивых шляп, чем живых голов, и в какой-то момент освобождение одних от других вряд ли можно было считать грабежом.
Девочка обратила внимание на ее глаза. Они показались ей добрыми, несмотря на суровый вид женщины. Внезапно ей захотелось, чтобы женщина ее обняла. Прошло так много времени с тех пор, как она в последний раз вдыхала запах женской кожи, что даже грязные женские объятия были бы желанны. Она все еще была подавлена видом мертвых молодых монахинь возле больницы, и ей хотелось, чтобы какая-нибудь женщина обняла ее и сказала, что весь мир еще не принадлежит Смерти, Смерти-мужчине с его песочными часами и отверстиями вместо глаз. Смерти с костяными объятиях, которые обнимают тебя только для того, чтобы унести прочь, как ягненка с рынка. Как поросенка в Ла Бюшери. Как во все это впутались Небеса? Небеса — это жизнь, а не смерть. Небеса — это женщина, которая держит твою голову на сгибе ладони и смотрит на тебя сверху вниз. Небеса — это теплая ладонь на твоей щеке и запах супа с чесноком, который готовится на огне.
Как могут люди радоваться чему-то на Небесах, если у них сгнили носы, уши забиты грязью и червями, и нет щек, и нет рук, чтобы прижать их к щекам?
Она никогда не чувствовала себя такой одинокой и растерянной.
— Может быть, я смогу помочь. Что вы ищете?
Ей показалось, что из здания доносится запах чеснока.
— Кровать, — сказал священник. — Конюшню. Что угодно.
— Вам повезло, — сказала женщина. — У меня есть несколько домов в этом районе; в одном из них, дальше по улице, все арендаторы умерли. Видите тот дом, у большой лужи, с синей дверью? Но там сухо и есть две приличные кровати. Сколько у вас есть?
— Сколько вы хотите? — спросил священник.
— Хо-хо! — воскликнула женщина. — Вы шатаетесь по этому мертвому городу за час до наступления темноты, засунув головы в задницы, и вам повезло, что хоть кто-то сказал вам слово, и вы хотите, чтобы все было по-вашему. Вы собираетесь сказать мне, сколько у вас денег?
— Нет, но я скажу вам, сколько мы готовы потратить.
— Я уверена, что этого недостаточно. Но говорите. Я бы не отказалась посмеяться.
Последний лучик солнца соскользнул с ее ноги и теперь мерцал на серебряной ложечке, висевшей у нее на поясе.
— Десять денье28.
— Ха! Вот тебе и деревенский священник, — сказала она молодому человеку, чьи ногти на самом деле выглядели ничуть не чище, несмотря на то, что он постоянно под ними ковырялся. — Первый раз в большом городе, а?
— Хорошо, хорошо. Сколько?
— Три су.
— Это, наверное, комната в королевском дворце? — спросил Томас.
Она прищурилась и ткнула в него большим пальцем, по-прежнему глядя на священника.
— Он мне не нравится.
— На первый взгляд он немного грубоват, — сказал священник, — но у него доброе сердце. Как насчет одного су и пяти денье?
— Я не из тех, кто торгуется. Три су.
— Откуда мы вообще знаем, что комната принадлежит вам? — снова спросил Томас.
— Если он снова заговорит, мне будет нечего вам сказать.
Священник умоляюще посмотрел на Томаса, который пожал плечами и отвел взгляд.
— Вы покажете нам комнату? — спросил священник.
— Я не собираюсь вставать. Я не подойду и не принесу его.
— А как насчет этого молодого человека? — спросил отец Матье, указывая на хитрого молодого человека.
— Он занят.
— Можно нам получить ключ?
— Когда я получу деньги.
— Можно нам хотя бы взглянуть на ключ?
— Вы сможете увидеть его и забрать, когда я получу деньги.
Священник подошел к тележке и достал монеты, которые неохотно вложил в ее мужскую руку. Она заставила монеты исчезнуть, затем порылась в заплесневелом мешочке на поясе и достала маленький медный ключик, держа его перед священником.
Священник взял ключ и нахмурился.
— Он похож на ключ от сундука, а не на ключ от двери.
— О, — сказала она, — неужели я такая же лгунья, как и ваш слуга? Тогда верните ключ мне и идите своей дорогой. Идите и спите в дерьме, мне все равно.
— Я священник, знаете ли.
— Тогда вымолите себе комнату.
— Не имеет значения. Мы ее снимаем. Но лучше бы все было так, как вы сказали.
— Хорошо.
Женщина достала маленький кусочек имбиря и начала его жевать.
У девочки невольно потекли слюнки, и она спросила:
— У тебя есть еще имбирь?
Женщина покачала головой и махнула им рукой.
Они ушли.
Примерно в шестидесяти ярдах от дома они остановили тележку возле большой выемки на дороге, в которой образовалась лужа. Священник подошел к синей двери, на которую указала женщина, и попытался вставить ключ, который был явно слишком мал, в замок, но дверь все равно открылась.
В комнате было полно мух.
В комнате были три сильно разложившихся тела, от которых исходил отвратительный запах, а также плесень (крыша обвалилась), моча и кал; возле открытого окна лежало несколько куч экскрементов — очевидно, люди сидели на карнизе, чтобы свободно срать или мочиться через отверстие. Земляной пол был также усеян костями животных, яичной скорлупой, рыбьей чешуей и прочими отбросами. Им было продано право ночевать в соседнем морге, уборной и на свалке. Священник поперхнулся, девочка застонала, а Томас подошел к повозке и достал свой меч из ножен. Он пробежал шестьдесят ярдов до крыльца, но, конечно же, женщины и ее спутника там не было.
Он выбил дверь ногой и вошел в здание, где молодая женщина схватила ребенка, которого он сбил с