Читаешь и диву даешься: это что вообще такое? Это юридический документ? Так отчего же столь размытые формулировки? 8 следов или 9? Вопрос, вообще-то, крайне важный, неточность и приблизительность здесь не допустимы.
«Типичное отображение валенка» — это как понимать? Одного валенка? Того, что нашли на ноге у Рустема Слободина? А еще одна пара, найденная на ногах Тибо-Бриньоля? Ее типичного отображения не было? При этом отметим, что о бурках, в которые был обут Золотарев и которые оставляют совсем другой след, нет ни словечка.
Понимать это надо так: прокурор Темпалов следы толком не изучил, не описал, не измерил. Он их даже не сфотографировал, собственным утверждениям вопреки.
Поисковики вспоминают: эксперт с фототехникой Темпалова не сопровождал. И своего фотоаппарата у прокурора не было. Он просто-напросто приобщил к делу снимки, которые были сделаны туристами-поисковиками. В результате в уголовном деле фигурируют фотографии совершенно не профессиональные: не то что линейка, но даже какой-либо предмет с известными размерами рядом со следами не заснят. Но грех винить поисковиков — если бы не они, не осталось бы вообще никаких фотосвидетельств.
(В скобках отметим, что точно такая же история произошла со снимками мертвых дятловцев.)
Илл. 68. Классический снимок следов, тянущихся от палатки в направлении кедра. К сожалению, никто не изучил эти важнейшие улики так, как они того заслуживают.
С течением времени лукавая и расплывчатая цифра 8–9 начала превращаться в уверенную девятку.
«От палатки прослеживается 9 пар следов», — пишет в наши дни Сергей Согрин, забывая, что в 1959 году, давая показания под протокол, он точную цифру не назвал, затруднился: «Ниже палатки на снежном склоне видны следы, причем несколько цепочек». (Протокол допроса от 24.04.59, лист 334 УД). Слобцов же, обнаруживший и палатку, и следы, на допросе выразился еще более конкретно: «Я не помню и не обратил внимания, скольких человек были следы». (Протокол допроса от 15.04.59, лист 229 УД).
Что уж говорить о тех дятловедах, что в феврале-марте 1959 года не побывали на склоне Мертвой горы и следов своими глазами не видели, — для них девятка превратилась в незыблемый постулат.
Но откуда такая уверенность? Если допустить, что Золотарев и Тибо подошли к кедру не от палатки, а с другой стороны, — каким физическим законам противоречит такое допущение?
Никаким.
Зато объясняет оно очень многое: становится ясно, почему среди следов не отмечены оставленные бурками Золотарева, почему прокурор Иванов упомянул валенок в единственном числе, при том что на ногах погибших были обнаружены три валенка.
И тот факт, что Золотарев и Тибо были одеты практически так же, как во время движения по маршруту, получает свое объяснение: их не было в палатке в тот момент, когда ее покидали необутые и полураздетые дятловцы, — Семен и Николай находились достаточно далеко от нее, нормально обутые и одетые.
Но, если дятловцы покидали палатку всемером, кому принадлежит восьмой след? (Лукавую цифру девять, сочиненную позже, рассматривать не будем.)
След принадлежит чужаку. Далеко не факт, что он шагал вместе и одновременно с туристами, но, без сомнения, шел по той же траектории.
Илл. 69. Таинственный след ботинка. Качество снимка подкачало, но сомнений у поисковиков не было: отпечатался там ботинок и ничто иное.
Поисковики очень удивились, обнаружив среди тянувшихся вниз следов хорошо сохранившийся след ботинка. Удивились оттого, что все числящиеся за группой «Хибина» ботинки были найдены либо в палатке, либо в лабазе (там дятловцы оставили две пары). Непонятный след сфотографировали, но прокуроров Иванова и Темпалова важнейшая улика отчего-то не заинтересовала. А ведь это единственный след присутствия чужаков на месте трагедии — на том единственном участке склона, где сохранились следы. (Мы помним, что непосредственно у палатки, у кедра и у оврага все было заметено снегом.)
У читателей может возникнуть недоуменный вопрос: а куда и зачем, собственно, отлучились в закатный час Золотарев и Тибо-Бриньоль?
Ответ есть, но чтобы его обосновать, предстоит разобраться еще с одним постулатом дятловедения.
Постулат № 3. Дятловцы планировали холодную ночевку на склоне Мертвой горы
Казалось бы, а что еще они могли планировать, если запаса дров нет, а палатку разбили на голом безлесном косогоре?
Все их дрова — чурбак, обнаруженный рядом с палаткой, и его явно не хватило бы ни для приготовления горячей пищи, ни для того, чтобы протопить палатку.
(Справедливости ради надо отметить, что единственный человек, поисковик Шаравин, утверждал, будто найденная в палатке дятловская печка была загружена дровами, т. е. ее все же собирались затопить. Но доверия это свидетельство не вызывает: оно прозвучало много лет спустя, когда заслуженные ветераны вообще вспоминали много странного, подтверждающего их личные версии произошедшего. А в документах 1959 года печка фигурирует либо без упоминания о том, что лежало внутри, либо с упоминанием: лежали там секции складной вытяжной трубы.)
Но вот вопрос: если Дятлов решил штурмовать Отортен, ночуя при минусовой температуре и питаясь всухомятку, — зачем тогда туристы вообще потащили с собой печку? Она была достаточно легкая, но все же несколько килограммов весила, и гораздо логичнее было бы оставить этот лишний и бесполезный вес в лабазе. А на обратном пути забрать. Двуручная пила и два больших топора при таком раскладе — тоже бесполезный груз, и их тоже логичнее оставить в лабазе.
Представляется, что хотя бы ночь с 1 на 2 февраля дятловцы все же планировали провести в тепле, — иначе наличие у них печки ничем не объяснить. А вот пройти за дневной переход 1 февраля всего лишь два километра отнюдь не планировали.
Нет, они собирались преодолеть перевал и вновь спуститься в долину Лозьвы — там было топливо, там была защита от ветра — и пройти им оставалось всего ничего.
Ночевка на голом склоне — экспромт, вынужденное решение, принятое вопреки первоначальному плану. Отчего Дятлов резко изменил свои намерения — вопрос отдельный, мы вернемся к нему позже. Сейчас просто констатируем: печка есть, но топить ее нечем — предстоит холодная ночь.
Вообще-то ничего смертельно опасного в холодной ночевке нет. Как мы помним, согринцы заканчивали маршрут без палатки, ночуя в снегу, — и все остались живы. Но тут на первый план выходит вопрос снаряжения. У туристов из группы Согрина по крайней мере имелись спальные мешки. История умалчивает, какие именно, — в те годы, например, шились очень теплые мешки из собачьего меха, позволяющие в самом буквальном смысле ночевать прямо в сугробе. В конце концов, северные собаки ночуют именно так и не замерзают.
Но у дятловцев-то даже примитивных, из стеганых одеял сшитых спальных мешков не было!
Есть еще один нюанс. В расследовании Шкрябача-Соловьева 2015 года приводится любопытный факт (а это расследование и впрямь можно назвать таким словом, в отличие от большинства дятловедческих изысканий — все-таки занимались им два профессиональных криминалиста). Вот какой:
«При анализе данных ближайших к месту событий метеостанций Ивдель, Няксимволь и Бурматово, расположенных от места трагедии соответственно в 117, 95 и 66 км, в районе в ночь с 1 на 2 февраля 1959 г. прошел (продолжительностью не менее 10 часов) фронт циклона, сопровождавшийся сильным снегопадом, усилением ветра до ураганного (20–30 м/сек) в направлении с северо-запада на юго-восток и падением температуры окружающей среды до –4 °C» [15].
Падение температуры на двадцать градусов — это серьезно. Минус 40 с сильным ветром — это еще серьезнее.