Ступив в темноту, он зажег лампу и невольно отшатнулся. Вдоль стен стояли люди в грубых коричневых одеяниях и молча смотрели на пришельцев.
— Что за черт?
Один мужчина выступил вперед. Он был ниже Боссона, но так же худ. В отличие от других он был одет в коричневый балахон, разрисованный белыми спиралями и причудливыми завитушками. Грубое угловатое лицо было словно вырублено топором. В руках он держал тяжелый посох.
— Это святое место, — наставительно сказал он. — И мы не потерпим здесь грубых слов.
— Кто вы? — спросил д’Агоста.
— Меня зовут Шарьер, — произнес незнакомец, словно выплевывая слова.
— А кто эти люди?
— Это наше святилище и наша паства.
— Ваша паства? Значит, вы здесь пасетесь?
К д’Агосте скользящей походкой приблизился Пендергаст.
— Винсент, — прошептал он, наклонившись к лейтенанту. — Мистер Шарьер здешний жрец. Я бы не стал задевать его и этих людей больше, чем нужно для дела.
Д’Агоста глубоко вздохнул. Его раздражало, когда Пендергаст давал ему советы. Однако сейчас он был на взводе, а полицейскому это не пристало. Что с ним творится? Он не в своей тарелке с самого начала этого дела. Надо себя пересилить. Сделав еще один глубокий вдох, он согласно кивнул, и Пендергаст отошел назад.
Даже при свете галогеновой лампы в церкви было темно. Да еще этот мерзкий запах. Безмолвные прихожане, неподвижно стоявшие вдоль стен и не сводившие глаз с пришедших, тоже не прибавляли оптимизма. Их здесь было не меньше сотни. Только взрослые мужчины — белые, черные, азиаты, индейцы, латиносы, кто угодно. Стоят и тупо смотрят. Д’Агосту охватило нехорошее предчувствие. Сюда стоило прийти с охраной. Причем со значительной.
— Послушайте, ребята, — громко начал он, стараясь придать своему голосу уверенность. — У нас имеется ордер на обыск этой церкви, в котором говорится, что мы можем осматривать ее главное помещение и всех, кто там находится. У нас есть право изымать все, что мы посчитаем нужным. Мы составим опись изъятого, а потом вы все получите назад. Понятно?
Его голос разнесся эхом по церкви и затих. Никто не шевельнулся. В свете лампы глаза мужчин мерцали красноватым светом, словно у зверей ночью.
— Прошу никого не двигаться и не мешать обыску. Следуйте указаниям полиции. О’кей? Так мы сможем закончить в кратчайший срок.
Д’Агоста снова огляделся. Ему показалось, что круг вокруг него сужается. Нет, это просто обман зрения. Он не видел, чтобы они двигались, и не слышал шума шагов. Тишину нарушало лишь легкое поскрипывание древних стропил над головой.
Толпа по-прежнему безмолвствовала. И вдруг из дальнего конца церкви послышалось жалобное блеяние ягненка.
— Так, — сказал д’Агоста. — Начнем оттуда и будем продвигаться к двери.
Они пошли в глубь церкви. Пол был вымощен большими каменными плитами, отполированными ногами прихожан. Внутри не было ни стульев, ни скамеек. Вероятно, свои службы и обряды прихожане проводили стоя или на коленях, Д’Агоста даже не пытался представить, как все это происходило. На стенах он заметил странные рисунки: круги, глаза и рассеченные листья в замысловатом переплетении линий. Такой же узор был на облачении жреца. Д’Агоста вспомнил, что на стене в квартире Смитбека что-то похожее было нарисовано кровью.
— Сфотографируйте это, — попросил он Переса, указывая на рисунки.
— Есть.
Вспышка камеры заставила Пальчинского вздрогнуть.
Ягненок заблеял опять. За ними следили сотни глаз, и д’Агоста мог поклясться, что в складках своих балахонов эти фанатики прячут заточки.
Наконец их маленькая группа дошла до конца церкви. Там, где обычно располагаются хоры, находился небольшой загон, отгороженный деревянным забором. Пол в нем был устлан соломой. Посередине загона возвышался столб с цепью, на которой был привязан ягненок. Мокрая солома пестрела темными пятнами. Стены были забрызганы кровью и навозом. Столб некогда украшала резьба в стиле индейских тотемов, но сейчас она совершенно скрылась под слоем крови и грязи.
За столбом располагался кирпичный алтарь, на котором стояли кувшины с водой и лежали отполированные камни амулеты и кусочки еды. За ними на невысокой подставке лежали какие-то странные предметы, отдаленно напоминавшие некие судоходные принадлежности, — витые металлические крючки с деревянными ручками, делающими их похожими на гигантские штопоры. Они были тщательно отполированы и, судя по расположению, играли роль священных реликвий. Рядом с алтарем стоял сундучок из конского волоса, запертый на висячий замок.
— Очень мило, — процедил д’Агоста, играя фонариком. — Прямо красота.
— Первый раз вижу такое вуду, — пробормотал Бертен. — По правде говоря, это вообще не вуду. Основа, конечно, та же, но это какая-то самостоятельная и очень опасная секта.
— Какой ужас! — пискнул Пальчинский.
Вынув видеокамеру, он начал снимать.
При виде этого устройства толпа зашумела.
— Это священное место, — прогремел голос жреца. — Вы оскверняете его. Оскорбляете нашу веру!
— Снимайте, мистер Пальчинский, — подбодрил инспектора д’Агоста.
Жрец, похожий на большую летучую мышь, со всех ног бросился к инспектору и, взметнув свои живописные одежды, с силой махнул посохом. Камера полетела на пол. Пальчинский, ахнув, отшатнулся.
Д’Агоста выхватил револьвер.
— Мистер Шарьер, поднимите руки и повернитесь ко мне лицом! Я сказал, повернитесь лицом!
Жрец не пошевелился. Он словно не видел направленного на него револьвера.
Пендергаст, занимавшийся тем, что соскребал пробы с различных артефактов и алтарных фетишей и опускал их в крошечные пробирки, быстро подошел к д’Агосте.
— Подождите, лейтенант, — тихо сказал он и повернулся к жрецу. — Мистер Шарьер!
Жрец вперил в него взгляд.
— Осквернители! — гаркнул он.
— Мистер Шарьер! — повторил Пендергаст с нажимом. Жрец замолчал. — Вы только что напали на официальное лицо. — Он повернулся к инспектору. — С вами все в порядке?
— Никаких проблем, — бросил Пальчинский, принимая бравый вид.
Но колени у него откровенно дрожали.
Д’Агоста тревожно огляделся. На этот раз никакого обмана зрения не было. Толпа действительно подступила ближе.
— Напрасно вы это сделали, мистер Шарьер, — продолжал Пендергаст проникновенным голосом. — Теперь мы вынуждены употребить власть. Разве не так, мистер Боссон?
Он посмотрел на главу общины.
На лице жреца появилась улыбка. Обычно она просветляет людские лица, но физиономия Шарьера стала еще более отталкивающей — ее исказил шрам, который раньше не был заметен.
— Власть здесь имеют только божества этого места — лоа[23] и их унган![24] — провозгласил жрец, ударив в пол посохом.
Как бы в подтверждение его слов из-под пола раздался приглушенный звук.
— А-а-а-а-а-у-у-у-у-у…
Д’Агоста моментально его узнал — это был тот самый вой, который он слышал в кустах позапрошлой ночью.
— Что это, черт подери?
Никто не ответил. Толпа настороженно выжидала.
— Мы должны осмотреть подвал.
Теперь выступил вперед Боссон. До этого он молча наблюдал за столкновением с непроницаемым выражением на лице.
— Ваш ордер туда не распространяется.
— У меня есть на то веские причины. Там находится животное или что-то в этом роде.
— Вы туда не пройдете, — нахмурился Боссон.
— Черта с два не пройду.
В дело вступил Шарьер. Повернувшись к толпе, он прокричал:
— Он не пройдет!
— Он не пройдет! — хором отозвалась паства.
После гробового молчания их истовый крик прозвучал как взрыв.
— Сначала мы закончим здесь, — спокойно продолжал Пендергаст. — Любые попытки помешать нам будут восприняты крайне негативно.
На лице Шарьера застыла улыбка, похожая на гримасу.
— Надо мной у тебя власти нет, — отчеканил он, ткнув пальцем в Пендергаста.
Пендергаст сделал шаг назад, избегая соприкосновения.
— Лейтенант, может быть, мы продолжим?
Д’Агоста убрал револьвер. Пендергаст немного разрядил обстановку.
— Пальчинский, заберите ягненка и этот столб. Перес, срежьте замок с сундука.
Справившись с замком, Перес поднял крышку сундучка из конского волоса. Д’Агоста посветил внутрь. Там лежали какие-то инструменты, обернутые кусками кожи. Вынув один из них, д’Агоста развернул кожу. Внутри оказался кривой нож.
— Заберите сундук со всем его содержимым.
— Хорошо, сэр.
Толпа с невнятным шумом придвинулась ближе. Жрец пристально следил за пришедшими, бормоча себе под нос что-то похожее на заклинания.
Д’Агоста заметил Бертена. Он уже почти забыл о старом чудаке. Тот копошился в углу, где с потолка свисали десятки кожаных полосок с амулетами. Потом он подошел к загадочной конструкции из множества палочек, связанных вместе в виде кривоватого куба. На морщинистом лице старика появилось обеспокоенное выражение.