На обратном пути комендант старался обходиться со мной любезно. Мы подъехали к цитадели в полночь; комендант пригласил меня к себе и, пытаясь сделать хорошую мину, предложил выпить по стакану вина. Послал часового к дежурному офицеру с приказом доставить заключенного. Каково же было наше изумление, когда офицер явился один, без принца! «Где заключенный!» — взорвался комендант. Офицер щелкнул каблуками: «Освобожден сегодня вечером в шесть часов тридцать две минуты!» Комендант, почти не владея собой, крикнул: «Кто приказал!?» Офицер спокойно ответил: «Ваша милость, кто же еще! Прискакал курьер из Ильзунгена и вместо письменного приказа передал ваш перстень с печатью. Ваша милость в экстренных случаях всегда так поступали. Я неукоснительно выполнил приказ». Комендант поднял руку… без перстня. В ту же секунду его протянул офицер.
Я не стал разбираться в подробностях инцидента, прыгнул на коня и поскакал домой. Принц созерцал портрет Вероники — как долго он был лишен этого счастья!
Бедного Фрайхарта — запамятовал, дорогой друг, Вам написать — к тому времени похоронили. Его функции постепенно перешли ко мне. Принц Александр, по видимости, хорошо перенес заключение. Принц тепло поблагодарил меня за доставленные вещи и еду, в особенности за пилюли мекониума, которые я не посылал! Его тесная камера, прибавил он, именно поэтому превратилась во дворец грез.
И кто же, маркиз, по-вашему, посылал от моего имени эти пилюли? Угадываете, не так ли? Тот же человек, который послал перстень коменданта, желая доказать, что он лучше меня играет в шахматы. Еще бы! Я трачу неделю, он освобождает принца в момент! Более того, дорогой друг, я совершенно убежден: рука, отпустившая принца из цитадели, его туда и упрятала. У меня нет и тени доказательства, нет и тени сомнения, — это его воля побудила гессенского секретаря составить документ и подделать подпись посла. Разве наш юнкер не испытал его месмерическое влияние? Он полностью подчинил себе Цедвица и тот, сознательно или нет, дошел до преступления. Аналогична история с беднягой секретарем; заметьте, секретарь, равно как и Цедвиц, впоследствии ничего и не вспомнил.
И для чего он все это проделал? Думаю, решил оказать на принца новое давление. Натравить на герцога. Вынудить, наконец, к действию!
То, что сии манипуляции стоили человеческой жизни — я разумею нашего несчастного друга Фрайхарта, — ему абсолютно безразлично. И, увы, чувствуется, как подобное отношение повлияло на принца. О смерти Фрайхарта я сразу же написал в цитадель. Понятно, он интересовался подробностями, спросил о погребении с теплым участием к другу, погибшему ради него. Но именно поинтересовался. Устало, спокойно. Через его апатию ни разу не прорвалась стремительная боль. Почти восемнадцать лет барон был с ним постоянно — и что же? — так можно интересоваться внезапной утратой какого-нибудь кавалера или слуги. Словом, маркиз, с тех пор как принц Александр принимает пилюли доктора Тойфельсдрока, он видит мир иначе.
* * *
На другое утро.
Почта в Мюнхен уходит в полдень; хочу кое-что добавить. Мы ужинали с принцем вдвоем, другие кресла за столом зияли зловещей пустотой — Ваше, маркиз, нашего бравого юнкера, нашего почившего друга Фрайхарта. Затем принц уединился, а я пошел в комнату барона, где привык в последнее время работать. Вызвал писца, принялся диктовать. Было уже поздно, когда я сочинял ответ лорду Сеймуру. Принц, верно, захочет что-нибудь передать, решил я, и отправился в его спальню, предварительно удостоверившись с балкона, что свет там горит. Дверь стояла полуоткрытой; я постучал и, несмотря на молчание, вошел.
Принц лежал на кушетке посреди комнаты, напротив портрета Вероники и эскиза Мурано. Однако его взгляд, казалось, рассеивался в воздухе. На столике рядом — табакерка с пилюлями. Он лежал на боку, вытянувшись, опираясь левым локтем на подушку. Правая рука бессильно свисала.
Я подошел, имея определенное ощущение, что принц меня видит, несмотря на свой наркотический дурман. В его позе, однако, это никак не отразилось. Я уселся напротив и принялся молча наблюдать: на мгновение показалось, будто его раздражает чужое присутствие, — нет, он совершенно забыл про меня — одинокий в своих грезах.
Должен признаться, маркиз, это мало напоминает фантастические рассказы Вашего знакомого, капитана фрегата, о действии мекониума. Вероятно, действие сие, подобно опьянению от пива или вина, у разных субъектов проявляется по-разному. Касательно принца я наблюдал следующее: долгие минуты он лежал тихо и недвижно. Потом веки медленно приподнялись, взгляд направился на образ возлюбленной; чудилось, словно глаза вбирали этот образ и мягко притягивали ближе и ближе. Фрайхарт, которому был знаком каждый нюанс душевных выражений принца, однажды описал мне сцену в соборе Сан-Донато, в Мурано. Принц Александр сопровождал обожаемую женщину, барон следом за ними вошел в пустую церковь. Пока Вероника творила истовую молитву перед «Мадонной» Себастьяна в капелле левого придела, принц ждал, прислонясь к колонне старой базилики, выбрав место так, чтобы виделся профиль возлюбленной. Скрытый другой колонной, Фрайхарт мог без помехи наблюдать черты его лица. Барон описывал ему сцену в Сан-Донато: и теперь я видел подобное выражение любви прозрачной и чистой, высоко отрешенной от ощущений людей обыкновенных.
Понимаете, маркиз, перед наяву грезящим принцем стоял не фантом возлюбленной, нет, она сама. В наркотическом мареве он видел дух, взявший форму и краски, призрак во плоти и крови. Неслышно шевелились губы, но, казалось, принцу этот шепот звенел потоком страстных признаний, а невидимое скольжение руки смыкалось объятьем. Сверхъестественные переживания принца захватили даже меня, свидетеля безучастного и заведомо холодного; мой разум поразило озарение: дама из Мурано стоит между нами, невидимая для меня, но очень видимая и осязаемая для принца.
Я вышел из комнаты на цыпочках и потом долго не мог заснуть.
Дорогой друг, мы с лордом Сеймуром были рядом с принцем, когда в деревенском доме на Бренте возник дух, вызванный сицилийцем, и затем дух, вызванный доктором Тойфельсдроком. Я присутствовал, когда этот человек у себя в Мюнхене перед месмеризованным Цедвицем вызвал духов его родителей. Все это несравнимо с потрясением пред сегодняшней ночной аппарицией, правда, принц ее видел, а я — нет.
С помощью пилюль, совершенно ясно, доктор хочет дать принцу возможность претворения снов в реальность. Вы писали, маркиз, сия фармакопея обладает свойством усиливать не только чувственные, а также и мыслительные способности, — примеры, приведенные вашим капитаном, и в самом деле удивительны. Интенсивный процесс воздействия иногда наделяет даже труса и глупца чрезвычайным мужеством и обширными познаниями — такова, очевидно, цель доктора Тойфельсдрока. Только мне сдается, у принца это ограничивается уплотнением тумана, проявлением четких конфигураций, напряженность галлюцинации заставляет его забыть о реальном будущем. Честолюбие его, полагаю, скорее засыпает, нежели пробуждается. Меч, который доктор пытается наточить до блеска, напротив, теряет остроту и ржавеет.
