Под скромный запас выпивки сначала играли в карты, потом кто-то из девчонок предложил поиграть в жмурки, и все с удовольствием согласились. Они завязывали водящему глаза, чтобы уж совсем ему ничего не было видно, гасили свет, и начиналось веселье. В комнате было тесновато, поэтому ловили друг друга часто. Ребята, хватая девчонок и, стараясь их «узнать», нет-нет да давали волю рукам, те визжали… Вскоре Володя старался уже не столько увернуться от водящего, сколько побыстрей ему попасться, чтобы самому поймать того, кого хотел.
А поймать он хотел, конечно же, Маринку. Но она, самая озорная и увертливая из всех, никак ему не давалась. Володя жухал, сдвигая с глаз повязку и подглядывая одним глазом, отмахивался от специально появлявшихся впереди ребят, устремляясь только за ней, но выходило такая, что почему-то каждый раз ловил других девчонок. Их он, конечно, как и Слава с Игорем, без зазрения совести ощупывал, заставляя хихикать и вырываться. Но как же хотелось, чтобы в его руках все-таки оказалась Маринка!
Она была почти на три года моложе и, когда во время школьных каникул им доводилось встречаться в деревне, всегда его дразнила. Не называла по имени или Седым, как все остальные, а только Белолобым – по кличке собаки из рассказа Антона Павловича Чехова, строила рожицы, кидалась в него цеплючим репейником… А он ничего не мог с этим поделать – ну не гоняться же за малолеткой на потеху друзьям!
Но однажды Седой на выдержал. Коротая летний вечерок, он, сидя на скамейке напротив дома Славика, резался с приятелями в картишки, как вдруг подкравшаяся сзади Маринка, высыпала ему за шиворот горсть вишен. Все, конечно, заржали, а он, обозлившись, что девчонка испортила ему пачкающейся вишней рубашку, погнался за ней, чтобы хоть как-то наказать. И догнал бы, но Маринка рванула напрямик к калитке своего дома. Понимая, что не догонит, Седой на ходу подобрал с земли крепкое яблоко и, швырнув со всей силы, угодил им девчонке промеж лопаток.
Вскрикнув, она споткнулась, заковырялась, неловко выставив руки вперед, врезалась в штакетины калитки и упала на колени. Ребята заржали еще громче, а Седой уже пожалел о своем броске. И пожалел еще больше, подойдя к Маринке. Она не торопилась подниматься, – привалившись плечом к калитке и закрыв лицо ладонями, девочка плакала.
Не зная, как себя вести в такой ситуации, Седой присел рядом. Стал гладить по вздрагивающему плечу, по спине, где на платье отпечаталось круглое «яблочное» пятно, стал говорить, что не хотел, чтобы все так получилось, даже попросил прощения. А когда напомнил, что она сама во все виновата, Маринка встрепенулась, оттолкнула руку, вскочила, посмотрела на него испепеляющим взглядом и, распахнув калитку, гордо ушла во двор своего дома.
Седой часто вспоминал ее заплаканное личико со свежей ссадиной на щеке. Ему хотелось увидеть Маринку. Наверное, еще раз извиниться, а, играя в жмурки, ему очень хотелось ее поймать. Только это ему никак не удавалось. И тогда Седой решил действовать по-другому. Водить как раз довелось Славику. Маринка в очередной раз ловко увернулась от рук старшего брата, скользнула в угол и угодила прямехонько в объятия Седого. Он молча прижал ее к себе, а она и не подумала вырываться, словно весь вечер только того и ждала. Одной рукой он прижал ее еще сильнее, второй бесцеремонно схватил ее за попку, а она вдруг сделала с ним то же самое. И сама впилась жадными губами в его губы.
И тут в комнате зажегся свет, – Славик как раз поймал кого-то, и требовалось сменить водящего. Маринкин брат сам был ловелас, каких свет не видывал, но когда увидел свою несовершеннолетнюю сестру в объятиях Володи, вскипел от злости. Приятели сцепились, и если бы не Игорь, бросившийся их усмирять, дело могло дойти до серьезной драки. Славик и Володя разошлись, глядя друг на друга волками. И еще большим волком Славик глядел на сестру. В общем, веселье было испорчено.
Распрощавшись, Игорь и Седой отправились на железнодорожную станцию, чтобы вернуться в Москву. И только выйдя за деревню, догадались посмотреть на часы. На последнюю электричку они, как ни беги, уже не успевали…
Вообще-то, можно было напроситься на ночлег у каких-нибудь деревенских знакомых, на худой конец, вернуться на дачу к Славику. Но Игорь предложил другое – переночевать в поле, в стогу сена. На том самом поле, вдоль которого Володя возвращался сейчас в Кобяково.
Они не слабо задубели той ночью. Но ничего, справились и с холодом, и с неудобствами. Не выспались, конечно. Зато, когда Седой на рассвете выбрался из стога и окинул восхищенным взглядом покрытое инеем поле, впервые в жизни увидел на природе ярко-рыжую мышкующую лису. Он зачем-то побежал к ней, и лиса долго его не замечала, а потом вздрогнула, повернула в сторону человека голову и через какое-то мгновение сиганула в сторону леса. Побежала по направлению именно к тому месту, мимо которого сейчас шел Володя. И он тоже побежал, стремясь, как можно быстрее исправить ситуацию с уничтоженным водочным запасом, вернувшись к поджидавшим его друзьям.
* * *
Костер развели быстро. Котелком, который парни принесли с собой, давно никто не пользовался, поэтому Михаил сразу подвесил его над огнем, чтобы для начала продезинфицировать, а потом уже наливать нормальную воду. Тем временем Корень разложил закуску, приготовил стаканчики и открыл каждому по бутылочке пива. Игорь никак не мог справиться с перепутавшимися удочками. В конце концов, оставил эту затею до возвращения лучшего из них рыбака и вместе с друзьями стал неторопливо потягивать пивко.
Никто никуда не спешил, и это радовало. Правда, тучки на небе сгущались все сильнее, но если и разразится гроза, то поблизости имелось укрытие – большая труба для аварийного слива воды из озера, которой до сих пор никогда не пользовались по назначению, и в которой без особого дискомфорта можно было переждать любой ливень. Тем более что майские грозы в этих местах всегда очень быстро заканчивались.
Сегодня друзья в любом случае должны были весело отпраздновать встречу после долгой разлуки. Да и на следующие несколько дней никто из них не запланировал каких-то важных дел, а значит, праздник обещал продолжиться. Но если студентов-третьекурсников Михаила и Корня в скором времени ожидала экзаменационная сессия, то для Игоря Федорова и Володи Козырева ближайшие два месяца представляли абсолютную свободу действий – живи и радуйся! Вот оно, счастье…
Ни с того ни с сего на каждого нахлынули неприятные ощущения, словно что-то начало переворачиваться внутри. Друзья переглянулись и одновременно уставились на зажатые в руках бутылочки с пивом, наполовину опустевшие – уж не отравились ли они любимым напитком? Нет ощущения были ни с чем несравнимые: стало не хватать воздуха, из-за чего дышать пришлось глубоко-глубоко; в глазах начало не то чтобы двоиться, но все поплыло, как будто они смотрели на окружающее, находясь погруженными с головой в воду, заставила поморщиться нахлынувшая зубная боль…
