у девочки в голове. Ее раздирали два противоречивых желания. Хотелось открыть и впустить, причем очень сильно хотелось. Но Богдан сказал не пускать никого. Дядю Пашу особенно.
— Дядя Паша приходите позже, когда Богдан будет дома. Я не могу вам открыть.
— Сучонок, — прошипел сожитель, оторвал тяжелую голову от холодного железа двери и быстро ушел.
Когда Богдан вернулся из института, Майя рассказала ему, что приходил квартирант. Брата аж передернуло. Так все нормально без этого типа шло. Теперь жди сегодня с визитом. Что ему нужно?
Вечером раздался звонок в дверь. Никто не сомневался в визитере. Богдан пошел открывать.
— Зачем пришел? — без приветствия встретил бывшего сожителя на пороге, не собираясь пускать в квартиру.
— Вещи свои забрать, — недобро зыркнул тот на парня, тоже не поздоровавшись.
— Твоего здесь ничего нет. Ты ничего не приносил, — он хотел перед носом захлопнуть дверь, но сожитель так сильно пихнул ее, что Богдан, потеряв равновесие, привалился к противоположной стене.
Паша зашел в коридор. Он был подвыпивший.
— Мать говорила, что я могу взять пальто отца. — хмуро произнес он.
— Не можешь. — парень сделал шаг вперед, не пуская дальше в квартиру. — Скажи спасибо, что жил здесь, ел — пил и ни за что не платил.
Паша схватил Богдана за грудки.
— Ты, молокосос, еще меня попрекать будешь? — взвился он. Потянул на себя и приложил со всей силы спиной об стену. — Ах, ты сопляк!
Паша давно хотел поставить пацана на место. За то, что не выказывал должного уважения. За то, что мамку настраивал против него. За то, что посмел выгнать его на улицу! За то, что заставил позорно бежать из квартиры… Да что там говорить! Он планировал, что даже после смерти Раи он сможет устроиться здесь более-менее комфортно. Трехкомнатная квартира в центре города, что ни говори, — это прекрасно. Малолетние дети были лишь досадной помехой, с которой он со временем хотел разобраться. И он совсем не ожидал, что эти отпрыски будут не по годам самостоятельные и после смерти матери абсолютно не будут в нем нуждаться. А щенок, вообще, с характером. Непрошибаемый! Молокосос! За все это хотелось отомстить…А тут такой случай подвернулся. Он размахнулся и, прожигая ненавидящим взглядом, уже хотел опустить кулак на голову парня. Тот отклонился, уходя из-под удара. Гнев Богдана взорвался в голове множеством ослепительных искр. Сила всколыхнулась, образуя уже знакомый светлый сгусток. Вытолкнул его наружу и представил, что голова сожителя находится в невидимом вакуумном пакете. Там нет воздуха. «Ты задыхаешься!» — мысленно дал команду. Рука отчима так и осталась на взмахе. Глаза широко открылись. Рот рывками пытался втянуть воздух, но легкие не наполнялись живительным кислородом. Отчим начал моментально синеть. В неестественно расширенных глазах плескался ужас.
Богдан смотрел со злым прищуром на агонию сожителя, упиваясь своей силой над ним.
— Богдан, не надо! — закричала рядом Майя. — Пожалуйста!
Она завизжала. Ее визг привел брата в чувство.
— Дыши. — ровно сказал Богдан, и отчим сделал громкий свистящий вдох, больно царапая гортань воздухом. — И скажи спасибо Майе.
Парень посмотрел на сестру. Она плакала, закрыв руками лицо. Потом чуть убрала руки.
— Богдан, отдай ему пальто. Оно нам не нужно.
Сама побежала в комнату. Быстро сняла с вешалки в шкафу отцовское пальто. Прибежала опять в коридор, боясь, что Богдан опять что-нибудь в гневе натворит.
— Вот пальто. Мама, действительно, хотела отдать его дяде Паше, — виновато прошептала она брату, протягивая одежду сожителю. Тот взял пальто.
— Еще моя бритва в ванной, — хмуро сказал он.
Майя сбегала в ванную, принесла в двух руках все его мыльные принадлежности.
— Сейчас в пакет положу, — пронеслась на кухню за пакетом.
Все это время мужчины молча сверлили друг друга взглядом.
Майя протянула пакет.
— Вы без меня не сможете. Я официальный опекун, — попробовал воззвать к совести и жалости младшей Паша.
— Сможем. Мы без тебя прекрасно обходимся. У тебя была возможность наладить отношения, когда была мама. Сам не захотел, — резко проговорил Богдан. — Уходи, — мысленно приказал сожителю, выпуская силу, и тот по стеночке поспешил к выходу, прижимая к груди пакет с вещами. — И забудь сюда дорогу. — Богдан бросил вдогонку порцию силы с внушением. Дверь за сожителем захлопнулась. Майя вытирала с лица невысохшие слезы. Богдан прижал сестру к себе и стал гладить по голове.
— Майя, не плачь, пожалуйста. Он ушел. Все хорошо. — успокаивал ее.
Но та качала головой.
— Не хорошо. Богдан, ты чуть не убил человека! Это было жутко! Это был не ты. Ты такое не мог сделать! Мне страшно…Я-я боюсь…за тебя и так-к-кого т-тебя. — заикаясь, произнесла она.
— Майя, сестренка, обещаю, что я больше так не сделаю. Не плачь. Пожалуйста. Прости, я вышел из себя. Я себя не контролировал. Но теперь буду следить за своими действиями. Обещаю.
Богдан соврал сестре, и от этого чувствовал себя гадко. Он прекрасно ощущал и контролировал силу. И специально направил ее на сожителя. Ему очень захотелось, чтоб Пашка задохнулся. В этот момент он больше ни о чем не хотел думать. А когда тот начал синеть и задыхаться на глазах, Богдан почувствовал власть. Власть над человеком, таким неприятным ему. Власть и силу, что может вызвать дурноту, заставить закашляться, …перестать дышать. Он мог с этой неоткуда взявшейся силой многое сделать!!! Это открытие его оглушило. Словно кто-то нашептывал ему о его уникальности и могуществе. Гамма чувств затопила разум — осознание, торжество, уверенность, желание продемонстрировать свой дар, наказать обидчика. И Паша чуть не стал первой жертвой. Майя его отрезвила и спасла от ужасного поступка. Неужели его сила, в первую очередь, способна убивать? А он тогда — убийца? Чудовище? Но это неправильно! Он никогда не был плохим! Мама всегда говорила, что он добрый и принципиальный, как отец. Может, этот дар не ему должен был достаться? Сверху что-то перепутали? Или нет? Или это испытание какое-то, чтобы проверить его? А может способности уйдут так же внезапно, как пришли?.. Без разницы. Он не будет так использовать свой талант… Надо правильно распоряжаться тем, что к нему так неожиданно пришло…
Паша больше не показывался, словно, действительно, забыл дорогу к их дому. Все вернулось в свое привычное русло. Только Майя стала заикаться, как горькое напоминание о том неприятном дне. Заикалась не сильно, только когда волновалась или чего — то боялась. Богдан, используя свой дар, снимал заикание, но через две-три недели оно опять возвращалось. Сам собой напрашивался вывод, что его сила внушения имеет временные рамки
