Он поднял взгляд на широкое окно детской спальни. “Бог мой, что поселилось в этом доме?” И сколько дней пройдет, прежде чем Киндерман не потребует, наконец, чтобы ему показали девочку? И не столкнется лицом к лицу с живой физиономией Дэннингса? И не отправит Риган “куда следует”?
И сколько ей вообще осталось дней?
Каррас решил, что пора готовиться к встрече с Администрацией. Он быстро наискосок перешел улицу и позвонил в дверь. Уилли встретила его на пороге.
— Мадам прилегла поспать.
Каррас кивнул.
— Хорошо. Очень хорошо. — Он прошел мимо нее и стал подниматься по лестнице. Требовалось найти последний, решающий довод.
Сложив руки, Карл восседал безмолвным изваянием у окна и не сводил с девочки глаз. Каррас подошел к кровати. С подушки непрекращающимся потоком каких-то потусторонних заклинаний неслось слабое бормотание. Белки закатившихся глаз двумя мутно-молочными каплями поблескивали в полумраке. Священник взглянул украдкой на Карла, затем наклонился и сделал вид, будто растегивает ремешок.
— О нет, святой отец, нет!
Швейцарец вдруг подпрыгнул к кровати и одним стремительным взмахом отшвырнул его руку в сторону.
— Это очень плохо! Он сильный, очень сильный! Оставьте ремни!
Одного взгляда на него было достаточно. Теперь Каррас поверил. Да, она могла это сделать. Она действительно могла свернуть шею Бэрку Дэннингсу. “Боже мой, Каррас, спеши! Думай! Ищи его, это решающее доказательство! Спеши, или…”
— Ich Mochte Sie Etwas fragen, Engstrom!
Иезуит вскинулся, как ужаленный, и с новой надеждой обернулся к кровати. Бес глядел на Карла и ухмылялся.
— Tanzt Ihre Tochter gern?
Это был немецкий! Существо по-немецки спрашивало Карла, любит ли его дочь танцевать! У Карраса тяжело забилось сердце. Слуга побагровел: глаза его засветились холодной яростью.
— Лучше будет, если вы уйдете, — шепнул священник.
— Нет, я останусь! — Швейцарец угрожающе стиснул кулаки.
— Выйдите, я вас очень прошу, — повторил иезуит твердо и неумолимо. Еще несколько секунд Карл упрямился, затем выскочил из комнаты.
Смех оборвался. Каррас оглянулся. Демон разглядывал его с очень самодовольным видом.
— Итак, ты снова здесь, — квакнул он гулко. — Я удивлен. Почему-то мне казалось, что, опозорившись со своей святой водой, ты сюда больше не сунешь носа. Ан нет, ошибся. Совсем забыл, ведь у святош нет совести.
Каррас попытался взять себя в руки. Нельзя было расслабляться ни на минуту. Лингвистический тест продолжается: он требует полноценной, содержательной беседы. Испытуемый может пользоваться информацией из глубин собственной бессознательной памяти; важно полностью исключить для него такую возможность.
“Спокойно! И не спеши… Вспомни о той девочке!” Юная служанка впала в одержимость. Специалисты выяснили, что она бредит на древнесирийском. Как оказалось позже, девочка работала некогда в доме, где жил, среди прочих квартирантов, студент-богослов. Перед экзаменами он расхаживал по комнате, а иногда и по лестнице, проговаривая свои тексты вслух: они-то и запали каким-то образом в память девочке. “Спокойно! Только не обожгись…”
— Spechen Sie Deutch? — осторожно спросил Каррас.
— Вот как, мы продолжаем наши игры?
— Sprechen Sie Deutch? — повторил он все еще со слабой надеждой.
— Natúrlich, — осклабился демон. — Mirabile dictu[21], не правда ли?
Священник остолбенел; сердце его едва не выпрыгнуло из груди. Немецкий плюс еще и разговорный латинский!
— Quod nomen mihi est? — быстро спросил он. — Как меня зовут?
— Каррас.
С быстро нарастающим возбуждением иезуит бросился в словесный бой.
— Ubi sum? Где я?
— In cubiculo. В комнате.
— Et ubi est cubiculum? А где комната?
— In domo. В доме.
— Ubi est Burke Dennings? Где Бэрк Дэннингс?
— Mortuus. Он мертв.
— Quomodo mortuus est? Как он умер?
— Inventus est capite reverso. Его нашли с головой, свернутой назад.
— Quis occidit eum? Кто убил его?
— Regan. Риган.
— Quomodo ea occidit ilium? Dio mihi exacte! Как именно она убила его? Расскажи подробно!
— Для начала и этого достаточно, — усмехнулся демон, — даже более, чем достаточно. Хотя, разумеется, ты догадался бы, рано или поздно, что, задавая мне вопросы, сам же мысленно на латыни и отвечал на них. — Он рассмеялся. — Подсознательно, конечно. И что бы делали мы без этого вашего подсознания? Догадываешься, Каррас, к чему я клоню? Вот-вот, не говорю я ни на какой латыни. А попросту читаю твои мысли и изымаю из них все ответы!
Каррас уныло глядел на него. Зернышко сомнения проросло мгновенно, и карточный домик надежды рассыпался.
— Ну вот, ты наконец и догадался, — хихикнул демон. — Как видим, я был прав. Люблю я тебя, Каррас! Обожаю сообразительных людей!
Он откинул голову на подушку и затрясся от хохота. Священник задумался: нужен был такой вопрос, который не имел бы однозначного ответа. “Но что если я мысленно переберу все варианты?.. О’кей, тогда вопрос, ответа на который я не знаю сам. Проверим правильность позже.” Он подождал, пока утихнет смех.
— Quam profundus est imus Oceanus Indicus? Какова глубина Индийского Океана в самом глубоком месте?
— La plume de ma tante![22] — рявкнул демон, и глаза его злобно сверкнули.
— Responde Latine.
— Bon jour! Bonne nuit![23]
— Quam…
Kappac не договорил: глаза у Риган закатились и чертами лица вновь овладел загадочный “бормотун”.
— Дай мне договорить с демоном! — воскликнул Каррас. Ответа не было. Слышалось лишь дыхание — как шум прибоя у дальних берегов.
— Quis es tu?[24] — спросил он дрожащим, хриплым голосом. И снова — лишь дыхание в ответ.
— Дай мне поговорить с Бэрком Дэннингсом! — Икота. Шумный вздох. И снова икота.
— Дай мне поговорить с Бэрком Дэннингсом! — Мучительная, ритмичная икота не прекращалась. Каррас сгорбился на краю стула в напряженном ожидании. Прошло еще несколько минут. Он клюнул носом; рывком поднял голову. “Не спать!..” Риган лежала безмолвно и неподвижно. Икота прекратилась. “Спит?”
Он подошел к кровати. Глаза у девочки были закрыты. Она тяжело дышала.
Каррас нагнулся и измерил пульс, затем взглянул на сухие, растрескавшиеся губы. Он выпрямился, постоял еще немного, наконец, вышел из комнаты и спустился в кухню. За столом сидела Шэрон и заедала суп сэндвичами.
— Перекусить не хотите, отец Каррас? Проголодались ведь.
— Нет, спасибо. — Он присел и взял со стола блокнот с карандашом. — Только что у девочки была сильная икота. Вам прописывали компазин?
— Да, и немного еще осталось.
