– Я думаю, это не могло не произойти, – ответила Эмма. – Или, возможно, всегда существовали люди, способные делать то, что делаешь ты, только они об этом не догадывались. Возможно, очень многие люди проживают свою жизнь, даже не подозревая о том, что они странные.
Матушка Пыль наклонилась к Рейналдо и что-то прошептала.
– Она говорит, что это ни первое, ни второе, – перевел юноша. – Скорее всего, твой истинный дар заключается вовсе не в манипулировании пустотами. Это лишь самое очевидное его применение.
– Что ты хочешь этим сказать? – удивился я. – В чем еще он может заключаться?
Матушка Пыль зашептала снова.
– Все гораздо проще, – вслух произнес Рейналдо. – Точно так же, как одаренный виолончелист рождается не со способностями играть именно на этом инструменте, но к музыке в целом, ты не родился лишь для того, чтобы управлять пустотами. Ни ты, – обратился он к Эмме, – чтобы зажигать огонь.
Эмма нахмурилась.
– Мне больше ста лет. Мне кажется, что за это время я успела изучить свои странные способности. И я совершенно точно не умею управлять ни водой, ни воздухом, ни землей. Можете поверить, я пробовала это делать.
– Это не означает, что ты действительно на это не способна, – возразил Рейналдо. – С раннего детства мы распознаем некоторые из своих талантов и сосредоточиваемся на них настолько, что исключаем все остальное. Дело не в том, что у тебя нет других способностей, а в том, что ты их не развивала.
– Интересная теория, – хмыкнул я.
– Суть в том, что твой талант управления пустотами не так уж случаен. Твой дар развился в этом направлении, потому что это именно то, что от тебя потребовалось.
– Если это так, почему все остальные не умеют контролировать пустóты? – поинтересовалась Эмма. – То, что делает Джейкоб, пригодилось бы любому из нас.
– Потому что только его талант способен развиваться в этом направлении. Когда не было пустот, таланты странных людей с родственными ему душами, вероятнее всего, проявлялись как-то иначе. Говорят, что в Библиотеке Душ работали люди, способные читать странные души, как книги. Если бы эти библиотекари жили сейчас, возможно, они были бы точно такими, как Джейкоб.
– С чего ты это взял? – спросил я. – Что общего между способностью видеть пустот и талантом читать души?
Рейналдо посовещался с Матушкой Пылью.
– Похоже, ты умеешь читать сердца, – наконец произнес он. – В конце концов, ты увидел что-то хорошее в Бентаме. Ты предпочел его простить.
– Простить его? – изумился я. – За что мне его прощать?
Матушка Пыль поняла, что сказала лишнее, но идти на попятную было поздно. Она что-то прошептала на ухо Рейналдо.
– За то, что он сделал с твоим дедушкой, – озвучил он.
Я обернулся к Эмме, но она растерялась не меньше моего.
– И что он сделал с моим дедушкой?
– Я ему все расскажу, – раздался голос, а затем в кухню, хромая, вошел и сам Бентам. – Это мой позор, и признаться в нем я должен сам.
Он зашаркал мимо раковины, пододвинул к себе стул и сел лицом к нам.
– Во время войны твоего дедушку очень ценили за его особые способности и умение обращаться с пустотами. Я и еще несколько технологов решили попытаться воспроизвести его способность и наделить ею других странных людей. Создать своего рода вакцину и привить ею всех остальных. Если бы мы все смогли их видеть и ощущать, они не представляли бы собой угрозу и война против них была бы выиграна. Твой дедушка был очень благородным человеком и пожертвовал очень многим. Но самой большой его жертвой стало согласие участвовать в этом проекте.
Эмма напряженно слушала Бентама, и мне было ясно, что все это она слышит впервые.
– Мы взяли совсем немного, – продолжал Бентам. – Лишь крошечный кусочек его второй души. Мы думали, что это то, чем он может поделиться без вреда для себя. Или что недостающая часть будет быстро восполнена, как при донорстве крови.
– Вы забрали у него душу, – дрогнувшим голосом произнесла Эмма.
Бентам поднял руку и показал ей участок длиной в полдюйма между указательным и большим пальцами.
– Вот столько. Затем мы разделили образец и ввели его нескольким испытуемым. И мы действительно добились желаемого эффекта, но он был слишком кратковременным. Повторные введения материала лишали испытуемых их собственных врожденных способностей. Эксперимент потерпел неудачу.
– Что стало с Эйбом? – спросила Эмма. В ее голосе я уловил ту особую злость, которую она направляла на людей, причинивших вред тем, кого она любила. – Что вы сделали с ним?
– Он ослабел, и его талант рассеялся, – ответил Бентам. – До процедуры он очень напоминал юного Джейкоба. Его способность контролировать пустóты была решающим фактором в нашей войне с тварями. После процедуры стало ясно, что он их больше не контролирует и его второе зрение стало мутным. Я слышал, что вскоре после этого он навсегда покинул странный мир. Он опасался того, что будет представлять опасность для своих друзей, вместо того, чтобы им помогать. Он чувствовал, что уже не способен их защитить.
Я перевел взгляд на Эмму. Она с непроницаемым лицом смотрела в пол.
– Неудавшийся эксперимент – это обычное дело, – произнес Бентам. – Это одно из условий научного прогресса. Но о том, что случилось с твоим дедушкой, я буду сожалеть до конца своей жизни.
– Вот почему он ушел, – произнесла Эмма, поднимая голову. – Вот почему он уехал в Америку. – Она обернулась ко мне. Вместо гнева на ее лице читалось понимание и облегчение. – Ему было стыдно. Он так и написал в одном из писем, но тогда я этого не поняла. Он стыдился того, что перестал быть странным.
– У него отняли его дар, – кивнул я.
Я тоже получил ответ на свой вопрос – как пустóта могла победить дедушку в его собственном дворе. Он не выжил из ума, слабым его тоже нельзя было назвать. Но к этому моменту он уже много лет, как утратил способность защищаться от пустот.
– Это не то, о чем тебе надо сожалеть, – вмешался Харон, замерший у двери со скрещенными на груди руками. – Одному человеку не под силу победить в той войне. Хуже всего было то, как твоей технологией воспользовались твари. Ты создал предшественника амброзии.
– Я пытался расплатиться по своим долгам, – произнес Бентам. – Разве я тебе не помог? А тебе? – Он посмотрел на Харона, а затем перевел взгляд на Матушку Пыль. Я догадался, что она, подобно Харону, тоже когда-то принимала амброзию. – Я долгие годы мечтал о возможности попросить прощения, – продолжал он, оборачиваясь ко мне. – Каким-то образом загладить свою вину перед твоим дедом. Вот почему все это время я ожидал его появления. Я надеялся, что он захочет со мной повидаться и я сумею изыскать способ восстановить его талант.
Эмма засмеялась:
– После того, что вы с ним сделали, вы думали, он еще захочет иметь с вами дело? – с горечью в голосе произнесла она.
– Я считал, что это маловероятно, но не переставал надеяться. К счастью, искупление бывает разным. В этом случае оно пришло ко мне в облике его внука.
– Я здесь не для того, чтобы даровать вам искупление, – заявил я.
– И тем не менее я твой должник. Если я могу что-то для тебя сделать, тебе стоит только попросить.
– Просто помогите нам вернуть своих друзей и вашу сестру.
– С радостью, – ответил он, похоже, испытав облегчение от того, что я не попросил о большем или не начал на него орать.
Я все еще был на это способен. У меня шла кругом голова, и я пока не определился, как мне следует реагировать на все услышанное.
– А теперь, – снова заговорил Бентам, – давайте решим, как мы будем действовать дальше…
– Можно нам с Джейкобом немного посовещаться? – спросила Эмма.
Мы вышли в коридор, чтобы поговорить наедине. Уходить далеко от пустóты я по-прежнему не решался.
– Давай вспомним все ужасы, за которые несет ответственность этот человек, – предложила Эмма.
– Давай, – согласился я. – Во-первых, он создал пустóты. Хотя и непреднамеренно.
