Ухажёр потянулся, расправил перепончатые крылья и ответил: « Она уже неделю чуркой лежит. Да и осталось не больше двух дней! А потом, знаешь, что будет?»
Он придвинутся ближе к объекту вожделения, но самка увернулась: «Нет, не могу здесь. Давай выйдем».
Сорвавшись с места, они сделали круг над страдалицей и выпорхнули в черноту неба. Женщине показалось, что их химерические мордочки имели смутно знакомые черты.
***
Арсений и лучшая подруга жены вышли в парк через застеклённую дверь палаты хосписа. На город опускался вечер уходящего августа и забавлялся с иллюминацией, зажигая всё больше разноцветных огней на московских улицах. Пара влюблённых прижалась к стене, избегая падающего из окон света. Арсений стиснул в объятьях Анжелику, и надолго приник к её губам. Женщина размякла в его руках и постанывала от вожделения. Наконец, любовники оторвались друг от друга. Пытаясь унять точившую их похоть, закурили, и душистый дымок дорогих сигарет поплыл прозрачными струйками по терпкому, с нотками осеннего аромата воздуху.
– Ты думал о похоронах? Может лучше её кремировать? – Анжела стряхнула пепел небрежным жестом. – Место стоит прилично, есть ли смысл тратиться? Ещё полгода ждать, пока деньги и всё остальное станет нашим.
– Зато потом заживём. Папенька, наконец, перестанет тебе чинить препоны. С такими деньгами я заткну ему рот!
– Скорее бы. Да, кстати, вчера анекдот в салоне рассказали.
«Любовница уговаривает вдовца, он сопротивляется.
– Я только похоронил жену.
Она настаивает. Тогда он соглашается:
– Хорошо, только медленно и печально, я же в трауре».
Они тихо рассмеялись. Арсений игриво ущипнул женщину за ягодицу.
Она легонько шлёпнула его по руке и прошептала: – Поехали отсюда.
***
Воздействие сильнодействующих обезболивающих препаратов уносило её сознание в фантасмагорические миры. Лана видела себя словно со стороны. Там она мучилась то от жара, то от озноба. Её постоянной спутницей стала всепоглощающая боль, не покидавшая тело даже на краткий миг. Она знала, что умирает, и смирилась с этим. Но организм человека – это целая неизведанная вселенная, не подвластная постоянным законам. Что явилось толчком и мобилизовало скрытые ресурсы, заложенные глубоко внутри? Осознание предательства самых близких людей, или искреннее сочувствие постороннего человека?
Через три дня Лана начала есть из поильника детскую молочную смесь, через неделю её стали присаживать на подушках, через месяц вывезли в октябрьский листопад сада. Безымянная сиделка, наконец, обрела имя. Девушку звали Оксана. Это был чистый добрый человечек. Её родители погибли в автокатастрофе, и она самостоятельно пробивалась через тернии жизни.
Чем лучше себя чувствовала жена, тем реже Арсений навещал её, ссылаясь на форс-мажорные обстоятельства на работе. Первый ноябрьский снег покрыл озябшую землю. Лана грустно смотрела в окно на медленно опускавшиеся белые пушинки и вдруг поняла, что должна сделать. Через несколько дней весь персонал и ходячие больные вышли на улицу провожать её. Лана бодрилась и старалась улыбаться естественно и непринуждённо. Арсений потерянно стоял возле машины, словно не понимал, что происходит. Прямо из больницы он отвёз её и Оксану в аэропорт, откуда чартерным рейсом женщины улетели на тот самый островок, где Лана обрела обманчивое женское счастье.
На островах существует древняя легенда, что Сейшелы и есть Эдем, в котором любопытная Ева попробовала запретный плод, полюбила Адама и дала жизнь всему человечеству. Местные жители верят, что такие плоды дают пальмы коко-де-мер, которые растут только в этом райском уголке света. Лана любила рассказывать компаньонке об истории и обычаях островов, местной кухне, необыкновенном кокосе любви, который, как выразился известный писатель и искатель приключений Анри де Монфрейд, напоминал «пару ягодиц, между которыми природе было угодно тщательно воспроизвести некоторые анатомические детали, наводящие на размышление». Они наслаждались первозданным покоем и красотой окружающей природы. По вечерам располагались на открытой веранде, потягивали чай из лемонграсса, и лениво перебрасываясь словами, смотрели в бирюзу бескрайнего океана. Им было достаточно общения друг с другом. Уединение нарушал лишь юноша-креол, два раза в неделю доставлявший продукты и другие, необходимые в быту предметы. Только единожды их посетил гость – старинный приятель первого мужа Ланы, благообразный джентльмен с аристократическими манерами. Он ласково, по-отечески улыбался Ксюше, но девушке казалось, что её пристально изучают и оценивают.
На исходе третьего месяца жизни в островном раю, Лана объявила об отъезде. Из аэропорта они приехали в ту же палату хосписа. Всё вернулось вновь, но теперь болезнь словно навёрстывала упущенное время. И через месяц смерть сыграла прощальный аккорд. Ксюша до последней минуты оставалась рядом с Ланой.
***
Интеллигентный пожилой адвокат, в котором Ксюша сразу узнала посетившего их на острове гостя, пригласил в кабинет её, Арсения и подругу его покойной жены, Анжелику.
Когда все расселись, юрист откашлялся и чётко произнёс:
– Уважаемые господа, я пригласил Вас, чтобы озвучить последнюю волю покойной.
Арсений злобно ухмыльнулся и с вызовом бросил, кивнув в сторону Ксюши:
– А эта голодранка зачем?
Адвокат сморщился, словно надкусил кислое яблоко и укоризненно покачал головой:
– Прошу вас, давайте с уважением и без оскорблений выслушаем желание усопшей. Итак, – старик вскрыл конверт. – Я, Светлана Сергеевна Лунёва, всё своё движимое и недвижимое имущество, согласно перечисленному ниже списку, а так же банковские вклады завещаю Оксане Игоревне Бородиной. Своему доверенному лицу я поручаю продать акции банка и перечислить деньги от продажи на счёт фонда борьбы с онкологическими заболеваниями.
– Неудачник! – прошипела она и выскочила вон.
У Аркадия Бурого, высокого благообразного молодящегося мужчины с красиво подстриженной бородой, но, увы, проплешиной размером с теннисный мяч в шевелюре цвета перца с солью, от той истории остались, всегда не вовремя накатывающие, жуткие приступы головной боли и, изматывающий часами, нервный тик левого глаза. Аркадий обошёл не одного врача. На время подёргивание мышц исчезало, но стоило ему основательно понервничать, и всё становилось, как прежде.
