— Да, и немного еще осталось.
Он записал что-то на листке.
— Дайте ей на ночь двадцать пять миллиграммов в суппозитории.
— Хорошо.
— Начался процесс обезвоживания организма, поэтому я перевожу ее на внутривенное питание. Завтра с утра позвоните в магазин медицинского оборудования, и пусть они все это срочно доставят в дом. — Он подтолкнул по столу блокнот в ее направлении. — Сейчас девочка заснула. Можете начинать вводить сустаген.
— Ладно, сейчас. — Шэрон кивнула и заглянула в блокнот, не прекращая орудовать ложкой. Несколько секунд Каррас молча наблюдал за ней. Потом нахмурился.
— Вы ведь ее учительница?
— Да.
— Латыни вы ее случайно не учили?
— Нет, — удивилась Шэрон.
— А немецкому?
— Только французскому.
— В каком объеме? “La plume de ma Tante?”
— Да, в общем-то.
— Но ни латыни, ни немецкому.
— Ну что вы, нет, конечно.
— А Энгстремы, между собой они, очевидно, говорят по-немецки?
— Конечно.
— Должно быть, и в присутствии Риган говорили?
— Наверное. — Девушка пожала плечами и поднялась, чтобы отнести в раковину тарелки. — То есть наверняка говорили.
— А вы сами латынь изучали когда-нибудь?
— Нет, никогда.
— Но на слух ее распознали бы?
— Конечно. — Она ополоснула тарелку и поставила ее сушиться на стойку.
— Как она говорит на латыни, вам не приходилось слышать?
— Риган?
— Да. Уже после начала болезни.
— Никогда такого не было.
— А на каком-нибудь другом языке?
Шэрон задумалась, медленно закрутила кран.
— Не знаю, может быть, мне это и показалось, но… Кажется, я слышала, как она говорила по-русски.
В горле у Карраса пересохло.
— А сами вы по-русски говорите?
— Кое-как, — пожала плечами девушка и сложила кухонное полотенце. — Немного в колледже изучала.
Каррас расслабленно обмяк на стуле. “Ну конечно, она и мои мысли так же читала…” Подперев лоб ладонью, он тускло уставился в пустоту. Телепатия вообще характерна для лиц, находящихся в состоянии крайнего нервного напряжения; такие люди нередко изъясняются на незнакомом языке, однако всегда лишь на том, который известен кому-нибудь из присутствующих. “…Мысли сходятся… Bon jour… La plume de ma tante… Bonne nuit… Н-да. С такими сомнениями как бы собственную кровь не превратить в вино…”
Итак, что делать? “Сначала — спать. Потом — сюда. Не оставлять попыток, снова и снова.”
Он поднялся, задумчиво поглядел на Шэрон. Девушка стояла у раковины и задумчиво наблюдала за ним, скрестив руки на груди.
— Я возвращаюсь к себе. Позвоните, как только проснется Риган.
— Хорошо, позвоню.
— Про компазин не забудете?
— Нет-нет, займусь этим сейчас же.
Каррас кивнул; сунув руки в карманы, постоял еще немного, пытаясь вспомнить, не забыл ли чего-то важного. “Всегда так. Что-то обязательно ускользнет от внимания, когда, казалось бы, сделано уже все…”
— Скажите, святой отец, что же все-таки случилось? — услышал он печальный голос. — Что с нашей Рэгс?
Каррас поднял взгляд; в глазах ее застыл мучительный вопрос.
— Я не знаю, — произнес он тихо и опустошенно, повернулся и вышел из кухни. Уже в прихожей он услышал за спиной быстрые шаги.
— Отец Каррас!
Священник обернулся: Карл протягивал ему свитер, чистый и чем-то надушенный.
— Простите. Хотел раньше. Все забывал.
— Вы очень заботливы, — проговорил Каррас растроганно. — Большое спасибо.
— Вам спасибо, отец Каррас. — Голос у швейцарца дрожал, в глазах стояли слезы. — Спасибо за все, что вы делаете для мисс Риган.
Он отвел смущенно взгляд, затем отвернулся и быстро вышел из прихожей. Несколько секунд Каррас стоял, глядя ему вслед. “Карл и Киндерман… Еще одна загадка. Как все здесь запутано…” Он бессильно толкнул дверь; шагнул — из одного мрака в другой; пошатываясь, побрел через дорогу в предвкушении долгожданного сна.
На полу комнаты, у самой двери, лежала розовая бумажка. Записка от Фрэнка. Домашний номер. “Просьба позвонить…”
Каррас поднял трубку, назвал цифры и стал ждать. Руки его дрожали — то ли от отчаяния, то ли от обнадеживающего предчувствия.
— Алло? — мелодично пропел на другом конце провода звонкий мальчишеский голос.
— Папу позови, пожалуйста.
— Одну минуту, — раздался стук, — трубку положили на стол. Потом еще один. — Простите, а кто спрашивает? — снова пискнуло в ухе.
— Отец Каррас.
— Отец Каритц?
— Каррас, — ровным тоном повторил священник, слыша уже лишь гулкие удары собственного сердца. — Отец Каррас.
Снова шум. Напрягшиеся пальцы сдавили лоб. Трубку подняли.
— Отец Каррас?
— Привет, Фрэнк. Так и не смог до вас дозвониться.
— Да, простите, я дома сидел — работал с вашими пленками.
— Закончили?
— Да. Случай, скажу я вам, очень странный.
— Не сомневаюсь. — Каррас попытался унять дрожь в голосе. — Ну и что же, Фрэнк, к какому выводу вы пришли?
— Ну, во-первых, этот наш метод знакотипового подсчета…
— Да?
— Для ответа со стопроцентной точностью материала у меня, как вы сами понимаете, было недостаточно, но в целом вывод ясен. Голоса эти, по-видимому, принадлежат двум разным людям.
— По-видимому?
— Ну, под присягой я бы этого утверждать не стал. Кроме того, расхождение в конечном итоге оказалось минимальным.
— Минимальным, — механически повторил Каррас. “Туда-сюда, как мячиком в игре…” — Ну а бормотание? — спросил он безо всякой надежды. — Это язык или нет?
В трубке хмыкнули.
— Что смешного? — мрачно отозвался священник.
— Это у вас, случайно, не какой-нибудь мудреный психологический тест, а, святой отец?
— Фрэнк, я вас не понимаю.
— Нет, конечно. Скорее всего, пленку не так заправили.
— Фрэнк, язык это или не язык?
— Ну, в конечном счете, — да, язык.
Каррас остолбенел.
— Вы шутите?.. И что это за язык? — спросил он, все еще не веря собственным ушам.
— Английский.
Несколько секунд священник молчал.
— Фрэнк, у нас тут, может быть, что-то со связью, — проговорил он колючим голосом. — Или вы действительно шутить вздумали?
— У вас магнитофона нет поблизости? — спросил Фрэнк.
— Есть. — Магнитофон стоял на столе.
— В режиме обратного воспроизведения работает?
— При чем тут…
— Работает или нет?
— Погодите. — Поборов раздражение, Каррас снял крышку. — Да, Фрэнк. Ну, так в чем дело?
— Поставьте пленку и послушайте ее в обратном направлении.
