— Что я могу поделать — такой уж отдел у вас. — Иезуит пожал плечами.
— Э-э, нет, Марлон Брандо, не в этом дело. Уж больно вы хитры для священника. Впрочем, вам и без меня об этом, наверное, все уши прожужжали.
— Mea culpa[12], — улыбнулся Каррас. — И все же, я так ничего и не понял. Что за убийство? И при чем тут осквернения? — Он искренне сожалел о том, что уязвил слегка самолюбие лейтенанта, и теперь рад был возможности поднять брови и наморщить лоб.
— Скажите, святой отец, могу я рассчитывать на то, что все это останется между нами? Давайте поговорим строго конфиденциально. Как на исповеди.
— Согласен. — Каррас серьезно взглянул на детектива. — Итак, в чем дело?
— Вы знали режиссера, который снимал здесь фильм? Бэрка Дэннингса?
— Да, я видел его.
— И видели даже. — Детектив кивнул. — Наверное, и об обстоятельствах его смерти вам тоже что-то известно?
— Только то, что было в газетах. — Каррас пожал плечами.
— А ведь была там не вся правда. Нет, только частичка. Скажите, знакомо ли вам такое явление, как дьяволопоклонство?
— Что?!
— Минуточку терпения. Сейчас, сейчас мы с вами подойдем к главному. Итак, известно ли вам что-нибудь о поклонении дьяволу: о колдунах, о ведьмах? Только не об охоте на них, Боже упаси.
— Очень немного. Хотя когда-то я написал об этом статью. — Священник улыбнулся. — Правда, не столько о самих ведьмах, сколько именно об охоте; психиатрической, я бы сказал, на них охоте.
— В самом деле? Превосходно. Великолепно! Это для нас очень важно. Значит, вы сможете мне помочь в гораздо большей степени, чем я даже осмеливался предположить. Так вот, это самое дьяволопоклонство, святой отец… — Они вышли из-за поворота и вновь стали приближаться к скамейке; детектив взял иезуита за руку. — Во-первых, должен сразу предупредить вас, святой отец: перед вами — самый что ни на есть необразованнейший невежда. Во всяком случае, высшего образования я так и не получил. Зато много читал. Согласен, согласен: самообучение — худший вид неквалифицированного труда. И все-таки я этого не стыжусь. Нисколько. Я вам больше того скажу, я… — Киндерман оборвал себя на полуслове и покачал головой. — Сиропчик. Вот что значит привычка. Капает — не остановишь. Простите меня ради Бога, я ведь знаю, как вы заняты.
— Ну да. Молитвой, — сухо заметил иезуит. Детектив уставился на него во все глаза.
— Серьезно, что ли?
— Ну конечно же, нет. — Они двинулись дальше.
— Итак, я подхожу к главному своему вопросу. Осквернения в церкви: могли ли они иметь какое-то отношение к дьяволопоклонству?
— Могли. Такие ритуалы используются в черной мессе.
— Ага, ставим первый плюс. А теперь Дэннингс: вам известно что-нибудь о причине его смерти?
— Он, кажется, упал?
— Хорошо, я скажу вам, но только — это должно остаться между нами!
— Разумеется.
Лицо детектива исказилось болезненной гримасой: он понял, к ужасу своему, что Каррас не собирается останавливаться у скамейки.
— А вы бы не хотели…
— Что такое?
— Остановимся, может быть, — жалобно протянул Киндерман, — посидим, а?
— Ну конечно же. — Они развернулись.
— А как же судорога?
— Ничего. Все уже в норме.
— Точно? Ну смотрите. Тогда присядем, если вы так на этом настаиваете.
— Итак, с чего вы начали?
— Секундочку, прошу вас, одну секундочку. — Детектив водрузил на скамейку свое тяжелое, ноющее тело и испустил вздох облегчения. — Ну вот, теперь совсем другое дело. Ах, годы, годы… И что за жизнь пошла такая!
Иезуит поднял полотенце и вытер взмокшее лицо.
— Бэрк Дэннингс?..
— Дэннингс… Дэннингс… Дэннингс… — Несколько секунд Киндерман сидел как будто в забытьи, глядя в землю и кивая в такт собственным мыслям. Затем поднял взгляд на Карраса; тот вытирал шею. — Бэрк Дэннингс, святой отец, был обнаружен у подножия хорошо известной вам лестницы со свернутой шеей. Голова его была вывернута назад, лицом к спине.
С бейсбольной площадки, где тренировалась университетская команда, донеслись веселые крики. Каррас замер с полотенцем в руках, заглянул лейтенанту в глаза.
— Значит, смерть наступила не в результате падения? — вымолвил он наконец.
— В принципе это не исключено… — Киндерман пожал плечами.
— Но маловероятно, — закончил за него Каррас.
— Вам это ни о чем не говорит — в связи с моим предыдущим вопросом?
Иезуит медленно сел и задумался.
— Вообще-то, именно таким образом бесы и ломают шеи неугодным слугам. Если, конечно, верить легендам.
— Легендам?
— В основном, да. — Он повернулся к детективу. — Хотя, действительно, такие трупы обнаруживались не раз. Принято считать, что так погибают служители культа, либо в чем-то изменившие своей вере, либо предавшие разглашению тайну. Впрочем, о причинах можно только догадываться. Но что демоны-убийцы предпочитают именно такой способ расправы, несомненно.
Киндерман кивнул.
— Вот-вот. И мне пришла в голову та же мысль. Потому что я сразу же вспомнил об одном убийстве в Лондоне; точнее, о том, как года три-четыре тому назад прочитал об этом в газетах.
— Припоминаю тот случай. Но все это, вроде бы, оказалось обычной “уткой”… Или я ошибаюсь?
— Нет-нет, все так, святой отец, вы совершенно правы. Но в нашем случае, согласитесь, между смертью Дэннингса и следами осквернений в церкви прослеживается определенная связь. Не исключено, что мы имеем дело с патологией, сумасшествием, подсознательным бунтом. Вполне возможно, что это какой-нибудь…
— Больной священник, — тихо проговорил Каррас. — Так что ли?
— Вы психиатр, а не я, святой отец. Вот и ответьте-ка мне на свой вопрос.
— Сам по себе акт осквернения, безусловно, патологический симптом. — Каррас принялся натягивать свитер. — И я не удивлюсь, если узнаю, что Дэннингс стал жертвой психически больного человека.
— Знающего кое-что о черной магии.
— Возможно.
— А возможно, еще и живущего где-то поблизости, — хмыкнул детектив, — да к тому же имеющего по ночам доступ в церковь.
— Значит, все-таки больной священник, — мрачно повторил иезуит; затем потянулся к своим выцветшим брюкам.
— Я понимаю, как вам нелегко, святой отец. Но для всех священников, проживающих на территории городка, вы — психиатр, а значит…
— Уже нет. Меня перевели на другую должность.
— Вот как? В самом разгаре года?
— Согласно постановлению. — Каррас пожал плечами и стал натягивать брюки.
— И все же, кому как не вам знать их, пусть даже бывших своих больных? Тем более, такое отклонение; вы-то его не могли не заметить.