- Заткнитесь! – я, вдруг, понимаю, что крикнул это вслух. Оглядываюсь по сторонам, все так заняты собой, что не заметили ничего. Вдыхаю табачный дым, на мгновение голова немного идёт кругом, я ничего опять не ел. Мне надо хоть что-то съесть, иначе я могу упасть в обморок прямо посреди улицы. Я подхожу к небольшому магазинчику и покупаю шоколадный батончик. Не смотреть, не смотреть. Засовываю его себе в рот, но не могу удержаться, меня тошнит. Я сдохну, я так просто сдохну! Я хочу есть или не хочу, но не могу, в любом случае. Бросаю остатки батончика, к чёрту, потом придумаю, как быть. Вытираю рот, и, разворачиваясь, натыкаюсь на огромного мужика. Убийственный солнечный свет слепит мне глаза, но когда они привыкают, мне кажется, я превращаюсь в каменную статую.
- Осторожней, мальчишка, чуть не сбил меня с ног!
Этот чуть шипящий голос, эти прищуренные злобные глаза, это лысая голова и гора мышц… О, Боже! Это он, он! Это мой убийца! У меня сводит желудок, меня сейчас снова стошнит. Лиам не спеша покупает банку пива и идёт дальше, что-то насвистывая. Я задыхаюсь. Не может быть! Какова вероятность того, что я мог встретить его после стольких лет в этом же городе? Что мне делать? Он не узнал меня, конечно, я уже другой человек, даже если бы я был сам собой, он вряд ли бы вспомнил моё лицо. Слишком много их сменилось. Боже, он сейчас уйдёт, как мне быть? Я украдкой следую за ним, сердце гулко бьётся в ушах, руки немеют. Я не могу упустить его. Не могу. Лиам допивает пиво и бросает банку через плечо, она катится к моим ногам. Я стараюсь идти тихо и незаметно, прячусь за каждым кустом и углом. У меня с собой ничего нет, ни какого оружия, ни ножа, ни даже куска арматуры, вокруг тоже пусто: обычная улица, люди, чистый тротуар. Я вижу, что он направляется к дешёвой забегаловке, чтобы перекусить, значит он будет там какое-то время. Мне надо сообразить, что делать? А что я вообще хотел? Как я собирался отомстить ему? И тут мне в голову приходит мысль, такая же больная и отчаянная, как и я сам, это огромный риск, но почему-то мне не страшно. Нельзя же умереть дважды… или можно?
43.
Я Лиам Ривен. Несколько дней назад я купил маленькую квартирку на окраине этого городка. Он мне очень нравится своей тишиной и спокойствием. Я продал дом Винса, выдав себя за него. Это было не так сложно. Продал и все его вещи, которые только смог. Денег не так много, но мне хватило. Так же вчера я убил одну девку, которая в бессознательно-пьяном состоянии клеилась ко мне в клубе. У неё при себе оказались только кредитки, из налички всего пара сотен баксов, не густо. Её труп всю ночь пролежал в ванной, я долго думал, в какое время его лучше расчленить, вынести и закопать, но так и не придумав, накрыл пакетом для мусора и пошёл перекусить. В холодильнике у меня пусто, кроме позавчерашней коробки с китайской лапшой, там ничего нет. И, о, да, это была потрясающая ночь. Я сидел в той забегаловке и жевал свой бургер с маринованными острыми огурчиками и кислым соусом, когда рядом присел он. Такая милая педошлюха, с кошачьим ушами на голове и накрашенными глазами. Я почувствовал прилив энергии гнева, я знал, что хочу сделать: засунуть ему пальцы в рот и заставить задыхаться, истекая слюной. Мне кажется, этот педик был под чем-то, иначе я не знаю, зачем он сел рядом и заговорил со мной. Купил ему пива, что ж, одним трупом в ванной больше, одним меньше - какая разница? Мы выпили, потом ещё и ещё. Я видел, что ему немного тошно, и решил, что пора везти его к себе. К тому моменту, как я открыл дверь, он уже еле стоял на ногах, я подхватил его и кинул на кровать. Он хихикал и жеманничал, как девчонка.
- Как тебя зовут?
- Стэнли.
Я склонился над ним и засунул язык ему в рот как можно глубже. Мне показалось, что на вкус он был приторный, как засахаренный мёд, но оторваться от него было невозможно. Я сорвал с него кофту и футболку. У него была перебинтована рука. Я размотал её. Раны были совсем свежие, из некоторых ещё сочилась кровь. Сплошное месиво из беспорядочных порезов, сверкающее зияющими раскрытыми ртами ран и запёкшейся кровью, я с упоением вгрызся в него, глотая свежую солёную кровь. Я знал, что он закричит, завопит от адской боли. И тогда, я свяжу ему руки ремнём и буду сношать, как животное, а потом перережу горло. Но, он застонал, и я опешил. За столько лет истязаний шавок, впервые испытал шок. Он стонал от того, что я вгрызался в мясо его ран, рвал кожу и пил кровь. Я отстранился и посмотрел на него. Красивый, как девочка, с приоткрытым ртом и блестящими глазами, он так возбуждённо дышал, так манил сожрать его заживо, изрезать и растерзать. И это была моя ночь, самая сладкая, самая настоящая! Я не связывал его, потому что он не сопротивлялся, подчиняясь любой моей прихоти, любому желанию, вторя моей слепой ярости. Я грубо трахал его, как последнюю шлюху, плевал, обзывал, рвал волосы и прижигал сигареты. Да, будь я проклят, но ему это нравилось! Хотя, в какой-то момент он потерял сознание, но потом снова пришёл в себя. Бледный, красивый, растрёпанный, мне было мало этой плоти, мало его боли, мало крови… Мне казалось, что он не выдержит, что его исхудавшее тело сломается пополам, что при очередном моём укусе он вздрогнет и отдёрнет руку, что вот-вот должен настать предел его возможностей. Но Стэнли не сопротивлялся, шептал своим жарким дыханием: “Ещё!” и утыкался в мою потную накаченную грудь, стискивая тонкие холодные пальцы на моих мышцах. И когда я кончил, пришло время убить его, задушить или вспороть горло, он лежал смирно и смотрел на меня своими огромными глянцевыми глазами, словно зная, что я хочу сделать. Я достал из тумбочки нож, даже не скрываясь и не таясь, а он не изменился в лице, просто улыбался уголками губ, как чёртов бездушный манекен. Я хотел вспороть его от промежности до самого горла, как тушу свиньи, выпустить кишки и сожрать сердце, в своем смертельном замахе ярко нарисовал его вскрытое тело на кровати. Но в последний момент не нанёс удар. Слишком хорошо мне было, слишком странно и не как всегда, я властвовал, но впервые мне не сопротивлялись, я причинял ужасную боль, а он просил ещё, прижимаясь и полностью отдаваясь мне. Я кинул нож на пол и почувствовал невероятное облегчение. Наверное, я и впрямь безумен, раз не убил его, этого мерзкого педика с накрашенными глазами. Он, как никто другой, заслуживал смерти, но я решил иначе. И вот сейчас пять утра, а я смотрю в потолок на танцующие тени от веток деревьев, а он мирно спит на моём плече. Я залит его кровью, но меня это не бесит, он тёплый, он живой, но меня впервые не раздражает это. Пожалуй, я тоже усну, возможно, я убью его завтра, а, может, оставлю жить…
44.
