Джесси расплакалась, но ее хватило только на две-три слезинки. Должно быть, сработали защитные механизмы: ее организму сейчас нельзя было терять ни капли влаги. Но она все равно плакала, без слез, и ее рыдания были сухими, как ощущение наждачной бумаги, забившей горло.
Редактора и ведущие телепрограммы «Сегодня» в Нью-Йорке отработали очередной день и теперь отдыхают до завтра. На дочернем канале NBC, вещавшем на южный и западный регионы штата Мэн, началось местное ток-шоу (дородная тетушка – этакая добрая и уютная мамочка – в клетчатом переднике демонстрировала, как легко приготовить бобы в скороварке), потом показывали игру, участники которой отпускали дурацкие и совсем не смешные шутки и вопили почти в оргазмическом экстазе, когда выигрывали машины, моторные лодки и блестящие красные пылесосы. А в летнем домике Берлингеймов на берегу озера Кашвакамак новоявленная вдова снова уснула тревожным и беспокойным сном. И ей снова приснился кошмар – очень яркий и убедительный, как будто все происходило наяву.
Там, во сне, Джесси снова лежала в темноте, и какой-то человек, мужчина – или существо, притворявшееся человеком, – снова стоял в углу спальни и смотрел на нее. Это был не отец и не муж. Это был незнакомец; тот самый, который преследует тебя в кошмарных снах и самых болезненных, самых параноидальных видениях, – порождение твоих самых глубинных страхов. Это было то самое воплощение темного ужаса, которое Нора Кэллиган – с ее полезными советами на все случаи жизни и мягкой, практичной натурой – никогда не принимала в расчет. Это черное существо нельзя победить никакой логикой. Оно просто есть, и оно выбирает тебя в жертву.
Но ты меня знаешь, сказал незнакомец с длинным белым лицом. Потом наклонился и взялся за ручку сумки, что стояла на полу у его ног. Даже не сумки, а маленького чемоданчика. Джесси заметила, причем без всякого удивления, что ручка была сделана из челюстной кости, а сам чемоданчик – из человеческой кожи. Незнакомец поднял его с пола, щелкнул замочками и открыл крышку. И снова Джесси увидела кости и драгоценности; и вновь незнакомец запустил руку в глубь чемоданчика и принялся медленно помешивать его содержимое, и опять Джесси услышала те же страшные звуки – тихое клацанье и позвякивание.
Нет, я не знаю тебя, – сказала она. – Я не знаю, кто ты. Не знаю, не знаю!
Я Смерть, ясное дело, и сегодня вечером я вернусь. Только сегодня я вряд ли буду просто стоять в углу и смотреть. Сегодня я на тебя наброшусь … вот так!
Существо рванулось вперед, уронив чемоданчик на пол (кольца, кулоны, ожерелья рассыпались по полу, как раз рядом с телом Джералда, который лежал у двери и указывал обглоданной рукой на темный коридор) и протягивая руки к Джесси. Она увидела, что ногти у него черные, грязные и такие длинные, что их правильнее было бы назвать когтями… Она резко дернулась и проснулась. Цепи наручников зазвенели, когда она попыталась инстинктивно закрыться руками.
– Нет, нет, нет, – шептала она спросонья и никак не могла остановиться.
Это был сон. Прекрати, Джесси. Это был только сон.
Она медленно опустила руки, так что они снова безвольно повисли в браслетах наручников. Конечно, это был сон – вариация на тему другого сна, который приснился ей прошлой ночью. Но он был такой яркий, такой реальный… о Господи, да. Если подумать, то он был значительно хуже, чем сон о дне рождения брата и даже чем сон об их с папой возне в день затмения. И вот что странно: почти все утро она вспоминала именно эти два сна и почему-то не думала о самом страшном. На самом деле она вообще забыла об этом жутком незнакомце с длинными руками и кошмарным чемоданом, пока не задремала и он не приснился ей снова.
В голове вертелись строчки из песни. Что-то из Позднего Психоделического периода: «Кое-кто называет меня космическим ковбоем… о да… кое-кто называет меня гангстером любви…»
Джесси поежилась. Космический ковбой. Что-то в этом есть. Чужой, посторонний, равнодушное ко всему существо, случайный прохожий…
– Чужак, – прошептала Джесси и неожиданно вспомнила, как собрались морщинами щеки этого существа, когда оно усмехнулось. И как только она вспомнила и осознала это, все остальное сразу же стало понятно. Золотые зубы поблескивают во рту. Пухлые надутые губы. Мертвенно-бледный лоб и большой тонкий нос. И, разумеется, чемоданчик, какие бывают у разъездных коммивояжеров…
Прекрати, Джесси… не надо себя накручивать. У тебя и без того хватает проблем.
Да уж, проблем у нее хватает. Но раз начав думать об этом сне, Джесси уже не могла остановиться. И что самое неприятное: чем больше она о нем думала, тем больше убеждалась, что это мало похоже на сон.
А что, если я не спала? – вдруг подумалось ей, и теперь, когда эта мысль оформилась в слова, Джесси с ужасом поняла, что какая-то ее часть была уверена в этом все время и ждала лишь подтверждения своей страшной догадки.
Нет, конечно же, нет. Это был просто сон…
А если все-таки не сон? Что тогда?
Смерть, – подсказал белолицый чужак. – Ты видела Смерть. Сегодня вечером я вернусь, Джесси. А завтра ночью я сложу твои кольца к себе в чемоданчик вместе с другими моими красивыми штучками… с моими хорошенькими сувенирами.
Джесси вдруг поняла, что ее бьет дрожь, как это бывает при сильной простуде с температурой. Она вперила беспомощный взгляд в пустой угол, где прошлой ночью стоял
(космический ковбой, гангстер любви)
в пустой угол, который сейчас был залит ярким утренним светом, но ночью там снова поселятся черные тени. Ее снова пробрал озноб. Неумолимая правда была такова: вполне вероятно, что она здесь умрет.
Конечно, рано или поздно тебя найдут, Джесси. Но как бы не было слишком поздно. Потому что сперва все решат, что вы с Джералдом укатили в какое-нибудь романтическое путешествие. А почему бы и нет? Разве вы с ним не разыгрывали из себя страстно влюбленную пару, которая переживает затяжной медовый месяц? Только вы вдвоем знали, что Джералд теперь возбуждается только тогда, когда ты прикована наручниками к кровати. И это наводит на определенные мысли… Может, и с ним тоже кто-то игрался в день солнечного затмения?
– Заткнись, – пробормотала Джесси. – Вы все заткнитесь.
Но в конце концов те, кто вас знает, начнут волноваться и примутся вас искать. И скорее всего первыми будут коллеги Джералда. Я хочу сказать, что в Портленде есть парочка женщин, которых ты называешь подругами, но ты никогда не была с ними очень близка. На самом деле это просто приятельницы – милые дамы, с которыми можно попить чайку и перелистать каталоги и журналы мод. Никто из них и не заметит, если ты пропадешь на целую неделю, а то и дней на десять. Но у Джералда есть дела, у него были назначены встречи, и если он не появится на работе к пятнице, то кто-нибудь из его сослуживцев-приятелей начнет звонить и выяснять, в чем дело. Да. Так, наверное, все и будет… но есть у меня подозрение, что найдет вас не кто иной, как смотритель дач. Два трупа в летнем домике. И он наверняка отвернется, Джесс, когда будет тебя накрывать простыней. Потому что ему будет страшно смотреть на твои окостеневшие руки в наручниках – на твои пальцы, твердые, как карандаши, и белые, как свечи. Ему будет страшно смотреть на твой рот; на пену слюны, высохшую на губах до состояния чешуйчатых струпьев. Но страшнее всего ему будет смотреть на твои глаза, в которых навечно застынет ужас, и поэтому он отвернется, когда будет тебя накрывать.
