Луч ударил в лицо Опал, и она вскрикнула.
— Опал? Господи! Что ты здесь делаешь? Ты напугала меня до смерти. — Я опустила лопатку.
Она заплакала. Я наклонилась, чтобы обнять ее, и она бросилась ко мне и прижалась изо всех сил.
«Она просто ребенок, — подумала я. — Не старше, чем Дел».
Пока Опал держалась за меня, я думала о чертах сходства между нею и Дел. Обе были худыми девочками с едва оформившейся грудью под мальчишеской одеждой. У их грязных волос был одинаковый светлый оттенок, выцветший почти до бесцветности. И было нечто еще, чего я пока не могла точно определить, — что-то вроде решительного, целенаправленного отчаяния, которое маскировалось под харизму.
Я обвила ее руками, отчаянно желая защитить девочку и вспоминая последний раз, когда так же обнимала ее два года назад перед большим амбаром, пока она прижимала руку к боку, словно птица со сломанным крылом.
Там кто-то есть.
Теперь Опал рыдала в моих объятиях.
— Я думала… Я думала, что ты — Картофельная Девочка, — прошептала она.
А я приняла за нее тебя.
— Тише, Опал. Это всего лишь я. Это Кейт, милая. Ты в безопасности. — Я стала баюкать ее, покачивая взад-вперед. — Что ты делала здесь в такой час?
— Просто гуляла, — ответила она.
«Нет, — подумала я, вспоминая, как шарил по тропинке луч ее фонарика. — Ты что-то искала. Но что?»
— А что ты здесь делаешь? — спросила она и вдруг отодвинулась от меня, словно осознавая, что старая добрая тетушка Кэт может оказаться не той, кем ее считали. — И зачем тебе это? — Она указала на грязную садовую лопатку.
Меньше всего на свете я хотела, чтобы Опал меня боялась. Вместе с тем я не собиралась раскрывать ей причину моего ночного путешествия в овощной погреб. Девочка что-то скрывала, и если она не будет откровенна со мной, я уж точно не собиралась говорить ничего такого, что позволило бы изобличить меня.
— Ходила за грибами, — сказала я и осознала всю абсурдность своего заявления лишь после того, как произнесла слова. Я не любительница грибной охоты. Я не отличила бы лисичку от мухомора и надеялась, что Опал не устроит мне быстрый экзамен по видам грибов в Новой Англии.
Мы скептически разглядывали друг друга в свете моего фонарика, и каждая из нас хорошо понимала, что другая лжет ей.
— Что скажешь, если мы пойдем обратно? — предложила я, и она облегченно кивнула. Мы начали бок о бок подниматься по склону, освещая дорогу фонариками. Время от времени я поворачивалась и смотрела на нее, а потом напоминала себе, что рядом со мной идет не Дел, а Опал.
— Кейт?
— Да?
— Ты сердишься на меня? Я имею в виду, из-за часов.
— Нет, не сержусь, — сказала я. — Я просто удивилась.
— Я бы вернула их.
— Знаю. И я дала бы тебе поносить их, если бы ты попросила. Ты часто так поступаешь? Берешь у людей вещи?
Опал помолчала.
— Иногда, — наконец ответила она.
— Опал, ты брала у меня что-нибудь еще?
Например, красный армейский ножик с гербом Швейцарии.
— Нет. Только часы.
— Честное слово?
— Клянусь тебе, — ответила она.
Ее следующие слова заставили меня повернуться и направить свет фонарика прямо ей в лицо, словно на допросе из дешевой детективной книжки. Тебя действительно зовут Опал? Или же ты на самом деле Делорес Энн Гризуолд, восставшая из мертвых?
— Чтоб мне сдохнуть, если я вру, — сказала она.
— Мама, от твоего рисунка у меня мурашки по коже, — призналась я. Был поздний вечер. Мы поужинали, и она стояла перед мольбертом, нанося при свете лампы новые мазки. Мы провели день вместе и не выходили из дома; никаких встреч, никаких дискуссий о доме для престарелых.
Единственное более или менее значимое событие произошло во второй половине дня, когда я ответила на стук в дверь и увидела Зака, стоявшего на крыльце с букетом цветов в руках. На нем были джинсы, модные английские сандалии и расшитая мифическими птицами свободная хлопчатобумажная рубашка, поверх которой был надет тот же пиджак, в котором я недавно его видела.
— Я принес цветы для Джин, — сказал он и наклонился, чтобы обнять меня. На этот раз у меня едва не закружилась голова от запаха травки, пропитавшего его одежду. Должно быть, он курил ее в автомобиле по пути к нам. Надо же, прошло столько лет, а он так и не избавился от этой пагубной привычки.
— Спасибо. Заходи, она в студии. Уверена, она будет рада, если ты заглянешь туда и поздороваешься с ней.
Зак прошел в дом следом за мной и направился в студию, а я отнесла цветы на кухню и нашла старую стеклянную банку, чтобы поставить их. Я устраивала букет на столе, когда услышала грохот в студии и бросилась туда.
Зак вышел из комнаты с посеревшим лицом и плотно закрыл за собой дверь.
— Что случилось? — спросила я.
— Думаю, она не в том настроении, чтобы беседовать, — сказал он. Тут я заметила, что левый рукав его пиджака был запачкан ярко-красной краской. Он начал вытирать ее носовым платком.
— Иди на кухню. Там есть мыло, вода и щетка в раковине. Я сейчас приду.
Зак отправился на кухню, а я постучалась и осторожно открыла дверь студии, где увидела свою мать, погруженную в работу за холстом.
— С тобой все в порядке, мама?
— Все замечательно, Кузнечик.
Я тихо прикрыла дверь и вышла на кухню, где Зак оттирал рукав своего пиджака.
— Мне очень жаль, — обратилась я к нему. — Она не в себе. Никогда нельзя предсказать, как она поведет себя.
Я подошла к запертому ящику с лекарствами и мысленно напомнила себе, что завтра утром надо позвонить доктору Кроуфорду. Похоже, ежедневное увеличение дозировок давало лишь незначительный эффект. У матери очень быстро развивалась устойчивость к лекарствам. Или ее здоровье резко начало ухудшаться?
Я положила в карман парочку таблеток, собираясь дать их ей сразу же после ухода Зака.
— Это не проблема, Кейт. Мне не следовало удивляться ее состоянию. — Он мимолетно улыбнулся. — В следующий раз я буду надевать халат. И, может быть, добрый старый фартук.
— Ладно. Лучше сними свой пиджак, я замочу его. Или можно отдать его в химчистку.
— Не стоит, все равно мне скоро нужно идти. — Он промокнул пятно бумажным полотенцем. — Кейт, я заехал в основном потому, что хотел поговорить с тобой про Опал.
— Что такое?
— Проклятье, это даже как-то неловко. Сегодня утром ко мне приехала Рейвен. Она была вне себя.
— Послушай, Зак, если это насчет кошки…
— Кошка? Нет. В последнее время поведение Опал сильно беспокоит ее. Она очень встревожена и считает, что твое общение с Опал, пожалуй, не очень хорошая идея.
Я нахмурилась.
— Рейвен попросила, чтобы ты приехал сюда и сказал мне об этом?
— Я сам предложил. Я опасался, что если она попытается поговорить с тобой в том состоянии, в котором она находилась…
— Понимаю, — перебила я.
— Послушай, Кейт. Я думаю, что Рейвен все равно приедет; сейчас она немного не в себе, но этого можно ожидать. Она — расстроенная мать, которая пытается делать то, что кажется ей правильным. Ее тревожит одержимость Опал историями о Картофельной Девочке и ее привязанность к тебе из-за твоей связи с Дел.
— Мы нормально общались с Опал до того, как у нее появился интерес к Картофельной Девочке, — возразила я. — Она привязалась ко мне во время моего последнего приезда, и это не имело никакого отношения к Дел.
— Я знаю, Кейт. — Зак вскинул руки в оправдательном жесте. — Не стреляй в гонца, приносящего дурные вести. Я понимаю, что твоя связь с Опал не сводится к истории Дел. В сущности, я думаю, что ты оказываешь на нее положительное влияние. Но сейчас Рейвен придерживается иного мнения.
— Опал нужно с кем-то разговаривать, — заметила я.
— Знаю. Я стараюсь как можно чаще приезжать к ней. А Рейвен на следующей неделе отведет ее к психиатру; школьный психотерапевт помог получить направление к нему. Он считается лучшим специалистом в нашем округе.
