за Хеннесси. Ну, конечно, принял. Она оставалась в сознании без живительного магнита поблизости.
– Ты ведь не против? – спросил он. – Ничего страшного, если тебя это не устраивает. Я все равно это сделаю. Просто подумал, что, возможно, ты будешь рада от них избавиться. Ну, знаешь, освободить пространство. Сэкономить ресурсы.
Таким бывал Натан по ночам. Худощавый, высокий мужчина примерно тридцати лет, с элегантными манерами и глазами, прикрытыми тяжелыми веками, с красивыми длинными ресницами, темными, как и его волосы. Как только садилось солнце, он становился приятным, вежливым, участливым, жаждущим разговора, даже если Джордан не горела желанием общаться.
– И скольких ты уже достал? – спросила Джордан. Бомба, – сказала ближайшая к ней дверь.
Он обрадовался ее вопросу.
– Только одну с тех пор, как перебрался сюда. Кстати, сколько их было всего, ты помнишь?
Только одну. Хеннесси. Похоже, он имел в виду Хеннесси. Неужели? Джордан уже не грозило заснуть, но если бы Хеннесси умерла, то она наверняка бы почувствовала. Хеннесси была частью Джордан, и наоборот.
Неважно, что они расстались. Ей становилось дурно при мысли о Хеннесси, медленно умирающей в одиночестве, как убитые девчонки.
– Я сбилась со счета, – ответила Джордан.
Натан обвел пальцем вокруг, словно указывая на все бомбы в здании и говоря: я тебя прекрасно понимаю.
Джордан небрежно спросила:
– Как ты убил ту копию?
И снова Натан ткнул пальцем в сторону бомб. Затем раскрыл и опять сжал пальцы, будто управляя марионеткой, и с печальной улыбкой признался:
– Не люблю, когда они… оставляют грязь.
Джордан тихо сказала:
– Верно.
По ночам Натан заказывал еду, включал музыку, смотрел телевизор в баре на втором этаже.
Днем он вел себя иначе.
Он становился затворником, скрываясь где-то в здании. Порой Джордан слышала, как он расхаживает в комнате у нее над головой. Когда ей все же удавалось мельком его увидеть, он что-то бормотал себе под нос, яростно строча пометки в дневнике.
Именно дневной Натан принес с верхнего этажа тело.
Сперва Джордан приняла его за труп. Человек казался мертвым. Рука, волочившаяся вслед за телом по персидскому ковру, имела нездоровый цвет. Тело было настолько обмякшее, как большинство людей не смогли бы расслабиться при жизни. Но когда Натан опустил Адама Пэрриша на нижнюю ступеньку лестницы, Джордан увидела, что грудь парня все еще едва заметно поднимается и опускается. Он был тощим, как жердь, а его глазницы походили на пещеры.
Джордан впервые ощутила нечто похожее на настоящее отчаяние. Казалось, они продолжают ходить по кругу над своим разрушенным будущим, не имея возможности ничего исправить.
Натан осмотрел свои руки, перепачканные чем-то темным. Кровь? Нет. Ночная грязь, глубоко въевшаяся в линии его ладоней. Он вытер их о свои брюки, а затем достал из заднего кармана свой маленький дневник. Бормоча, он начал перечитывать свои прошлые записи, произнося слова если не вслух, то одними губами.
– Не по плану. Не смог привезти его сюда. Ронан Линч. Пришлось его оставить. Он начал умирать в машине. Отнес его обратно в коридор, чтобы это прекратилось. Студент Гарварда тоже не в порядке. Неважно. Уже недолго осталось. Все встает на свои места.
Затем Натан принялся яростно писать в блокноте, продолжая проговаривать вслух.
– Студент, наверное, долго не протянет. Принес его вниз на всякий случай. Время почти пришло. Все начинает казаться знакомым.
Он захлопнул дневник.
Не взглянув больше на Адама, дневной Натан вышел из комнаты. Как только он удалился, Джордан поспешила осмотреть парня. Явных повреждений она не заметила, но он даже не вздрогнул, когда она позвала его по имени и ущипнула. Когда Диклан в последний раз упоминал, что разговаривал с Адамом по телефону? Слышали ли они что-нибудь о нем с тех пор, как Ронана определили в коридор? Она не помнила. На мгновение Джордан задумалась, не присненная ли это копия Адама, но она также быстро отбросила эту идею. Когда грезы засыпали, жизнь в их телах становилась на паузу; они не старели и не нуждались в еде и воде. А лежавшее перед ней тело явно истощалось. Из-за болезни? Или это последствия гадания?
– С ума сойти, – сказала она телу Адама. – Не знаю, приятель. Это плохо. Мы в действительно скверной ситуации.
Остерегаясь Натана, Джордан прокралась к бару и высыпала пару пакетиков с сахаром в стакан с водой. Она вернулась к Адаму и усадила его. Его тело, казалось, совсем ничего не весило, а кожа была сухой и горячей на ощупь. Она влила сахарную воду ему в рот, мучительно медленно, потирая его щетинистое горло, чтобы заставить его проглотить. Девушка опустошила почти четверть стакана, когда ей показалось, что парень может захлебнуться. Лучше, чем ничего, подумала она.
Джордан понемногу начинала уставать. Несмотря на количество произведений искусства в здании, ни одно из них, похоже, не являлось магнитом, а она не рисовала уже несколько дней. Наверное, ей стоило что-нибудь придумать. Если проявить изобретательность, можно сделать краски из приправ и рисовать пальцами вместо кистей.
Но она не чувствовала в себе ни капли изобретательности. Ее не покидали мысли, что Хеннесси, возможно, погибла. А конец света стремительно приближается.
В тот вечер Натан принес кексы из местной пекарни и с явным удовольствием съел свой, сидя через четыре стула от Джордан, которая изо всех сил пыталась не уснуть лицом в тарелке.
Ей казалось, что она тоже захлебывается в сахарной воде.
Вскоре после этого Джордан попыталась убить Натана. Она вооружилась ножом из бара и бросилась на него, когда он трудился над своим дневником. Но, судя по всему, он предвидел такое развитие событий, потому что, едва она приблизилась к нему на расстояние в пару футов, что-то спрятанное под его рубашкой сообщило: бомба.
Джордан резко затормозила, ее туфли заскрипели по паркету.
Мужчина обернулся и слегка раздраженно сказал:
– Скоро все закончится. Как только силовая линия восстановится.
До сих пор Джордан не рисковала приставать к нему с разговорами, не зная, что может его спровоцировать, но сейчас ей показалось, что терять ей уже нечего. Поэтому, вместо того чтобы, как обычно, ретироваться, она спросила:
– И что потом?
– Ты займешься тем, чем занимаешься всегда, а я буду делать то, что делаю, – сказал Натан. Он улыбнулся широкой мальчишеской улыбкой, на его лице читалось искреннее облегчение, словно с его плеч свалился тяжкий груз. – Наконец-то.
Джордан совсем не понравилось, как это прозвучало.
– И чем же я занимаюсь?
– Грезами о Кружеве, – ответил Натан. – Оно считает, что ты не сможешь себя остановить.
Даже сейчас Джордан смутно представляла себе, что такое Кружево, кроме того, что
