И стал кричать.
Я тоже стала кричать. Я обнаружила себя, запутавшейся не в москитных сетях полевой палатки, среди луж крови, греческих шлемов и военных действий, а в шторах окна комнаты для гостей виллы Диодати.
Раскатистый гром снаружи вернул меня к действительности. Но это все было действительностью.
Диодати. Посвящено Богу.
Я посмотрела на тонкие прозрачные белые шторы, аккуратно задернутые так же, как когда я в первый раз смотрела на них с кровати. Очертания, которые теперь я видела в них, были не фанатом, явившимся за прядью волос поэта, не калекой крестьянином, живущий по соседству, не воображением, играющим со мной, не тенью расщепленного молнией дерева. Очертания фигуры, которая смотрела на меня жалобными желтыми глазами, были Созданием, которое мы произвели на свет в результате сумасшедшего совокупления наших больных умов. Мы смотрели друг на друга, мать и дитя. Мы смотрели не прощая, но мы поняли.
Я поняла.
За окнами буря пенила озеро, превращая его поверхность в покрытое оспинами лицо. Шелли тонул. Я слышала его, когда он крикнул в очередной раз, появившись на поверхности бушующего озера.
Фигура в темноте молча кивнула. Я поняла теперь.
Я поняла, что я должна сделать.
Я медленно подошла к окну, раздвинула портьеры, наше создание исчезло. Я вышла на террасу, в мгновение дождь промочил меня до нитки. Мой халат прилип ко мне, как вторая кожа, волосы тонкой шапкой охватили мой череп.
Я смотрела на белые всполохи в небе.
Вновь я слышала его, он звал меня. — Мэй, помоги мне, помоги мне. — Я слышала, как перевернулась лодка, я видела молнию, сверкнувшую, как раздвоенный язычок змеи.
Я поняла.
Я взобралась на холодный скользкий каменный парапет, неуклюже балансируя на высоте тридцати футов над каменными ступеньками внизу.
Я вытянула руки…
Я смотрела на озеро.
Это было выходом.
Убрать страх. Весь страх.
Меня звал Шелли.
Он хотел меня.
Я закрыла глаза и увидела его, карабкающегося по песчаной могиле, старающегося сползти с погребального костра. Языки пламени не приносили ему вреда. Он был холоден, но я могла вновь сделать его теплым, вернуть к жизни.
Я видела его улыбку. Он протянул ко мне свои руки.
Я шла по карнизу, накапливая силы. Последнюю, необходимую мне силу воли, чтобы совершить деяние, чтобы шагнуть туда и закончить все это, и начать все это. Избавиться от грязи. Дать жизнь там, где была только смерть. Дать любовь — последний подвиг любви — там, где был только страх.
Шелли.
Холодный воздух пронизывал мое тело. Я знала, что поступала правильно. Только это было правильным выбором. Оно сказало мне об этом и показало мне выход.
Я потихоньку подошла к самому краю крыши и шагнула вперед.
Руки, словно клещи, обхватили меня и втащили обратно в комнату. Меня жестоко втащили в комнату, пронесли сквозь сопротивляющиеся белые портьеры — парусина хлопала и свивалась вокруг меня в быстром течении, стремясь утащить на дно. Я слышала крики Шелли. Я пиналась и била кулаками в грудь моего насильника, в темную тень, не дающую мне умереть. Нет, дай мне умереть! Дай мне УМЕРЕТЬ! Он пах катакомбой и был приятен, так приятен, как приятна лавандовая настойка.
Меня швырнули на кровать. Фигура подошла ко мне, возникнув из-за сети, накрывающей кровать, словно привидение.
Я была в руках у Шелли. Шелли, Шелли.
Нет, нет!
Он прижал меня к своей теплой, дорогой мне плоти и крови. Но я хотела освободиться, он пытался остановить меня. ОН НЕ ПОНИМАЛ. Наша судьба — я должна сломать ее, сломать мщением. Я приподнялась и попыталась выползти из-под него, бежать на террасу. Но он держал меня за руки.
Я пронзительно закричала и забилась в припадке.
Нет — быстро! Дай мне уйти! Дай мне сделать это пока Я МОГУ! Пока у меня есть ВОЛЯ! РАДИ БОГА!
Шелли прижал меня к кровати.
— Нет — не останавливай меня! — взмолилась я. — Я не могу изменить этого, я видела себя там, в будущем…
— Нет, Мэри…
— Да, но если я умру сейчас, все будет иначе! Ничего не случится!
— Нет, Мэри.
Он яростно тряс меня, пытаясь привести в чувство, но я была в чувствах и даже больше, во мне было будущее. Я видела его, видела все. Моя голова запрокинулась назад, его пальцы оставляли синяки на моих запястьях, он причинял мне боль.
— Я не спала! — сказала я эмоционально, убежденным голосом. Это была фраза, которая больше никогда не покинула моих уст. Я кричала:
— Я не спала!
Вдруг он отпустил меня.
Я посмотрела ему в глаза и поняла, что он мне не верит. Я верю во все, что он сказал мне — во все, кроме Бога, он верил во все, во все, кроме правды. Правда была, как страх. Она была болезненна, слишком болезненна.
Он прижал меня к себе, в его объятиях я почувствовала себя слабой. У меня не было чувств.
Из-за его плеча я посмотрела в окно и увидела погребальную ткань неба. Ни звездочки. Дождь закончился, были слышны только отдаленные струйки, стекающие с крыши и ветвей деревьев, и шуршание ветра по берегу озера, не было ни молнии, ни грома. Но по мере того, как черные облака откатывались прочь, я понимала, что они уносили с собой что-то, что не появится при солнечном свете, а только в темноте. У меня было чувство, будто темнота отступает лишь для того, чтобы собрать свои бесчисленные силы против нас.
— Буря закончилась, — сказал он. Он прижал меня к себе, и я закрыла глаза.
— Неужели? — спросила я тихо, зная, что Шелли не слушал и не хотел слушать меня. Я не хотела слушать это сама. Я села, совершенно опустошенная, но странным образом успокоившаяся, комната была прохладной и приятной, не было ни звука. Я посмотрела в глаза, которые уставились на меня из овального зеркала. Единственной краснотой на бледном лице был красный отблеск зари.
— Мы мертвы, — сказала я тишайшим шепотом, слова застревали у меня в горле. В моем горле, но прозвучали спокойно, как проповедь в церкви. — Оно показало мне пытки, которые уготовило для нас наше Создание, наши судьбы предрешены. Мы и наши дети будем погублены, нам не будет ни отдыха, ни покоя. Оно будет поджидать нас тенью, в форме наших самых ужасных страхов, — я проглотила горечь. — Пока мы не умрем…
Несколько мгновений я смотрела в зеркало, а в ответ мне смотрело лицо постаревшей женщины. Я отошла от зеркала.
Шелли ушел.
Комната была пуста. На сухих досках пола появились первые блики солнечного света.
Я была одна.
Через несколько минут я услышала смех, раздавшийся на улице. Смеялись Шелли и Клер, их смех звучал по-детски невинно, но я почему-то поежилась.
