Та покачала головой.
– Это было так давно…
Жас была уверена, что Ева лжет. Разве Минерва не видит? Или, наоборот, видит и все понимает, но отвлекает сестру по каким-то соображениям.
– Духа, с которым мы говорили на дедушкиных сеансах, звали Призрак Могилы, вспомни!
– А по-моему, его звали просто Призрак. Как героя радиопьесы.
Минерва покачала головой, потом обернулась к Тео:
– Я помню отчетливо. Духа, с которым мы разговаривали в детстве, звали Призрак Могилы. Он сам назвал свое имя.
– А мой дедушка об этом слышал? – спросил Тео.
– Когда родился твой дедушка, наш брат, дедушки Генри уже не было в живых. И мы больше не играли с «говорящей доской». Но почему же я не вспомнила об этом, когда Александр показал мне письмо? В голове не укладывается. И ты промолчала, – упрекнула она сестру.
Та поежилась.
– Тео, не влезай ты в это, пусть прошлое останется прошлым.
– Ева, все будет хорошо, – ласково пообещала Минерва. – Можно снова попробовать. Как в детстве.
Еву передернуло.
– С ума сошла.
– А что, ведь могло быть и так, – произнесла Жас, обращаясь не столько к Минерве, сколько к Еве и желая ее подбодрить. – Возможно, письмо Виктора Гюго обнаружил еще ваш дедушка. Прочитал о духе – и сказал, что вам является именно он. Возможно даже, что доска никогда не называла никакого имени, это просто мистер Гаспар придумал. А вы, естественно, решили, что он записал его во время сеанса.
– Умница! – воскликнула Ева. – Думаю, все так и было.
– А, так вы из скептиков, – засмеялась Минерва. – Удивительно, учитывая ваши занятия.
– Мой скепсис как раз и стал причиной для написания книги и создания телепрограммы. Я ищу те фрагменты реальности, на основе которых зарождаются легенды и мифы. Я хотела показать, как реальное событие переосмысливается, его важность раздувается – и как мы дурачим сами себя, давая волю воображению и занимаясь самогипнозом. Ирония в том, что такие «разоблачения» работают в обратную сторону. Люди слышат, что в этих историях есть малюсенькое зерно истины, и начинают верить еще более истово.
– Ты так говоришь… Жалеешь, что к ним не относишься? – спросил Тео.
– Иногда жалею. Временами от сомнений устаешь.
– Так куда проще жить, – кивнул Тео, то ли сожалея, то ли соглашаясь.
Минерва внимательно всматривалась в лицо Жас. Профессиональный взгляд психоаналитика – знакомый взгляд.
– И ради чего все это? – спросила она. – На что вы надеетесь?
– Что найду ответы.
Сердце молодой женщины сжалось от тоски по брату. Эксцентричный творческий человек – его разум с интересом и бесстрашием воспринимал все непознанное. Если б она могла стать хоть немного похожей на него, хоть чуть-чуть приоткрыться для тех бесконечных возможностей, о которых он рассказывал, – может, она и обрела бы завершенность, не испытывала бы вечно такой тревоги. Рядом с братом ей иногда удавалось забыть о своих метаниях. Однажды он почти заставил ее поверить, что она нашла истинную âme sœur, свою вторую половинку. Почти.
А ведь она знала: такого не бывает. Или, рассуждая совсем уж цинично: если и бывает, то свою половинку она потеряла навеки, когда рассталась с Гриффином Нортом.
Ева что-то рассказывала Минерве. Жас включилась в беседу на середине фразы:
– …ты же знаешь, что из этого вышло. Минерва, вспомни, как наш дед был зациклен на этой библиотеке. Возможно, он нашел заметки Гюго, и это оказало на него такое сокрушительное воздействие. Звучит вполне правдоподобно. Как бы то ни было, наш брат ведь обнаружил письмо? Почему бы не предположить, что несколькими десятилетиями раньше на него точно так же наткнулся дед?
Ее пальцы теребили обивку стула. Она заметила это, убрала руки и отвела глаза.
– Вполне вероятно, что имя призрака попалось ему в письме Гюго. И дед сообщил его нам, вложил его в наши головы. Это же возможно, разве ты не видишь?
Минерва вздохнула.
– Вообще-то, возможно. Ему не следовало нас втягивать. Мы были просто маленькими девочками.
– Общение с потусторонними силами пугает. – Жас вспомнила собственное детство и преследовавшие ее тогда видения. – Для детей все непонятное куда страшнее.
Ева энергично закивала.
– Я не боялась, – задумчиво сказала Минерва. – Это вызывало благоговейный трепет, не страх.
– Ты боялась. Просто не помнишь.
Минерва поднялась с дивана и подошла к стеллажам напротив камина. Третья снизу секция состояла из выдвижных ящичков. Женщина открыла один и начала просматривать содержимое. Вынула кипу старых журналов в потертых кожаных переплетах. Дальше шла коробка с канцелярскими принадлежностями. Палочки сургуча. Несколько авторучек. Пачка промокательной бумаги. Хрустальная чернильница. Истинные сокровища ушедшей эпохи.
Минерва продолжала вынимать из ящика предмет за предметом. Пачка конвертов, перевязанная бордовой ленточкой. Бутылка чернил.
– Что ты делаешь? – спросила Ева. – Там все разложено по порядку.
– Я потом верну все на место. Не волнуйся.
– Не сомневаюсь, что вернешь, – вздохнула Ева. – Но если ты сложишь не в том порядке, я потом ничего не найду.
– Да ты этот ящик не открывала уже лет пятьдесят!
– Откуда ты знаешь?
Тео подмигнул Жас. Проживая вместе с тетушками, он, должно быть, слышал сотни таких диалогов.
– Какой толк сейчас читать старые записи? – спросила Ева. – Они бесполезны.
– А я не о них, – ответила Минерва.
Она тянула пустой ящик из стеллажа.
– Что ты делаешь? – спросила Ева. – Там же больше ничего нет.
– Очень даже есть. Дедушка показывал мне тайник. Вот здесь, под ящиком. Я всегда думала, что ты тоже о нем знаешь. Именно здесь он прятал доску, после того, как отец уперся и запретил привлекать нас к участию в опытах. Если отец неожиданно приезжал из Лондона, – объяснила Минерва племяннику и Жас, – доска немедленно отправлялась в тайник и лежала там до самого его отъезда.
Минерва вытащила длинную коробку и перенесла ее поближе к дивану.
Ева едва слышно застонала. Казалось, сам вид коробки причиняет ей боль.
– Она все время там хранилась? – спросила она напряженно. – Минерва, выкинь ее немедленно.
Та, насупившись, посмотрела на свою сестру.
– Это просто смешно.
Ева повысила голос. Ее кулачки плотно сжались.
– Я хочу, чтобы ты это выкинула.
Тео изумленно смотрел на тетушек: они ссорились уже всерьез.
– Ты думаешь, что что-то помнишь. А на самом деле это всего лишь детские страхи и преувеличения. Возможно, если ты сейчас увидишь все взрослыми глазами, то тебя отпустит. Своего рода катарсис.
