кем был Ронан? Тем, кто разрывался между ними.
В том сне Хеннесси и Брайд карабкались все выше и выше, пока не отыскали копию Ронана, свернувшуюся калачиком внутри полого ствола дерева. Он выглядел старше. Его волосы тронула седина. Могущественный и печальный. Ронан, повидавший мир. Но стоило ему открыть глаза, Хеннесси сразу поняла, что перед ней все тот же знакомый ей парень Ронан. Он разрывался между мирами.
Сейчас в мире наяву Ронан выглядел одновременно молодым и старым. С одной стороны, он казался молодым человеком с раздражающе зудящей свежей татуировкой, воинственным разворотом плеч и вызывающей манерой топать ботинками по деревянному полу.
И в то же время в его глазах мерцало что-то древнее. Он больше не выглядел как тот, кто разрывается между. Он был и тем, и другим одновременно; никакого диссонанса.
– Я и есть одно из этих существ, – сказал он.
Хеннесси ему поверила.
– Сначала отдай нам Адама и Джордан, – сказал Ронан. Его слова прозвучали не как просьба. – В любом случае вокруг бомбы. Мы никуда не денемся, верно?
Натан пожал плечами.
– Ладно, забирайте.
Сообща они быстро перетащили Джордан, а затем и Адама.
Хеннесси проверила пульс Джордан – с ней все было в порядке, она просто спала, не в силах проснуться даже рядом с живительным магнитом под кожей Ронана. Поскольку, чтобы поддерживать его в сознании, требовалось слишком много энергии. Хеннесси стало жутко от вида Джордан в таком плачевном состоянии. Она должна была жить сказочной жизнью, найти свое место, создавать сногсшибательные портреты, господствовать в мире искусства. А не лежать, свернувшись калачиком на полу клуба «Шарлотт» под бомбами и старой подделкой Тарбелла.
– Прости меня, Джордан, – прошептала Хеннесси.
Поднявшись на ноги, она увидела, что Ронан стоит на коленях рядом с бесчувственным телом Адама и тоже что-то шепчет ему на ухо. Адам не проснулся, но Ронан, похоже, на это и не рассчитывал.
Он повернулся к Хеннесси, и ее поразило выражение его лица. Она ожидала увидеть печаль, но вместо этого на его лице читалась неприкрытая ярость. Она бурлила в нем, как тот огонь, что Хеннесси изобразила на портрете «Фарух-Лейн, Горящая». Весь тот огонь и еще немного.
– Довольно, – сказал Натан. Он слегка поднял руки, указывая на серые бомбы, выстроившиеся вдоль стен. Бомба, бомба, бомба. – Разбуди линию, Грейуорен.
Ронан поднялся на ноги.
Он шевельнул пальцами, призывая Натана, Фарух-Лейн и Хеннесси отойти в сторону.
Ронан склонил голову. Хеннесси видела, как задвигались его губы. Казалось, он молится. Интересно, подумала она, кому сейчас молился Ронан Линч?
Затем он поднял руки перед собой, словно держа в сложенных чашечкой ладонях один из шаров Брайда.
Натан наблюдал за ним, как завороженный.
– Не делай этого, – внезапно выпалила Фарух-Лейн. – Если он взорвет мир, ты все равно не получишь желаемого! Я привела тебя сюда не для того, чтобы воплотить видение в реальность, а для того, чтобы ты смог все изменить. Ронан! Это не…
Раздался выстрел; она замолчала.
Ронан не остановился. Ему требовалась невероятная концентрация, чтобы выполнить задуманное. Он раскрыл ладони, как страницы книги. Напряг руки, будто держал в них что-то тяжелое.
Воздух в комнате стал видимым.
Хеннесси никогда прежде не задумывалась о движении воды, облаков, молний, о том, что структура этих видимых вещей служит подсказкой о существовании невидимых. Сейчас перед ее глазами предстал мир, где струящиеся, искрящиеся потоки энергии, дрейфующие яркие сферы и нити частиц вливались в море, по которому все они циркулировали каждый день. Темнота стала видимой. Невидимое – видимым.
Энергия возрастала.
– Хеннесси, – прорычал Ронан, и Натан внезапно понимающе улыбнулся, предвкушая зрелище. – Приготовься.
Она знала, что Кружево будет ждать.
Ты уже проходила через это однажды. Преодолела весь путь до Ронана Линча. Не забывай. В тот раз ты его победила.
Все изменилось.
Она изменилась.
Хеннесси больше не испугается.
Ронан резко вытянул руки подальше от тела, будто держал в ладонях что-то горячее.
В следующее мгновение фойе засияло красками, каких Хеннесси не видела никогда прежде. Она не сомневалась, что это зрелище будет преследовать ее всю оставшуюся жизнь. Разумеется, если они выживут.
Силовая линия ожила.
– Советую тебе вести себя хорошо, – прорычал Ронан Натану.
– Конечно, – ответил Натан.
Три сновидца разом погрузились в сон.
Во сне царила суматоха.
Поначалу все выглядело, словно сновидцы и не покидали клуб «Шарлотт». Но затем Натан попытался проскочить вверх по лестнице в свой собственный уголок пространства сна.
Ронан и Хеннесси бросились в погоню.
Было нетрудно заметить, насколько отличались друг от друга стили их грез.
Сон в исполнении Натана выглядел точным и правдоподобным. Здесь ничто не отличалось от реальности. Сновидец вносил изменения только при крайней необходимости. Лестница, созданная его подсознанием, ничем не отличалась от той, с которой они недавно спустились, вплоть до потертых перил, рисунка ковра и тени люстры на ступенях.
Сновидение Хеннесси отличалось преувеличенной реалистичностью. Ее цвета играли ярче, чем в реальности, а тени залегали глубже. Люстра и перила растянулись и изогнулись, превратившись в элегантные живописные версии самих себя. Натан поставил ногу на ступеньку и внезапно обнаружил, что по вине Хеннесси оказался в совершенно другом месте; лестница теперь вела в комнату с картины Вермеера. Женщина, стоявшая у окна в лучах солнечного света, повернула голову и посмотрела на приближающегося к ней Натана.
Сны Ронана переполняли эмоции. Натан сунул руку под стол на картине Вермеера; в его руках появился стального цвета табурет, который едва Натан его создал, проговорил: бомба. Внезапно, наводя ужас, громыхнула музыка. Она обрушилась на Натана как шторм. Он попытался отстраниться от этого ошеломляющего чувства, но на его лице читался страх. Пальцы, сжимающие табурет, слабели; подсознание Ронана отбросило бомбу в сторону.
– Мне нужно преимущество на поле, Хеннесси, – сказал Ронан, надеясь, что она его услышит, надеясь, что она поймет. Все внимание Линча было сосредоточено на том, чтобы непрерывно вырывать бомбы из рук Натана, который снова и снова их хватал. Со стороны Фарух-Лейна было очень умно решить, что вся его взрывчатка может иметь любую форму. Ему не приходилось тратить время на то, чтобы держать в голове определенную картинку. Так что бомбой мог стать абсолютно любой предмет; Натану оставалось лишь придумать характер разрушений.
– На этом поле, – ответила Хеннесси.
Сон расплылся как акварель, превращаясь в новую картину: теперь это был пейзаж, но без земли. Сновидцы падали сквозь бесконечное грозовое небо, их окружали только тучи и сверкающие молнии. Хитро, – подумал Ронан, – ухватиться здесь не за что. Однако это была не просто
