Я провел в будке считаные секунды, но этого было достаточно для того, чтобы меня охватила паника. Там было слишком тесно, и я поспешил наружу.
– Закрой дверь, – приказал Бентам.
Видя мою нерешительность, помощник шагнул к отсеку, но я преградил ему путь.
– Это моя пустóта, – заявил я. – Я сам это сделаю.
Я взялся за ручку двери и – хотя я не хотел этого делать – посмотрел в лицо пустóте. Ее огромные черные глаза были широко раскрыты, и в них плескался ужас. По сравнению с ними ее тело казалось маленьким и сморщенным, как гроздь инжира. Пустóта не шевелилась, разумеется, она была отвратительным существом. Но выглядела такой жалкой, что я совершенно неожиданно почувствовал себя просто ужасно. Как будто я собирался усыпить собаку, которая не понимала, за что ее наказывают.
Все пустóты должны умереть, – сказал я себе. Я знал, что поступаю правильно, но легче от этого не было.
Я толкнул дверь, и она с визгом захлопнулась. Помощник Бентама продел огромный висячий замок сквозь ее ручки, а затем отошел к пульту и начал вращать ручки настроек.
– Ты поступил правильно, – прошептала мне на ухо Эмма.
Шестерни начали поворачиваться, поршни задвигались, сама машина ритмично загудела, сотрясая всю комнату. Бентам с довольным видом улыбнулся и радостно захлопал в ладоши, счастливый, как школьник на каникулах. И тут из отсека раздался крик. Ничего подобного я в своей жизни не слышал.
– Вы сказали, ей не будет больно! – закричал я на Бентама.
Он обернулся к помощнику и заорал на него:
– Газ! Ты забыл об анестезии!
Помощник поспешил повернуть еще один рычаг. Из-под щели под дверью отсека заструился белый дымок. Крики пустóты мало-помалу затихли.
– Вот теперь она ничего не чувствует, – пробормотал Бентам.
На мгновение я пожалел, что в будке моя пустóта, а не Бентам. Постепенно оживали все новые части машины. В трубах над нашими головами послышался плеск. Клапаны под потолком зазвонили, как колокольчики. В недра машины начала капать черная жидкость. Это было не машинное масло, а нечто гораздо более темное и едкое. Это была жидкость, которую пустóты вырабатывали почти беспрерывно, которая сочилась из их глаз и стекала с зубов. Их кровь.
С меня было довольно. Меня начало тошнить, и я вышел из комнаты. Эмма поспешила за мной.
– Ты в порядке?
Я даже не надеялся, что она поймет мою реакцию. Я и сам ее не понимал.
– Все нормально, – успокоил я ее. – Это было необходимо.
– У нас не было другого выхода, – кивнула она. – Мы уже так близко.
Бентам, хромая, вышел из комнаты.
– ПТ, наверх! – скомандовал он и упал на подставленные лапы медведя.
– Она работает? – спросила Эмма.
– Скоро узнаем, – ответил Бентам.
Моя пустóта была связана, усыплена и заперта в железной будке. Я спокойно мог отлучиться, но прежде, чем уйти, я остановился у двери.
– Спи, – произнес я. – Спи и не просыпайся, пока это не закончится.
Вслед за всеми остальными я прошел через машинное отделение и поднялся по лестницам. Мы оказались в длинном устеленном коврами коридоре, в который выходили двери комнат с экзотическими названиями. Стены гудели энергией. Казалось, дом ожил.
ПТ поставил Бентама на ковер.
– Момент истины! – произнес он.
Подойдя к ближайшей комнате, он распахнул дверь. В коридор пахнуло влажным ветром.
Я подошел к двери и заглянул внутрь. От того, что предстало моему взгляду, я весь покрылся гусиной кожей. Подобно комнате Сибирь, это помещение было порталом в другое место и эпоху. Простая мебель спальни – кровать, шкаф, тумбочка – была засыпана песком. Дальняя стена исчезла, позволяя разглядеть изгибающуюся подкову пляжа, отороченного высокими пальмами.
– Перед вами Раротонга, 1752 год! – горделиво провозгласил Бентам. – Привет, Сэмми! Давно не виделись!
Невдалеке на корточках сидел маленький мужчина. До нашего появления он чистил рыбу, а теперь с легким недоумением смотрел на нас.
– Давно, – согласился он и помахал нам рыбой.
– Значит, все в порядке? – спросила Эмма у Бентама. – Это то, чего вы хотели?
– То, чего я хотел, о чем я мечтал…
Бентам ринулся к другой двери. Внутри оказался бездонный поросший деревьями каньон, через который был переброшен узкий мост.
– Британская Колумбия, 1929 год! – проворковал он.
Он с такой скоростью подбежал к третьей двери, что нам пришлось его догонять. Внутри возвышались массивные каменные столбы, пыльные руины древнего города.
– Пальмира! – закричал он, хлопая ладонью по стене. – Ура! Эта чертова штука работает!
* * *
Бентам был вне себя от радости.
– Мой обожаемый Панпетлекон, – закричал он, раскинув руки. – Как я по тебе скучал!
– Поздравляю, – произнес Харон. – Я рад, что стал свидетелем его возрождения.
Волнение Бентама передалось и нам. Его машина была удивительным механизмом – один-единственный коридор включал в себя целую вселенную. Взглянув вдаль, я увидел, что за всеми дверями пробудились иные миры. За одной дверью стонал ветер, из-под другой в коридор задувало песок. В любое другое время и при любых других обстоятельствах я бы побежал по коридору, настежь распахивая все эти двери. Но сейчас меня интересовала лишь одна из них.
– Которая из этих комнат ведет в крепость тварей? – спросил я.
– Да, да, к делу, – произнес Бентам, совершая над собой усилие. – Прошу прощения, я немного увлекся. Этой машине я посвятил свою жизнь, и так приятно видеть ее снова работающей.
Внезапно обессилев, он прислонился к стене.
– Отправить вас в крепость совершенно несложно. За этими дверями не меньше полудюжины переходов. Вопрос заключается в том, что вы будете делать, когда туда попадете?
– По обстоятельствам, – пожала плечами Эмма. – Что нас там ожидает?
– В последний раз я был там очень давно, – ответил Бентам, – так что мои сведения устарели. Панпетлекон моего брата выглядит иначе – он расположен вертикально в высокой башне. Узников держат в каком-то другом помещении. Наверняка в отдельных камерах и под усиленной охраной.
– Самой большой проблемой будут охранники, – кивнул я.
– Возможно, я смогу вам с ними помочь, – предложил Харон.
– Ты пойдешь с нами? – спросила Эмма.
– Еще чего! – воскликнул Харон. – Но я хотел бы сделать свой пусть маленький, но вклад. С минимальным риском для себя, разумеется. Я подниму за стенами крепости переполох, который привлечет внимание охранников. Это поможет вам остаться незамеченными.
– Что ты задумал? – спросил я.
– То, что больше всего не любят твари, – акцию гражданского неповиновения. Я организую этих лежебок с Дымящейся улицы, мы соберем катапульту и начнем забрасывать стены крепости всякой горящей дрянью. Я уверен, что в конце концов все охранники займутся нами, а вы займетесь своим делом.
– С чего им тебе помогать? – спросила Эмма.
– Потому что там много вот таких пузырьков. – Сунув руку в карман плаща, он извлек флакон амбро, отнятый у Эммы. – Стоит им пообещать амброзию, и они готовы практически на все.
– Уберите это немедленно, сэр! – воскликнул Бентам. – Ты же знаешь, я не позволяю приносить это в свой дом.
Харон извинился и сунул флакон обратно в карман.
Бентам посмотрел на циферблат карманных часов.
– Сейчас около половины пятого утра. Харон, я полагаю, что твои нарушители спокойствия сейчас спят. Ты сможешь раззадорить их, скажем, к шести?
– Еще бы! – заверил его Харон.
– Тогда займись этим.
– Счастлив вам помочь.
Харон развернулся и, шурша плащом, заспешил прочь по коридору.
– У вас есть полтора часа на подготовку, – обернулся Бентам к нам. – Все, что у меня есть, в вашем полном распоряжении.
