– Катарсис?! Почему, черт побери, тебя так тянет распотрошить прошлое? Это страшная ошибка, я тебя предупреждаю.
Минерва разложила доску. В полностью раскрытом состоянии она имела более полуметра в длину и чуть меньше в ширину. В верхнем правом углу черной краской было напечатано слово «да». В верхнем левом – «нет». В центре полукругом располагались буквы алфавита. Под ними, в самом низу доски, цифры от нуля до девяти.
Кое-где краска облупилась; буквы и цифры все еще легко различались, хотя были немного поцарапаны. На гладкой поверхности стола в некоторых местах стерся лак, и сквозь него просвечивала деревянная основа.
– Ее сделал дедушка. – Минерва кончиками пальцев провела по поверхности, там, где лак остался нетронутым.
Ева подошла к бару, налила в стакан на три пальца прозрачной жидкости, бросила два кубика льда, глотнула раз, потом другой. Стояла, издали наблюдая за действиями сестры.
– …а что он сделал из нашей жизни, мерзкий ублюдок, – пробормотала она, удивив даже сестру.
Тео переводил взгляд с одной своей тетушки на другую.
– О чем это вы?
– Он подводил нас к столу, ночь за ночью, и заставлял общаться с духами, – сказала Ева. – Мы боялись. Ужасно боялись. Сестра не помнит. Она была совсем маленькой… Потом во сне ее мучили кошмары, она так кричала… Мне приходилось трясти ее, будить. Но ему не было дела. Ночь за ночью он сажал нас к столу и велел играть в эти игры. Иногда ничего не происходило. А иногда… Не знаю…
– До сих пор не понимаю, как это выходило, но наши руки двигались будто по волшебству, составляя слова, которых мы тогда и не знали, – сказала Минерва.
– Если я начинала плакать и просила остановиться, он сердился. Говорил, что мы особенные, что не все способны беседовать с мертвыми.
Ева сильно побледнела. Кожа вокруг рта напряглась. Рука сжимала стакан так крепко, что побелели костяшки пальцев.
– После сеансов я часами лежала в кровати без сна. Думала, правда ли к нам приходят духи. А если правда, то могут ли они забрать нас и унести в загробный мир?
– А мне нравилось сидеть по ночам с дедушкой, – сказала Минерва. – Он так нами гордился, разве ты не помнишь?
– Гордился? Ну уж нет. Нет.
– Когда сеансы прекратились окончательно? – спросил Тео.
Минерва ответила не раздумывая:
– Когда нам исполнилось девять и одиннадцать.
– Они прекратились только с его смертью, – едва слышно сказала Ева.
Она сделала долгий глоток из стакана, встала, подошла к камину, взяла кочергу и поворошила бревна в очаге. Посыпались искры.
Молчание давило, в воздухе висела недосказанность. Что-то подобное происходило в собственной семье Жас, когда отец узнал об измене матери. По мере того, как их брак разваливался на куски, такие тягостные паузы случались все чаще. До тех пор, пока мать не решила продлить паузу навеки.
– Так когда был последний сеанс? В ночь перед смертью Генри? – спросил Тео.
– В ночь его смерти, – сказала Минерва.
Ева молча вышла из гостиной. Жас слышала звук удаляющихся шагов и звяканье льда в стакане.
Минерва стояла у стола и разглядывала «говорящую доску», как будто надеясь найти объяснение.
Жас думала, что Ева сегодня больше уже не вернется. Но из холла вновь раздались шаги. Когда тетушка вошла, в руках у нее было два стакана. Ее собственный – а еще маленький стаканчик с растительным узором по краю. Красивая вещица: в такой хорошо налить апельсиновый сок и пить его в наполненной светом кухне; солнце смеется, а от плиты одуряюще пахнет круассанами и свежим кофе.
– На. – Ева протянула стаканчик сестре.
– Ты же не хотела!..
– Не хотела. Не хотела пробуждать память. Мне это не нужно. Зато нужно, чтобы ты убедилась – ничего не выйдет. Ты всегда надеялась, что мы приобщились к коллективному бессознательному Вселенной, о котором ты вечно рассуждаешь. Тебе нравится думать, что мы получили от деда великий дар. Когда-нибудь ты поймешь, что он просто манипулировал нами, Минерва. И тогда простишь меня.
– Мне не за что тебя прощать.
– Не лги мне. Лицемерие тебе не к лицу.
– О чем это вы? – спросил Тео.
Его вопрос был дружно проигнорирован.
– Дед манипулировал нами? – спросила младшая сестра старшую. – Да зачем?
Теперь их роли поменялись. Теперь именно Минерва выглядела растерянной и нервозной.
– Чтобы напугать, – прошептала Ева.
– Да зачем?!
– Кому знать это, как не тебе. В конце концов, кто у нас психоаналитик? Или история собственной семьи анализу не поддается?
Жас чувствовала неловкость: разговор между сестрами явно не предназначался для чужих ушей. Тео рассказывал, что последние двадцать лет сестры живут в этом доме вместе. Ева, та и не уезжала никуда, не выходила замуж, была бездетной. Минерва после замужества перебралась в Лондон, родила ребенка. А разведясь с мужем, вернулась назад в родительский дом. Как же вышло, что сестры избегали этого разговора так невозможно долго?
– Зачем ему было нас пугать? – снова спросила Минерва.
В голосе немолодой женщины Жас снова различила интонации растерянной девочки.
– На самом деле не понимаешь? – удивилась Ева.
– Нет.
– Пугал, чтобы за утешением мы бежали к нему. Он долго отрабатывал этот трюк на мне. А потом я стала слишком взрослой, и он перенес все свое внимание на тебя.
Минерва уставилась на Еву с откровенным ужасом. Жас видела: она не поверила старшей сестре.
Воцарилось молчание. Младшая сестра подошла к окну и устремила невидящий взгляд в темноту.
Ева по-прежнему держала стакан.
– Давай пройдем через это, Минерва. Нужно, чтобы ты поняла. Хотя бы сейчас.
Та не ответила.
Ева подошла к сестре.
– Если мы не решимся, это так и останется висеть над нами. – Она взяла сестру под руку и подвела к карточному столику. Минерва не сопротивлялась.
– Тео, пойди сюда. Сядь, – велела Ева и перевела взгляд на Жас.
– Вы ведь к нам присоединитесь?
Ева и Тео сели по обе стороны от Минервы, а Жас – к ней лицом. Как только все устроились, Минерва зашарила взглядом по комнате.
– В чем дело? – спросила Ева.
– Если уж мы собираемся…
Она встала и выключила электричество. Затем взяла с камина коробок спичек и зажгла свечи. В воздухе заструился слабый запах серы. Минерва понесла подсвечник к столу; пламя трепетало и рождало светящийся ореол.
Настоящее внезапно пошатнулось, провалилось в прошлое, и Жас словно оказалась в иной эпохе. Она поняла: эта комната создана для неяркого света свечей. Для мягкой игры пламени, для полумрака, для хоровода теней. Спрятанные здесь загадки электрическому свету не подвластны.
