Минерва поставила подсвечник на стол.
– Вот так.
Ева кисло усмехнулась.
– Прямо как на сцене. Отличные декорации, вполне в дедушкином духе. Он – в главной роли, роли мистического искателя мудрости. Так необычно… У других детей дедушки были финансистами или счетоводами, пекли хлеб, – и только нам достался эксцентричный чудак.
– Как он умер? – спросил Тео. – Вы ведь не рассказывали? Похоже, я многого не знаю.
Пламя свечей мигнуло.
Почти непроизвольно Минерва покосилась на дверь в холл и на крутую мраморную лестницу.
– Он споткнулся и упал со ступенек.
Ева сдавленным голосом пояснила:
– И сломал шею. Скоропостижная смерть.
– Ужас какой! – охнула Жас. – Кошмар для вас обеих.
– Да, ужас. – Ева зябко повела плечами. – Смерть деда была ужасна во всех смыслах. Кроме одного. – Она помолчала. – Сеансов больше не было.
Долгое время молчание нарушалось только рокотом бьющихся о скалы волн.
Потом Ева поставила маленький стакан на «говорящую доску» и распорядилась:
– Начинаем. Все касаются одним пальцем стакана. Вот так. – Она неуверенно тронула стекло, словно боясь обжечься.
Стакан был на ощупь холодным и гладким. По его поверхности пробегала едва заметная пульсация. Тео приложил свой указательный палец рядом с пальцем Жас. Карандаш в другой его руке в ожидании навис над пачкой бумаги.
Минерва все еще колебалась.
– Ева. Ты уверена?
– А кто вечно твердил мне, что нужно бороться с призраками собственного разума, разве не ты? – горько засмеялась старшая.
Минерва приложила палец к стеклу и замкнула четверку.
Свечи мигнули. Повеял ветерок и принес запахи. Сумбур запахов. Парафин свечей. Ландыш – это духи Евы. Восточные благовония – так пахнет Минерва. Эвкалипт, мед, корица и дубовый мох одеколона Тео. Все смешалось, и Жас опять провалилась в прошлое. Горящее дерево. Пепел. Запах плесени. Проходили годы. Она неслась сквозь туннель из запахов. Дальше… Дальше…
– Кто здесь? Здесь есть кто-нибудь? – срывающимся голосом спросила Ева.
– В точности так спрашивал дедушка, – шепнула Минерва, глядя на старшую сестру почти благоговейно.
– Здесь есть кто-нибудь, кроме нас четверых? – повторила Ева. Ее голос звучал теперь немного тверже.
Стакан не шелохнулся.
Ева задала вопрос еще раз. Теперь уже почти торжествующе. Как доказательство собственной правоты.
Тео и Минерва не отводили от доски глаз.
Заданный в четвертый раз вопрос звучал пронзительно и резко. Теперь Ева насмехалась:
– Есть здесь кто-нибудь, кроме нас?
Стакан так и остался на краю доски. Евин рот искривила ухмылка.
Тео не скрывал разочарования.
Минерва, казалось, забыла о присутствии остальных. Она не отводила глаз от пальцев, лежащих на поверхности стакана.
– Я знаю, ты здесь, – прошептала она уверенно. – Ты здесь. Я чувствую. Я помню тебя.
И в этот момент стакан начал дергаться.
Жас видела, как исказилось от гнева лицо Евы, и решила, что стакан шевелится под ее рукой. Но нет: ни один палец, приложенный к поверхности стекла, не подталкивал его, Жас была в этом совершенно уверена. Стакан двигался, двигался, и это их руки тянулись за ним, а не наоборот.
Разогнавшись, маленький стакан для сока заскользил по доске вперед и назад, останавливаясь рядом с буквами на такой краткий миг, что Тео, предложивший вести правой рукой записи, едва успевал.
Т… А… К… Д… А… В… Н… О… Б… Р… О… С… И… Л… И…
У Минервы перехватило горло. Задыхающимся шепотом она повторяла каждое новое слово.
Жас тоже пыталась следить за перемещением стакана, но Минерва была быстрее.
– Да, – эхом откликнулась она, – так давно…
М… Е… Н… Я… И… Н… А… Ш… У… И… Г… Р… У…
В камине треснуло полено, пламя взметнулось и зашипело. Комната наполнилась запахом сырой земли. Дыма. Огня.
Лицо Минервы являло собой воплощенную экзальтацию. Ева смертельно побледнела.
– Кто ты? – прошептала Минерва.
Т… Ы… З… Н… А… Е… Ш… Ь…
– Да, знаю. Но все-таки назовись. Дедушка всегда требовал, чтоб ты назвался.
П… Р… И… З… Р… А… К… Г… Р… О… Б… Н… И… Ц… Ы…
Стакан двигался по доске слишком быстро. Минерва больше не повторяла вслух. Жас наклонилась через плечо Тео и следила за карандашом в его руке.
Призрак Гробницы.
– Раньше ты называл нам другое имя. Какое? – спросила Минерва.
М… О… Г… И… Л… Ы…
– Зачем дедушка вызывал тебя? Чего хотел?
О… Т… В… Е… Т… Ы… Н… А… В… О… П… Р… О… С… Ы… С… Е… К… Р… Е… Т… Ы…
– Какие секреты? – спросила Минерва.
Стакан замер. Жас показалось, что ветер в комнате и пламя в очаге замерли тоже.
Внезапно стакан буквально подпрыгнул и заметался по доске, будто в судорогах. Тео едва успевал записывать буквы.
Бревно в очаге трещало и рассыпалось. Скрипели оконные рамы. Стакан носился с такой скоростью, что его движение казалось смазанным. Хлопнула дверь. Один край доски, другой… От пола раздался резкий высокий звук, словно дом оплакивал умершего.
– Это ветер, – будто стараясь убедить себя, прошептала Ева. – Просто ветер.
Жас смотрела. Ее пальцы на стекле чувствовали живую дрожь. Осмысленную.
Еще через полминуты стакан достиг левого края доски, соскользнул на стол и прокатился до самого конца столешницы. Ничьи пальцы больше не держали его. Казалось, падение неизбежно.
Но он не упал. Не сразу. Несколько секунд маленький стакан для сока с простым растительным орнаментом по краю парил в воздухе.
От паркета донесся еще один стон. Стакан упал и разбился вдребезги. Десятки осколков разлетелись по сторонам, искрясь в пламени свечей.
И в тот же момент на противоположной стороне комнаты со стены упала фотография в рамке. Грохнулась об пол; на мелкие кусочки разбилось стекло.
Ева вскрикнула и завыла на одной ноте.
Минерва склонилась к сестре, обняла, заговорила мягким увещевающим тоном, пытаясь подбодрить и успокоить. Ева больше не выла, она тоненько плакала. Как ребенок, подумала Жас.
Тео быстро пересек комнату и зажег свет. Поднял фотографию и принялся рассматривать. Брови его нахмурились, глаза были прищурены.
Жас подошла к нему.
Это была очень старая выцветшая черно-белая фотография. Мужчина в строгом костюме стоял на камнях и смотрел вдаль. За его спиной виднелось море. Что-то в снимке царапало взгляд, и Жас не сразу поняла что. А потом увидела.
Согнутая в лодыжке правая нога была вывернута под неестественным углом. Удерживать равновесие на камнях вообще нелегко, а уж в такой позе…
В самом низу снимка выцветшими чернилами была от руки написана строчка. Четыре слова:
