При таких условиях топорик и нож против трех стволов не проканают, лишь спровоцируют стрельбу — и будут трупы.
Из Кольки боец был никакой даже в лучшие времена, а уж сейчас…
Будь Семен на все сто уверен, что трое бандюганов действительно не намерены убивать, — не стал бы и голову ломать, как к ним подобраться и всех троих уделать. Но кто ж такую гарантию даст? А если сейчас под стволами заставят девчонок связать парней, потом свяжут самих — и оставят на снегу умирать от холода? Сложить потом трупы в палатку — замерзли, мол, туристы — и все шито-крыто.
Похоже, к этому идет. И медлить нельзя. Если свяжут, расклад станет хуже — тогда уж все внимание им с Колькой достанется.
Внимание… А если Кольку сейчас открыто туда отправить, чтоб отвлеклись, — а самому во-он оттуда подобраться, палаткой прикрываясь? Тогда одно ружьишко можно захватить, и игра начнется совсем другая.
— Сделаем так, Колюнь, — начал он, поворачиваясь, и понял вдруг, что обращается к пустоте.
И другое сообразил: что уже какое-то время не слышит Колькино бормотание. Тот в последнее время сменил пластинку, нес какой-то бред про «новый мешок», а потом затих.
Оказалось, не затих. Сбежал. Еще одна цепочка следов протянулась обратно к пихтачу. Наверное, даже в тишине Колька мог в своих мягких валенках неслышно и незаметно уйти от Семена, увлеченного тем, что происходит у палатки. А при нынешнем вое ветра и подавно.
Экспромтом придуманный план, дававший хоть какие-то шансы на успех, пошел псу под хвост. Теперь ничего не придумать, можно лишь выбирать, что лучше: заряд картечи в брюхо или пуля в голову? Не тем, так другим завершится любая попытка.
«Струсил, щенок… Полные штаны наложил…»
Какой-то каприз ветра, умерившего свой напор на несколько мгновений, позволил услышать громкий выкрик Зины:
— Какой мешок?! Какое золото?! Нет у нас ничего!
И вот тут-то у Семена все сложилось в голове. Золото… Мешок… Попытка дурацкого разговора… Крысеныш в 41-м умыкнул шлих, тайком намытый лесорубами. Едва ли там было много — Семен слыхал краем уха, что здешние россыпи давненько повыбраны, — но все же достаточно, чтобы такое паскудство не оставили безнаказанным.
Думал Семен уже на ходу, рванув по следу. Не мог сученок далеко уйти — догнать, накостылять, отобрать украденное. И разрешить дело миром, пока не случилось плохого. Теперь, когда все разъяснилось, он чувствовал нешуточное облегчение. По крайней мере ясно, чего от них хотят и что можно сделать.
Бежал медленно, проваливаясь в снег по колено. Но ведь и беглецу здесь приходилось не легче, так на так и получается.
Он наддал еще, хотя силы были на исходе.
* * *
Юрка Доронин опять сумел удивить. Совсем недавно лежал в палатке тряпичной куклой — глядь, вновь бодрый и активный, хоть снова лыжню прокладывать запускай! Но с бандитами драться не лезет — после того, что случилось с Русиком, никто о сопротивлении больше не думал. Тот вроде немного оклемался после удара прикладом по голове, но был еще плох — сидел в одном валенке на снегу, обхватив колени руками, и вид имел такой, словно не понимал, где он и что вокруг происходит.
— Не соврали они, Гешка! — донесся крик из палатки. — Нет больше никого!
— Поищи там хорошенько, все осмотри! — крикнул в ответ Рогов.
На успех поисков он не особо надеялся. Похоже, золото взяли те двое, что ушли за дровами, — и теперь таятся, не выходят. Но надо проверить все варианты. Крысы могли золото с собою не таскать, припрятать в рюкзаке. Или в двух рюкзаках, если успели разделить.
Он повернулся к студентам, наган так и оставался в руке.
— Ну, что делать-то будем, дорогие вы мои, хорошие? Ну, никак не хотите по-доброму разойтись, что за напасть. И те двое проявиться не желают…
Немного помолчал, спросил:
— Да, вот, кстати… на фортепьянах-пианинах никто из вас не играет?
Все молчали, ошарашенные вопросом.
— Отвечать, суки, когда спрашиваю!
Рявкнул наган, вспышка разодрала темноту.
— Играете?!
— Н-нет… — выдавил Гося. — Вот он на мандолине… немного…
— Не играете на пианинах — ну и чудненько. Значит, пальцы можно всем ломать без стеснения, так?! Мы будем ломать, а вы вопить! Глядишь, те двое и выползут! Выползут, нет?! Я спросил!
— Н — не знаю… — пробормотал Гося и непроизвольно коснулся подбитой скулы.
Рогов блефовал. Повысил голос, ломал комедию — вдруг те двое где-то рядом, услышат и вылезут? Ломать пальцы нельзя, и вообще вплотную подходить не стоит, тем более сейчас, когда они остались вдвоем, когда Микеша в палатке.
На самом деле он был растерян, хотя никогда в таком не признался бы даже сам себе. Забрать золото представлялось гораздо более простой задачей. А если дровосеки-крысятники вообще плюнули слюной с высокой башни на судьбу своих товарищей — и давно уже рванули к старой стоянке? Эх, надо было разорить там продуктовый лабаз и переломать две пары лыж, воткнутых рядом. Да что уж теперь… У крыс было достаточно времени, чтобы встать на те лыжи, и ищи их свищи…
Обдумать новый неприятный расклад он не успел. Случилось неожиданное. Лопоухий остроносый паренек (он уже забыл, как того кличут) вдруг сорвался с места с воплем:
— Стойте-е-е-е!!! — И стрелой понесся вниз по склону, словно прочитал мысли Рогова и спешил догнать, остановить крысятников. — Погодите-е-е-е!!!
— Стоять, сука!!! Пристрелю!!!
Он бабахнул в воздух. Не помогло. Надо было стрелять в ногу, хватит миндальничать.
— Я с вами-и-и-и!!! — доносилось снизу, и для прицельного выстрела было уже далеко. — Стойте-е-е-е!!!
Да уж, удружил Рейснер со своими грибочками, низкий поклон немчуре! И с маршрута туристов не сбил — все равно приперлись чуть не к самому прииску, и сработал его подарочек совсем не ко времени.
— Что встали?! За ним! Все! Живо! Бегом, сука! И ты тоже!
Он подскочил, забыв о своем недавнем намерении не приближаться. Засветил кулаком, потом рукоятью нагана, и снова кулаком — не разбирая, кому и куда прилетает.
— Живо, бляди, живо! И тех двоих найти! Хоть все сдохните, но мне их доставьте! Кто вернется без них, пристрелю!
Прониклись… Потопали вниз по склону. Только тот, кому прилетело прикладом от Парамоши (имя его Рогов тоже не помнил), так и остался сидеть у палатки. Рогов хотел и его поднять пинком, но передумал. Пусть уж сидит, малахольный.
Одну из девиц он ухватил за руку (Люськой вроде бы звали, с ней он в 41-м общался меньше, в отличие от второй, от Зинки).
Люська невесть что подумала, решила, видно, что затевают ее разложить да вдуть, вырывалась. Рогов крутанул ей руку, заставив упасть на колени, крикнул вслед остальным:
— Не вернетесь с теми двумя — курочку вашу на бешбармак построгаю! И в вашем же котле сварю!
«Может, зря отпустил? — подумал он через несколько минут. — Может, послать Парамошу приглядеть за ними, чтобы чего дурного не затеяли?»
И тут из палатки раздался крик:
— Нашел, Гешка!
* * *
Четверо торопливо шагали вниз по склону, придерживаясь направления, заданного следами Буратинчика. Изредка громко окликали его, не особо надеясь, что отзовется. Но вдруг? Юрку-то вот отпустило…
— Где пихтач этот? — спросил Гося спустя какое-то время. — Туда ли идем?
— Вон там пихты росли, — показал Сашка несколько левее того направления, что они придерживались.
Он был прав и не прав одновременно. Слева, куда Сашка показал, пихточки действительно росли — сначала низенькие, захудалые, потом их заросли становились выше и гуще.
Только тот пихтач, куда двое их товарищей отправились за дровами, рос совсем в другом направлении от палатки. Впрочем, особого значения это уже не имело — ни Семена, ни Коли там давно не было.
— Айсерм, — сказала Зина.
* * *
Коля заблудился.
Казалось, до лабаза рукой подать — и вот, поди ж ты… Сбился в темноте с направления, влетел в глубокий снег — едва брел в нем, проваливаясь по пояс, вытаптывая след-канаву.
